А 26 ноября специальным постановлением ЦИК СССР и СНК СССР наркому внутренних дел Генриху Ягоде было присвоено звание Генерального комиссара государственной безопасности. По статусу это соответствовало воинскому званию маршал Советского Союза.
Яков Серебрянский 29 ноября получил звание старшего майора государственной безопасности, что соответствовало армейскому званию комбриг (нечто среднее между полковником и генерал-майором).
Обращение к вождю
Василий Васильевич Катанян:
«Как известно, советская власть умела хорошо расправляться не только с врагами или невиновными, но и с теми, кто верно ей служил. Так, после смерти Маяковского его совершенно перестали печатать. Люди, которые при жизни ненавидели его, сидели на тех же местах и, как могли, старались, чтобы исчезла сама память о поэте. Сочинения выходили медленно и очень маленьким тиражом. Статей о Маяковском не печатали, чтение его стихов с эстрады не поощрялось. Конечно, для всех, кто знал и любил поэта, всё это было очень горько.
ЛЮ тщетно стучалась в каменную бюрократическую стену и, не видя другого выхода, обратилась к Сталину».
Аркадий Ваксберг:
«Трудно с точностью сказать, кто именно и с какой целью надоумил Лилю обратиться лично к Сталину с призывом извлечь имя и творчество Маяковского из забвения. Впоследствии Лиля категорически утверждала, что приняла решение сама».
Этим «обращением» Лили Брик стало письмо, написанное 24 ноября 1935 года. В нём говорилось:
«Дорогой товарищ Сталин,
после смерти поэта Маяковского, все дела, связанные с изданием его стихов и увековечением его памяти, сосредоточились у меня…
Я делаю всё, что от меня зависит, для того, чтобы стихи его печатались, чтобы вещи сохранились, и чтобы всё растущий интерес к Маяковскому был хоть сколько-нибудь удовлетворён.
А интерес к Маяковскому растёт с каждым годом…
Но далеко не все это понимают…»
И Лили Брик привела примеры этого «непонимания»: и произведения Маяковского печатали с большим трудом и мизерными тиражами, и дом, в котором жил поэт, вот-вот собирались снести, и обещанный кабинет при Комакадемии не создали, и Триумфальную площадь в Москве в площадь Маяковского так и не переименовали.
«Это – основное. Не говорю о ряде мелких фактов…
Всё это, вместе взятое, указывает на то, что наши учреждения не понимают огромного значения Маяковского – его агитационной роли, его революционной деятельности. Недооценивают тот исключительный интерес, который имеется к нему у комсомольской и советской молодёжи…
Я одна не могу преодолеть эти бюрократические незаинтересованность и сопротивление – и, после шести лет работы, обращаюсь к Вам, так как не вижу иного способа реализовать огромное революционное наследство Маяковского.
Л.Брик».
Аркадий Ваксберг:
«Допустимо даже предположить, без большой опасности ошибиться, что в какой-то, возможно, и не прямой форме инициатором был сам адресат. Совершенно очевидно и то, что составлению и отправке письма предшествовали не только (и не столько) обсуждение предстоящей акции в домашнем кругу, но и её проработка в кремлёвских верхах. Письмо ждали, для соответствующего его восприятия адресатом почва была уже подготовлена».
Здесь Ваксбергявно не ошибался – Сталин был очень недоволен тем, что на писательском съезде восторжествовала точка зрения Бухарина, провозгласившего в своём докладе лучшими советскими поэтами Бориса Пастернака, Илью Сельвинского и Николая Тихонова. Вождю хотелось поставить во главе советской поэзии Маяковского. И Лили Брик порекомендовали обратиться с таким обращением в Кремль.
Галина Катанян:
«Мы все, то есть все друзья, знали об этом письме. Написать его было нетрудно – трудно было доставить адресату. Миллионы писем присылались в те годы Сталину. Прочитывались им единицы. Надеялись на помощь Примакова. В.Примаков был крупной фигурой. С ним считались. Усилия его увенчались успехом – Сталин прочёл письмо и написал резолюцию прямо на письме».
В рукописном фонде музея Маяковского хранится стенограмма беседы с Бертой Яковлевной Горожаниной, супругой Валерия Михайловича Горожанина, друга, коллеги и соавтора Владимира Маяковского. Берта Яковлевна говорила:
«Это письмо Сталину было написано в квартире Агранова в Кремле (бывшая квартира Енукидзе). В этот день в этой квартире собрались Я.С.Агранов с женой Валей…были В.ЭМейерхольд с З.Н.Райх, ВМ.Горожанин с Бертой Яковлевной и Примаков В.М. с Лилей Брик. Собрались по случаю, обсудить вопрос, как увековечить память Маяковского…
Валерий Михайлович Горожанин предложил написать письмо Сталину. Это письмо было написано тут же. При написании письма присутствовали названные товарищи. Все они принимали участие в обсуждении этого письма…
Письмо было представлено Сталину на рассмотрение…»
Каким именно способом было передано вождю это письмо, доподлинно неизвестно.
Аркадий Ваксберг:
«Сама Лиля уверяла впоследствии своих собеседников и интервьюеров, что Примаков передал письмо “в кремлёвскую охрану”, то есть, попросту говоря, в экспедицию: очень ненадёжный канал, по которому никакое письмо не могло пробиться за один день к Самому…
Другое дело – Агранов. У него контакт был прямой, особенно после убийства Кирова и при начавшейся вакханалии Большого Террора… И действительно, есть смысл обратить внимание на одну деталь, установленную Скорятиным.
Письмо Лили, как мы помним, датировано 24 ноября, резолюция на нём наложена Сталиным 25 ноября (немыслимый срок при прохождении письма через секретариат, даже при особом расположении Поскрёбышева, который вообще никому не радел и смелостью не отличался). Но именно в этот день, 25 ноября, Агранов был принят лично Сталиным (наряду с Ягодой и другими его заместителями) в связи с присвоением высшим чинам НКВД вновь учреждённых званий. Вся эта “тёплая компания” провела в сталинском кабинете один час, о чём имеется запись в журнале дежурных секретарей вождя. Нет ни малейшей натяжки в предположении, что как раз там и тогда “милый Яня” лично вручил Сталину письмо Лили, которое четыре дня спустя зарегистрировано под номером 813 в секретариате Николая Ежова.
Так или иначе, с помощью Примакова или Агранова, письмо оперативно легло на сталинский стол, и вождь тут же начертал карандашом резолюцию Николаю Ежову, который был тогда одним из секретарей ЦК».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
