ГЛАВА ШЕСТАЯ
Но так прекрасно начавшееся утро омрачилось уже через несколько часов, когда Катя прибыла в номера «Англия». К ее большому удивлению, вестибюль буквально кишел полицейскими, репортерами, прислугой и любопытствующими постояльцами. На лицах одних читалась растерянность, других – тревога, а третьи выражали крайнюю степень заинтересованности. Общая атмосфера была напряженной. В гостинице явно что-то случилось, причем крайне неприятное. Катя с беспокойством подумала, уж не с m-le Федорцовой ли беда.
– Катерина Дмитриевна! – Катенька вздрогнула, узнала голос господина коллежского советника и посмотрела направо.
Ковалев уже вышел из лифта и стремительно направлялся к ней, минуя многочисленную публику, по делу и без дела снующую туда-сюда.
– Идемте отсюда! – он подхватил Катеньку под локоток и вывел из гостиницы, ничего не объясняя. – Тут неподалеку кондитерская, – хмуро проговорил он, – пойдемте хоть туда, что ли, – и зашагал через улицу.
Катенька от лишних вопросов воздержалась. И так было ясно, что человек не в себе, пребывает в изрядной ажитации от случившегося. Только вот локоток свой она осторожно из крепкой руки господина Ковалева высвободила, на что он рассеянно улыбнулся. Катя заглянула ему в лицо и поняла, что случилось именно то, что они оба вчера предположили. Выходило, что Наденька Федорцова никакой сообщницей не являлась.
Они вошли в небольшую кондитерскую, по раннему часу, да и по первому дню недели – пустую совершенно, если не считать какого-то старика, сидящего в самом дальнем углу перед чашкой кофею, и побирушки, пристроившейся у самых дверей. Заняли столик у окна, но так, чтобы подальше от прилавка.
– Вы что предпочитаете? Чай, кофей? – все так же хмурясь, спросил Ковалев.
– Чай, – ответила Катя, отводя глаза.
Смотреть на Сергея Юрьевича ей почему-то не хотелось, может, потому, что он был особенно нынче хорош собой, и эта бледность и даже эта суровость и хмурость ему шла больше, чем давешняя любезность и самоуверенность.
– Пару чаю, будьте любезны, – сказал он миловидной барышне. Та кивнула и улыбнулась, но он вряд ли это заметил.
Они сидели и молчали. Подали чай.
– Вы ведь поняли? – наконец выдавил из себя Ковалев и, опустив смоляную голову, тяжело вздохнул. – Я сейчас все вам расскажу, вот только… – он выпрямился и подпер подбородок ладонью, поднял взгляд куда-то чуть выше Катенькиного плеча.
Лицо его приняло крайне задумчивое выражение, да и смотрел он как-то странно, вроде и в никуда, а между тем в темных синих глазах отражалось нечто такое, что сомнения быть не могло – человек что-то рассматривает с самым пристальным вниманием. Сергей Юрьевич посмотрел-посмотрел, похлопал длинными ресницами, прищурился, потер подбородок и сказал такое, от чего сердце у Катеньки обмерло:
– Я знаю, где его искать. Идемте! – он тут же поднялся, бросил ленивым привычным жестом на столик деньги из кармана и, снова подхватив Катеньку за локоток, вывел ее из кондитерской.
На улице загадочный чиновник Катенькин локоток оставил, крикнул «ваньку» и, что-то ему объяснив, обратился к Катеньке, приглашая с собой:
– Ну же, вы ведь не откажите себе в удовольствии его лицезреть!
Катенька себе в таком удовольствии отказать и вправду не могла. Она села в сани, дождалась, пока кучер – здоровенный детина в бараньем тулупе – укутает им с Ковалевым ноги такой же овчиной, что была и на нем надета, и только когда сани двинулись, спросила:
– И где же он обитает?
– А вот это мы сейчас и узнаем! – молодцевато ответил Ковалев и глянул на Катеньку сбоку, будто по сердцу полоснул.
По дороге выяснилось, что едут они к Тверской, более того, остановились сани напротив Брюсовского переулка, почти рядом с генерал-губернаторским дворцом, только целью оказался большой четырехэтажный дом, выкрашенный в темно-серый цвет, с огромными окнами бельэтажа, с выступами, в углублениях которых располагались высокие чугунные решетчатые лестницы, служившие входом. В этот доме помещались многочисленные лавки и винный погребок, куда, Катенька это знала, наведывается и кое-кто из ее слуг, но только по большим праздникам.
С фасада дом выглядел вполне респектабельно, два верхних этажа сдавались под квартиры, в нижних располагались богатые магазины, чьи витрины довольно заманчиво выглядели с улицы, а кроме того, здесь была и модная парикмахерская Орлова, и фотография Овчаренко, и ателье Воздвиженского.
