Коньки и лед — самое главное на всех соревнованиях.
Лед во всех странах разный. Он бывает жестким и мягким, а случается, крошится под коньком. Все зависит от качества и температуры воды, которой каток заливают. И то, какой на катке лед, имеет огромное значение. Хоккеистам лед нужен жесткий, а фигуристам, наоборот, помягче, тогда легче кататься.
Когда я много падал и получал первые травмы, особенно в детстве, лед казался мне очень холодным, безжалостным и отталкивающим. Ты начинаешь на него злиться, бороться с ним, и в конце концов побеждаешь — падаешь уже не так часто, у тебя получаются сложные элементы.
А когда становишься чемпионом, выигрываешь соревнования, отношение ко льду меняется, ему начинаешь симпатизировать.
Сейчас, выходя на любой каток, я легко определяю и понимаю, что это за лед. И никогда на него не злюсь. Наоборот, стараюсь договориться, прошу его помочь, иногда даже беседую с ним. А разговаривать со льдом нужно как с близким другом, и желательно наедине.
Я разговариваю с ним перед ответственными соревнованиями — прошу помочь откатать программу чисто, прошу не ставить мне подножек. На тренировках мы тоже иногда беседуем, особенно когда я выполняю сложные элементы и у меня что-то не получается. Чаще всего мы говорим со льдом в Петербурге, во Дворце спорта «Юбилейный».
Но и в других странах, случается, я прошу его о помощи. И независимо оттого, на каком языке говорят в государстве, принимающем Олимпийские игры или чемпионат мира, говорю с ним только по-русски. И лед меня всегда понимает.
Правда, иногда и лед, и коньки устраивают спортсмену настоящее испытание на прочность.
Однажды я едва не лишился пальца на правой ноге.
Мы были на сборах в Испании. Я прыгаю, приземляюсь на лед, нога соскакивает, и я пяткой пробиваю себе правый ботинок и ногу.
Ощущение — будто я отрезал себе палец. Первые несколько мгновений даже боли не чувствую, просто ощущаю, будто на правой ноге нет пальца. И тут через ботинок, через шнуровку хлынула кровь. Когда снял пробитый ботинок, кровь стала идти еще сильнее. Вокруг образовалась лужа, лед побагровел.
«Скорую» ждали минут тридцать. Боль безумная, меня трясет, начались судороги.
Оказалось, что я перерезал себе сухожилия. Испанские хирурги наложили мне семнадцать швов.
Пока все тренировались, я лежал в больнице, а потом учился ходить на костылях. На них и вышел из самолета, когда прилетел домой. Мама, увидев меня, заплакала. Я ей заранее ничего не говорил, не хотел тревожить.
Прямо из аэропорта мы с мамой и Алексеем Николаевичем поехали в госпиталь, где меня ждала еще одна операция.
Эта травма до сих пор дает о себе знать — палец не работает. А правая нога, между прочим, является толчковой в нескольких сложных прыжках, на нее всегда приземляешься.
После операции я целый месяц ничего не мог делать, палец не двигался, не шевелился вообще. А потом потихонечку начал восстанавливаться.
Первое мое выступление после этой травмы проходило в Англии. И я едва не сорвал его: у меня появился страх — я боялся прыгать, боялся снова повредить травмированный палец.
Но в конце концов я сумел справиться со своим страхом. Сейчас эта травма не мешает, но иногда нет-нет да и напомнит о себе. Особенно во время одного элемента — когда делаешь ласточку и вращаешься на правой ноге. Однажды у меня свело ногу прямо во время соревнования.
Мне надо было кататься еще три минуты, сделать шесть сложных элементов. А ногу свело так, что я готов был орать отболи!
Я стиснул зубы и продолжал кататься. И выдержал: сделал все положенные элементы, пошел на вращение. Боль никуда не уходила. И тогда на последней минуте я стал делать движения, которые не значились в программе. Отвлекал судей руками и мимикой, а сам тянул ногу, чтобы судорога прекратилась. Те соревнования я все-таки выиграл.
11. Фигуры Плющенко
Тренировка заканчивается. Я в который раз отрабатываю свое фирменное вращение бильман. Алексей Николаевич стоит у бортика.
— Все, Женя, на сегодня достаточно. Иди домой, отдыхай. — Он уходит.
— Значит так, еще десять бильманов делаешь, и только тогда пойдем! — Это голос моей мамы.
Ей показалось, что я недостаточно поработал.
Вращение бильман — это детище моей мамы.
Когда-то, впервые в истории фигурного катания, его исполнила знаменитая швейцарская фигуристка Дениз Бильман. Нога легко поднимается, и фигурист подхватывает ботинок у самой головы — получается кольцо. И оно вращается. Потом бильман стали делать все девочки, которые серьезно занимались фигурным катанием.
Мальчики всегда проигрывали девочкам в гибкости — так уж сложилось генетически. И ничего здесь не поделаешь.
Я был еще совсем маленьким, когда увидел это вращение — по телевизору шла программа о фигурном катании. Эта фигура казалась мне волшебной и недосягаемой, но я уже тогда мечтал ее сделать, мне тоже хотелось так вращаться.
А потом моя мама увидела на тренировке девочку, которая легко и красиво вращалась в бильмане. Через неделю, благодаря упорству и самоотверженности мамы, этот элемент покорился и мне. Оказалось, это не так уж и сложно — ведь я был очень гибкий и растянутый — опять же благодаря стараниям мамы.
Я безумно гордился, что у меня получилось!
Тогда по случаю покорения бильмана родители устроили пикник. Мы всей семьей поехали за город: пекли картошку, варили борщ на костре. Все это было так здорово и необыкновенно вкусно.
В результате я стал первым мужчиной в мире, который сумел повторить этот элемент, долгие годы в фигурном катании считавшийся исключительно женским.
Весь путь — с моих первых шагов на катке до олимпийского золота — мама прошла рядом со мной. Мы вместе изучали фигурное катание, она что-то перенимала у тренеров, что-то придумывала сама.
Конечно, досконально технику она не знает. Но главное она понимала всегда — куда наклонить корпус при приземлении, куда при толчке… Она понимала, что нужно делать.
В детстве она мне помогала постоянно. Особенно в том, что касается растяжек, общей физической подготовки. Ей удивительным образом удается внушить спортсмену, что он лучший. А это дорогого стоит.
Когда я стал кататься у Мишина, достиг определенного уровня, начал выступать с серьезными спортсменами на мировой арене, мама уже не вмешивалась в тренировочный процесс. Но она постоянно мне внушала, что я лучший, что сильнее меня никого нет. Мама продолжала меня поддерживать, только теперь исключительно на психологическом уровне. И в самые трудные моменты я ей звоню, знаю, что она найдет самые важные в данный момент слова, чтобы поддержать, вдохнуть в меня уверенность в свои силы, в будущую победу. Потому что она, как никто другой, верит в меня, а я бесконечно доверяю ей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
