Я, как и перед тем, как прыгнуть в эту кроличью нору, подобралась. И стала подниматься по лестнице навстречу королеве вуду. Согласно надписи на могильном камне, оставшемся в семидесяти футах позади, Мари Лаво скончалась в 1881 году. Я только это и знала о ней, если не считать ее принадлежности к гулям и репутации среди вудуистов. Кости предпочел не сплетничать о ней прямо, так сказать, у нее во дворе. Его опасения много говорили о персоне, которая с каждым шагом виделась все яснее. После того что я слышала о Мари, я готова была увидеть ее восседающей на троне, в тюрбане, с безголовым цыпленком в одной руке и ссохшимся черепом в другой. И потому, разглядев ее, моргнула от удивления.
Мари сидела в мягком кресле, возможно «Ла-зет-бой», и предавалась столь безобидному занятию, как вязание. На ней было черное платье, белая шаль накинута на плечи. Модные туфельки на каблучках, возможно, были от «Прада». Отпущенные до плеч черные волосы, завивающиеся над тщательно накрашенным лицом, странно напомнили мне какой-то кинофильм. Ей бы склоняться над плитой, спрашивая: «Правда, вкусно?» — а мне бы разбить несуществующую вазу…
— Оракул?
Слово вырвалось у меня помимо воли. Не удивительно, что Кости так рвался пойти со мной. Не успели поздороваться, а уже ее разозлила.
Взгляд ореховых, слишком пронзительных глаз пробрал меня от каблуков до макушки. Спица повернулась в пальцах, указав на меня.
— Бинго!
Тот же медовый выговор, сладкая речь южных креолов. Если ухо может поглощать калории, у меня от одной ее речи задница растолстеет. А это слово точно продолжало цитату из «Матрицы», которую я припомнила.
— Отличный фильм, верно? — Я и не думала садиться без приглашения. — Один из моих любимых. Во всяком случае первый. Продолжения мне не нравятся.
Пронзительные глаза уставились на меня.
— Ты воображаешь себя Номером Первым? Будущим вождем для нас всех?
— Нет. — Я шагнула вперед и протянула руку. — Я просто Кэт. Рада познакомиться.
Мари встряхнула мою руку. Ее пальцы на миг сжались, но не причинили боли.
Выпустив руку, она легким движением головы указала мне место рядом с собой:
— Прошу садиться.
— Спасибо.
Маленькая, ничем не украшенная комната. Бетонные стены, но хоть сухие, и никакой мебели, кроме двух кресел. Мне вспомнилась тюремная камера. Строго и безрадостно.
— Мне перейти прямо к делу и сказать, что Грегор несет чушь, или сначала светски побеседуем?
Салонные разговоры казались сейчас неуместными. Кроме того, если бы я обладала светскими манерами, на меня не злилось бы столько народу. Кое-какими талантами я не обладаю. Ладно, многими талантами.
— Чего ты хочешь? — спросила Мари.
Ее прямота заставила меня улыбнуться.
— Вы не спали с Кости, и вы не ходите вокруг да около. Если бы вы еще не думали поддержать Грегора против Кости, я была бы от вас в восторге.
Она, вернувшись к вязанию, пожала плечами:
— Я решаю, убивать людей или нет, независимо от того, насколько они мне нравятся. Если это необходимо.
Я невольно хмыкнула:
— Говорите почти как Влад.
Спицы замедлили движение.
— Еще одна причина тебе удивляться. Влад Цепеш не так легко заводит друзей. И Ночной Хват не в каждую встречную влюбляется. У тебя впечатляющий список побед, Смерть.
Брови у меня поползли на лоб.
— Победа — это когда за что-то сражалась. С Грегором я не знакома, Влад мне просто друг, а Кости единственный человек, который мне нужен, если говорить о трофеях.
Она гортанно рассмеялась.
— Либо ты очень хорошая актриса… либо очень наивна. Грегор хочет тебя вернуть, и основания у него вполне серьезные: кровные узы. Влад Цепеш назвал тебя своим другом. А Кости, который славился неразборчивостью в любовных связях, на тебе женился и начал ради тебя две войны.
— Две? Я знаю об одной.
— Грегор, естественно, сердит на Менчереса за десятилетнее заключение, однако предложил все забыть, если ему вернут тебя. Кости отказался, а этот отказ относится и к его соправителю Менчересу. Фактически это означает войну с Грегором.
Потрясающе! Кости что-то забыл об этом упомянуть.
— Если бы Грегор не влез в мои сны, я не узнала бы его, даже сбив машиной, — хладнокровно ответила я. — Я помню, как разрезала себе ладонь и поклялась на крови, что Кости будет моим мужем, при сотнях свидетелей. А у Грегора где свидетели? Где доказательства? Если он в самом деле потрудился на мне жениться, мог бы сохранить сувенир.
— Ты сама без труда можешь узнать правду, — заявила Мари. — Удивляюсь, что до сих пор не узнала.
Я подалась вперед:
— Менчерес сказал, что моих воспоминаний не вернуть.
— Да? Так и сказал?
Я застучала ногтями по сиденью стула.
— В этом роде.
— Менчерес не в состоянии вернуть тебе память, но Грегор может, — спокойно сообщила Мари. — Менчересу это известно. Как и Кости.
Я молчала целую минуту. Она пристально смотрела на меня, дожидаясь реакции, и наконец улыбнулась:
— Ты не знала. Как интересно.
— Это ничего не значит, — возразила я, прикрывая очевидное удивление. — Я не знакома с Грегором, но он не похож на парня, который вернет мне память, а потом любезно удалится, когда окажется, что он лгал.
— А если окажется, что он не лгал?
Будь осторожна. Очень осторожна!
— Я уже говорила, почему все его доказательства сводятся к моим воспоминаниям? Очень может быть, что это затеяно, чтобы заманить меня в пределы досягаемости, а там уж пусть победит более проворный.
Мари отложила вязанье. Я решила, что это означает переход к серьезному разговору.
— В данный момент я верю, что ты действительно не знаешь о своей связи с Грегором. Однако, если будет доказано, что ты его жена, а не Кости, я, согласно нашим законам, поддержу Грегора. Вот мой ответ.
— Вы вот спрашивали меня, Мари, чего я хочу. Я хочу отправиться домой с Кости и чтобы все оставили нас в покое лет на десять. Я не помню Грегора, но если бы и помнила, это не изменит моего отношения к Кости. Если Грегор или вы попробуете силой заставить меня жить с ним, получите драку.
В лице Мари удивительным образом отсутствовали приметы возраста. Может, она стала гулем в двадцать лет. А может, в пятьдесят.
— Я когда-то была замужем, — заметила она. — Его звали Жак. Однажды ночью Жак избил меня, и я поняла, что ему это понравилось. Утром я напоила его отравленным тоником, потом похоронила под своим крыльцом. С тех пор, заводя любовника, я называю каждого Жаком, чтобы напомнить себе, что, если придется, я его убью. — Она склонила голову набок и с вызовом глянула на меня. — Хочешь что-нибудь выпить?
