За полуторачасовую прогулку они сделали уже несколько кругов по кварталу и снова подошли к их домику. От такой вроде бы незначительной нагрузки больная нога разнылась не на шутку. Он все сильнее хромал и делал все более длительные перерывы для поцелуев. Это заметила Нина.
– Болит? – участливо спросила она.
Отрицать очевидное было глупо, и он кивнул.
– Бедненький. – Она прижалась к нему и после небольшой паузы сказала: – Я не хочу, чтобы ты уходил.
– Я и сам не хочу, – ответил он, – мне с тобой хорошо.
Виктор не стал говорить, что в общежитие идти скорее всего нет никакого смысла, и ничего хорошего, кроме неизбежных неприятностей, он там не найдет. Да и не факт, что с разболевшейся ногой он сможет туда добраться.
– Может, останешься у нас? – выдохнула она.
– Что? – Виктору показалось, что он ослышался.
– У нас, – криво улыбаясь, ответила Нина, – на ночь.
«Даст», – подумал Виктор.
– Да я с удовольствием, – внутренне ликуя, согласился он, – вот только твои подружки… как поместимся?
– Поместимся, – улыбнулась она и, заговорщицки понизив голос, зашептала: – У Томы жених ночевал так один раз. Он у нас в госпитале лечился… – Она засмущалась и оборвала себя на полуслове. – Просто куда тебе ночью с такой ногой идти. Переночуешь, отдохнешь…
«А может, и не даст», – задумался он и, утопив ее ладошку в своей руке, похромал к дому.
Коммуналка уже погрузилась в сон. В кромешной темноте они пробрались в комнату, слушая сопение Нининых подружек, сняли верхнюю одежду.
– Спят, – прошептала она, – не шуми, пожалуйста. Ляжешь на полу, укроешься комбинезоном. Если хочешь, могу и свое пальто дать, так теплее будет.
«Не даст, – огорчился Виктор, – при спящих-то подружках… не даст».
Она приготовила ему постель сама, в комнате было темно, хоть глаз выколи, потому Виктор больше мешал, натыкаясь на предметы.
– Ну вот, – сказала она, – спокойной ночи. – Рука Нины при этом коснулась его бедра и там и осталась.
Он хотел было ее привлечь к себе, но она отстранилась. Но отстранилась странно, оставшись на месте. У Виктора мозги заскрипели он напряжения.
– Погоди, чего-то курить захотелось. Проводишь, а то я тут заблужусь впотьмах.
Она согласилась и за руку повела его на темную ночную кухню. Там все еще стоял слабый запах дыма и чего-то кислого, неприятного, но никого уже не было, дом спал. Нина зашарила на стене, ища выключатель, Виктор перехватил ее руку, притянул к себе, обнял. Она словно ждала это, жадно принялась целоваться. Поняв, что девушка вовсе не рвется спать, он начал действовать смелее, давая волю рукам, тиская ее грудь, задрав подол платья, залез ей в трусики. Она позволяла ему буквально все, и Виктор, одурев от ее близости и вседозволенности, стал действовать нагло, без долгих прелюдий. Повернув Нину к себе спиной, он решительно задрал на ней платье до самых подмышек и, нащупав резинку трусов, потащил их вниз. Она чуть вздрогнула, но позволила и это. Чуть толкнув в спину, Виктор заставил ее склониться вперед. Нина наклонилась, уперлась руками в подоконник и покорно замерла. В темноте белым мрамором сияли ее голые ягодицы. Трясущимися руками он расстегнул бриджи. Пуговицы кальсон выскальзывали из пальцев, не желая расстегиваться, сердце безумно бухало. В кухне была абсолютная тишина, слышалось только их тяжелое дыхание. Оглушительно щелкнула об пол оторванная пуговица, грохоча и дребезжа, покатилась. Он пригнулся, приноравливаясь к ее невысокому росту, подался вперед. В голове металась одна-единственная мысль: «Дала»…
Потом он все-таки покурил, усевшись на подоконнике. Умиротворенный, довольный, расслабленный. Нина стояла рядом, уткнувшись лицом ему в грудь, и Виктор лениво гладил ее волосы. Мысль, что у него появилась своя женщина, приятно грела душу…
Разбудила его Вика, аккуратно потрепав за плечо:
– Вставай, вставай, тебе пора.
