— Я устала, Роберт! — Тихий голос Жаклин прорвался сквозь поток его мыслей. Просто удивительно, что она только что кричала и билась в истерике. — Я больше не могу жить здесь. Я хочу домой, в Кинг-Риверз. Здесь мне не место.
— Не говори так, Жаклин, — ответил Монтгомери, отстраняя ее от себя и глядя в темные, как ночь, глаза. — Здесь тебе самое место! Ты законная жена Дэна. Он сам захотел жениться на тебе. Его ведь никто не заставлял. И ваш сын. Разве мистер Джефф отпустит тебя и Чарльза куда-то за сотни миль?
— Отпустит, — глухо проговорила Жаклин. — Чарльз ему не внук.
— Ну, как же, — растерянно возразил Боб. — Чарльз сын Дэна, а значит — внук мистера Джеффа.
— Я же говорю — нет, — упрямо сказала женщина. — У Чарльза был другой отец. Дэн женился на мне, чтобы скрыть мой позор от родителей и соседей. Так что если мы с Чарльзом Робертом уедем, никто особенно возражать не будет.
— Чарльзом Робертом? — Переспросил он. — Не знал, что у него двойное имя.
— В твою честь, — сказала Жаклин. — Это имя дал ему Дэн при рождении.
Монтгомери улыбнулся.
— Здорово! Спасибо. И после того, что ты мне сказала, ты думаешь, я отпущу вас куда-нибудь?
— Ох, Роберт! — Вздохнула Жаклин. — Неужели ты думаешь, что я смогу здесь жить, зная, что Дэн изменил мне с этой женщиной? Каждый день думать, где он, с кем он, что говорит, о ком думает… Это невыносимо!
— Но ты не можешь просто так взять и уехать!
— Могу! — Заупрямилась Жаклин. — Я всю жизнь оглядывалась на людей, боялась, что они скажут если я сделаю то-то или то-то. Ты не представляешь, что значит жить в такой деревне, как Кинг-Риверз, где все друг друга знают. Боишься сделать что-то не так каждый божий день. А здесь я могу уехать, ни на кого не оглядываясь. Никого не интересует моя жизнь.
— Ошибаешься, — сказал Роберт. — Пойдем сядем и поговорим.
— Не о чем здесь больше говорить! — Возразила миссис Уайтхорн, высвободилась из его успокаивающих объятий, смахнула остатки слез. Однако последовала его совету и села в одно из кресел. — Я больше всего на свете хотела, чтобы Дэн был счастлив, когда мы поженились. Я была ему так благодарна за то, что он признал Чарли своим сыном, что решила: он во что бы то ни стало должен быть счастливым. А в Кинг-Риверз Дэн был несчастлив. Он не знал, чем себя занять без своей любимой работы; он не знал, как вести себя с моими родителями и нашими соседями, ибо это не его круга люди. Ему было трудно даже со мной. Вернее, нам обоим было трудно друг с другом. Удивительно, как мы продержались вместе все эти пять лет. Скорее всего, потому что он был болен. Это и объединило нас, особенно когда я решила, что он должен ходить. Ведь для него движение — это счастье. Если бы он мог двигаться, он смог бы вернуться домой. Но вся беда была в то, что тот врач убил в Дэне всякое желание бороться. Удивительно, как я смогла заставить его бороться. Возможно, у меня это получилось потому, что он сам устал от такой жизни. Он сам захотел вернуться домой, потому что Кинг-Риверз не был его домом, — она замолчала и улыбнулась сквозь слезы, дрожавшие на ресницах, грустно вздохнула, так что Роберту стало бесконечно жаль ее, захотелось взять ее боль себе. Он шагнул было к ней, но она отстранилась от него — встала с кресла и подошла к окну, прижала тонкие пальцы к вискам, как если бы у нее болела голова. Губы ее задрожали, но Жаклин быстро взяла себя в руки, гордо расправила плечи. Потом продолжила: — Странно, но он боялся со мной поговорить об этом: долго мучился, переживал. Я долго не могла понять, что с ним происходит, потому что сама не решалась предложить ему вернуться домой. Прошло много месяцев, с тех пор как он начал ходить, прежде чем я решилась поговорить с ним. Роберт, ты бы видел его глаза, когда он понял, о чем я хочу с ним поговорить!..
В ее голосе было столько боли, что Роберт попробовал остановить ее исповедь:
— Жаклин, пожалуйста, не надо изводить себя этими воспоминаниями. Это только лишняя боль.
Но женщина упрямо мотнула головой.
— Мне надо выговориться, Роберт. Я столько времени держала все это в себе! Мне абсолютно не с кем здесь поговорить. В Кинг-Риверз у меня есть мама. Раньше я с ней делилась всем — до тех пор пока не влюбилась в настоящего отца Чарли.
— Может, если бы ты поговорила с Дэном здесь, ваши отношения изменились бы? — Предположил Роберт.
— Ты такой наивный, Боб?! — Саркастически вопросила Жаклин. — Или ты просто хочешь меня утешить? Даже не пытайся. А с Дэном бесполезно сейчас разговаривать. Он слишком занят своим возвращением домой.
— Неужели ты даже не будешь за него бороться? — С надеждой спросил мужчина.
Ему очень нравилась Жаклин, Джессика была его лучшим другом, но если выбирать между первой и второй, то он предпочел бы, чтобы Дэн остался с Жаклин. Хотя у Джессики есть дочь, которой Дэн приходится родным отцом в отличие от Чарльза. Ох, как это все сложно — то, что здесь происходит!
— Нет, — последовал ответ. — Я устала бороться. Хватит с меня и пяти лет постоянной борьбы с самим Дэном. Борьба с миссис Колфилд — это неравная борьба. Она сильнее меня, потому что Дэн ее любит.
— Но ведь ты любишь Дэна. А уже одно это стоит того, чтобы за него бороться.
— Что мне это даст, Роберт? — Горько усмехнулась женщина. — Если мне удастся привязать его к себе на какое-то время, он меня возненавидит. Я не хочу, чтобы он меня ненавидел…
Жаклин надолго замолчала, уронила голову на руки. Плечи ее затряслись от беззвучных рыданий. Она снова плакала. Роберт тоже молчал, не зная, что сказать. Молчание затягивалось. Надо было что-то говорить или что-то делать дальше; надо было предложить Жаклин какой-то выход из тупика, в который она попала. Хотя тупик — это не очень подходящее сравнение. Сейчас она напоминала Роберту маленького прозрачного мотылька, который бьется об оконное стекло в надежде вылететь на свет божий. Попытки его тщетны; он уже обессилен, но и деться ему некуда. Возвращаться назад нельзя, ибо там, откуда он пытается вылететь, бушует яростное пламя, готовое вот-вот поглотить его. Выхода нет: или мотылек разобьется об оконное стекло, или сгорит в жарких объятиях пламени. Но самое ужасное здесь то, что Роберт Монтгомери, который всю свою жизнь кого-то спасал, кому-то помогал, кого-то утешал, кому-то давал советы, в этой ситуации бессилен. Он сейчас ничего не может сделать для Жаклин. Сидит в кресле, как брюзга, обмякший от обильного ужина и алкоголя, уставший от танцев и от усталости, и думает только о том, как побыстрее закончить этот разговор. Роберт был сейчас сам себе противен, однако не в силах был что-то изменить. И даже если бы он знал, что нужно делать, это не сыграло бы большой роли. Все решают Дэн, Жаклин и Джессика, но больше, наверное, Жаклин.