Дом был построен весьма оригинально, не имея ни подъездов, ни вестибюлей, только посередине его, точно пасть чудовищного монстра – глухие железные ворота с калиткой. Ворота всегда на цепи, это Катенька знала наверняка, недаром же жила почти напротив. У ворот постоянно дежурили два здоровенных дворника в грязных фартуках.
– Нам сюда? – удивилась она, когда Ковалев расплатился с извозчиком, вышел из саней и протянул ей руку.
– Да, Катерина Дмитриевна, сюда. Знаете, наверное, что здесь меблированные комнаты?
– Да, но… – Катенька вышла из саней.
– Их хозяйка некая мадам Чернышева, – продолжил рассказывать Сергей Юрьевич, не обращая внимания на слабый Катенькин протест, – оттого и зовутся они «Чернышами». А живут здесь самые разные люди – актеры, те что похуже, мелкие чиновники, учителя, студенты и даже писатели. Но нам сначала надо зайти в квартиру с нумером сорок пять, – бодро договорил Ковалев и подвел Катеньку к калитке. – Вход в нее со двора.
Один из дворников посмотрел на чистых господ хмуро, но потом, видно, признал Ковалева, потому как выражение его лица сменилось – из хмурого стало приветливым и даже дружеским.
– Что, господин Карасев у себя? – поинтересовался Ковалев у детины в засаленном фартуке.
– Еще не выходили, – добродушно откликнулся трубным басом дворник.
– Ну так мы к нему, – и Сергей Юрьевич потянул за собой Катеньку через железную калитку во двор.
– Карасев это здешний квартальный, – понизив голос, сообщил он ей, – любимец Владимира Андреевича.
– Генерал-губернатора? – ахнула Катенька. О генерал-губернаторе, коего вся Москва звала Владимиром Красно Солнышко, ходили самые противоречивые слухи.
Но тут Катенька наконец разглядела сам двор, а точнее – сначала она увидела посредине двора огромнейший флигель, по бокам которого пристроились флигельки поменьше, потому остановилась и с ужасом осмотрела длинные ряды зданий самого трущобного вида. Множество сводчатых входов, уходящих куда-то под землю, примостившиеся над самой землей окна, забитые железными решетками,
– Здесь что, живут люди? – выдохнула совершенно потрясенная Катенька.
– Конечно, – пожал плечом Ковалев, с интересом наблюдающий за Катенькой. – Вы что же, не знаете, что и в таких вот местах тоже живут люди. Достоевского-то, небось, читывали? – Катенька растерянно кивнула. – Ну так вот вам и наглядная иллюстрация к его повестям. Называется, кстати, это место «Олсуфьевская крепость», если вы не знали, – с какой-то сардонической усмешкой произнес он.
– И кто же эти люди? – Катенька посмотрела на Ковалева так, будто ждала, что он скажет: «Я пошутил, Катерина Дмитриевна. Конечно, люди здесь не живут».
Сейчас двор был пуст, только изредка шмыгали туда-сюда мальчишки, одетые… Да одетые ли? Разве можно назвать одеждой такие лохмотья? Катенька вздрогнула, а беспощадный Ковалев сказал совсем другое все с той же ноткой равнодушности:
– Да так, разные мастеровые, подмастерья и прочий рабочий люд, – и снова пожал плечами.
– Но… Им же надо как-то помочь… – пробормотала Катенька, никогда прежде не видевшая вот так, натурально, условия жизни «мастеровых, подмастерьев, и прочего рабочего люда».
– О чем вы? – хмыкнул циничный чиновник, однако уводить отсюда Катеньку отчего-то не спешил, а по выражению его лица можно было бы даже заключить, что он получает некоторое тайное удовольствие, наблюдая за ее душевным потрясением.
– Ведь надо же что-нибудь сделать для этих людей, – пролепетала Катенька.
– А зачем? – циничный человек прищурил свои синие глаза и заговорил жестко: – Катерина Дмитриевна, вы, по-моему, чего-то не понимаете. Это не книга, это – жизнь. И они так живут. Поколениями. И помочь им нельзя. – Катя смотрела на него огромными расширенными глазами. – Ну, довольно, – несколько смягчился Ковалев. – Мы не затем сюда пришли, чтобы… – он нетерпеливо мотнул головой, подхватил Катеньку под локоток, и добавил: – Идемте, нам сюда.
Катенька безропотно повиновалась, но куда именно они пошли, вряд ли осознавала. Помнила только, что был какой-то номер, потом какой-то человек, а потом они снова оказались в этом ужасном дворе. Ковалев потащил ее в другую сторону и вот снова – лестница и номер.
– Катерина Дмитриевна! – грозно произнес Сергей Юрьевич. – Ну, что же это вы так расклеились?
И только тут Катенька немного пришла в себя.
