Глава 3
ДЕ МОРЕПА
Фредерик, юный граф де Морепа[5], и Жильбер, уже начинающий стареть маркиз де Лафайет, стояли бок о бок у поручней баржи, оглядывая озеро Ирраква. Парус «Марии-Филиппы» давно появился на горизонте; вот уже несколько часов они следили за приближающимся кораблем, меряющим воды самого маленького и мелкого из Великих Озер.
Фредерик не помнил, когда в последний раз его и весь французский народ вместе с ним подвергали подобному унижению. Пожалуй, тогда, когда кардинал — как там его звали? — попытался подкупить королеву Марию-Антуанетту[6]. Разумеется, в те годы Фредерик был еще совсем мальчишкой — двадцать пять лет, зеленый юнец, ничего не знающий о жизни. Он тогда счел, что нет превыше позора для Франции, чем объявить во всеуслышание, что кардинал намеревался подкупить королеву каким-то алмазным ожерельем[7]. Будто королеву вообще можно подкупить, если уж на то пошло. Но теперь, повзрослев, он понимал, настоящий позор заключался в неизбывной глупости французского кардинала, который решил подкупить королеву. Единственное, что она могла, это повлиять на короля, а поскольку старый король Луи вообще ни на кого не мог повлиять, на этом все дело заканчивалось, заходя в тупик.
Личное унижение — это больно. Унижение рода, фамилии — еще хуже. Унижение социального положения порождает агонию в душе. Но позор нации — это настоящая пытка, самое страшное несчастье, которое может случиться.
И вот сейчас он стоял на жалкой барже, на американской барже, привязанной у берега американского канала, и встречал французского генерала. Почему эта канава не носит звание французского канала? Почему французы первыми не изобрели эту хитроумную систему шлюзов, вырыв траншею, огибающую канадские водопады?
— Перестаньте пускать пар, мой дорогой Фредерик, — пробормотал Лафайет.
— Я не пускаю пар, мой дорогой Жильбер.
— Ну тогда перестаньте фыркать. Вы все время фыркаете.
— Я не фыркаю, а шмыгаю носом. У меня простуда.
«Канада — это настоящая сточная яма для отбросов французского общества, — в тысячный раз подумал Фредерик. — Даже благородство, встречающееся иногда в этих краях, смущает. Взять, к примеру, этого маркиза де Лафайета, члена… нет, основателя Клуба Фельянов[8], ведь в этом клубе состоять — все равно что кричать на каждом углу, что ты предаешь короля Карла. Демократ-пустослов. Может, даже якобинец[9], как этот мятежник Робеспьер[10]. Правильно Лафайета изгнали в Канаду, здесь он не сможет причинить никакого вреда. Почти никакого, разве что унизить Францию своими беспардонными выходками…»
— Наш новый генерал везет с собой нескольких штатных офицеров, — заметил Лафайет, — плюс весь их багаж. Не имеет смысла высаживаться на берег, тащить огромный груз на телегах и повозках, когда он может быть доставлен по воде. Кроме того, нам представляется хорошая возможность познакомиться с генералом поближе, пока мы будем плыть в Канаду.
Поскольку Лафайет, выражающийся всегда очень непосредственно (позор аристократии!), продолжал настаивать, упорно не желая принимать разумных доводов, Фредерику пришлось отступить от своих позиций и разъяснить ситуацию таким же простым языком:
— Но французский генерал, добирающийся до места своего назначения по иностранной земле… Нонсенс!
— Мой дорогой Фредерик, на американскую земли он и ногой не ступит! Пересядет с лодки на лодку, и все.
Жеманная улыбочка Лафайета приводила в бешенство. Грязное пятно на чести Франции. Ну почему, почему отец Фредерика не удержался в фаворе у короля хоть чуточку подольше! Фредерик успел бы заслужить продвижение на какую-нибудь элегантную должность типа главнокомандующего итальянской кампанией… А вообще, есть ли такая должность? Неважно, главное, чтобы еда была получше, музыка, танцы, театры — ах, Мольер! Там, в Европе, Фредерик сражался бы с цивилизованными врагами, с австрийцами, пруссаками или даже — хотя здесь слово «цивилизованный» вряд ли подходит — с англичанами. Вместо этого он попал сюда, и ловушка захлопнулась, так что — если, конечно, отцу не удастся хитростью и лестью вернуть фавору короля — Фредерику придется вечно созерцать вторжение на земли французских колоний всяких оборванцев: необразованных англичан, самых отъявленных мерзавцев, выходцев из низов английского общества, не говоря уже о голландцах, шведах и немцах… О, это поистине невыносимо! А союзники, союзники каковы! Племена краснокожих, они ведь даже не еретики, о христианстве здесь вообще речи не идет — они, все как один, язычники, а половина военных операций в Детройте состоит из закупки ужасных кровавых трофеев…
— Да, мой дорогой Фредерик, вы и в самом деле дрожите, — отметил Лафайет.
— Отнюдь.
— Но вас била дрожь.
— Я содрогнулся.
— Кончайте надувать губки и наслаждайтесь. Ирраква была сама услужливость. Они не только предоставили нам личную губернаторскую баржу, но и не потребовали за это никаких денег, сказав, что это жест доброй воли.
— Губернаторскую? Губернаторскую? Под губернатором вы подразумеваете ту жирную, страшную краснокожую женщину-язычницу?!
— С цветом своей кожи она ничего поделать не может, и вовсе она не язычница. По сути дела, она приняла баптистскую веру, это то же самое, что и христианство, только несколько шумнее.
— В этих английских ересях сам черт ногу сломит!
— Мне кажется, это даже элегантно. Женщина, выступающая в роли губернатора штата Ирраква, краснокожая к тому же! Ее как равную принимают губернаторы Сасквахеннии, Пенсильвании, Нью-Амстердама, Новой Швеции, Нью-Оранжа, Новой Голландии…
— А мне иногда начинает казаться, что вы предпочитаете эти отвратительные Соединенные Штаты родному отечеству.
— В своем сердце я француз, — спокойно ответил Лафайет. — Но я восхищаюсь американским духом равноправия.
Опять это равноправие. Маркиз де Лафайет походил на фортепьяно, настроенное на одну ноту.
— Вы совершенно забываете, что наш основной враг в Детройте — эти самые американцы.
— Это вы забываете, что настоящий наш враг — орды скваттеров-поселенцев, не имеет значения, какой они расы, незаконно вторгшихся в Резервацию Краснокожих.
— Игра слов, не более того. Все они — американцы. Следуя на запад, они проходят через Нью-Амстердам или Филадельфию. Вы же, будучи на востоке, воодушевляете их — всем известно, как вы восхищаетесь антимонархистской философией, проповедуемой этими оборванцами. И мне приходится платить за их скальпы, когда краснокожие на западе учиняют очередную резню.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