Он тяжело поднялся. В комнате было холодно, прикрученная керосинка погружала ее в полумрак. В затылке неприятно ломило, тощий матрас отпечатал на теле все неровности пола. Он потянулся, пытаясь хоть как-то размяться, подошел к Нине. Она спала на боку, на краю их девичьего ложа, приоткрыв во сне рот. Подсев рядом, Виктор принялся ее гладить. Вчера он хотел с ней еще раз и пытался уложить на пол, на свою лежанку, но она больше не дала и, потрепав ему волосы и пожелав спокойной ночи, ушла спать к подружкам. Засыпая, он слышал, как она все еще ворочалась на кровати.
Нина шевельнулась во сне и проснулась. Несколько секунд она растерянно хлопала глазами, потом улыбнулась. Он тоже улыбнулся и, склонившись, поцеловал ее в лоб.
– Чай кто будет? – хлопая тапочками о пол, вернулась Вика. Он глянул на часы, до сбора оставался час, времени на чай у него уже не было.
– Мне пора, – грустно улыбнулся он, – не провожай.
Но она все равно поднялась и, стоя босыми ногами на холодном полу, в одной ночнушке, наблюдала, как он одевается.
– Ну… я пойду, – сказал он.
– Я провожу. – Нина вдруг всхлипнула.
Она босиком прошла с ним по коридору, до выхода.
– До свидания. – Виктор, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, торопливо чмокнул ее в щеку, толкнул дверь и ушел в темноту. Она стояла перед закрытой дверью и, не обращая внимания на холод и лужи талого снега на полу, о чем-то думала.
Глава 10
Виктору хотелось в Саратов. Многие люди желали оказаться в этом замечательном во многих отношениях городе, но Виктор особенно. Здесь жила Нина. Он рвался в город со всей душой, готов был делать что угодно, чтобы там очутиться, но все было тщетно. После той ночи прошло всего четыре дня, но он уже извелся. В город выбраться не получалось, а письма уже не приносили удовлетворения, да и свежее письмо было всего одно.
Он поглядел на плановую таблицу полетов, скривился, увидев свою фамилию в конце списка. Невольно покосился на пятерку стоящих неподалеку курсантов из другой эскадрильи. Эти еще пороху не нюхали, попали в ЗАП сразу после училища. Худые, тонкошеие молодые парни, не имеющие за плечами ничего, обученные лишь взлетать и садиться. Один из таких курсантов заходил на посадку и слишком высоко начал выравнивать самолет. Его инструктор размахивал руками, пытаясь подсказать, со стороны казалось, будто он пытается взлететь. Руководитель полетов сразу принялся громко орать по микрофону. Обрывки матюгов долетали и до Виктора. Все было как обычно.
По старательно очищенной от снега дорожке шел какой-то худощавый летчик, майор. Его черный реглан резко контрастировал на фоне снега, острые черты показались удивительно знакомыми. Виктор прищурился, солнце, отражаясь о снега, слепило, резало глаза. Летчик подошел ближе, остановился.
– Охренеть, тута, две давайте! Витька, твою маму за ногу! Живой! – летчик широко раскинул руки и шагнул навстречу.
– Дмитрий Михайлович?! – Саблин кинулся в объятия своего бывшего комэска.
– Где тебя так покорябали? – спросил Шубин после приветствия. – Немка поцеловала? Бородой замаскировался, ишь ты… партизан. Еле узнал. Ты как тут оказался-то?
– Да как… после госпиталя…
– Постоянный состав? – быстро спросил Шубин и, услышав отрицательный ответ, повеселел. – Это хорошо. Мне тута как раз хороший ведомый нужен. Пойдешь?
– Вообще-то я звеном командовал, – осторожно ответил Виктор. Летать с бывшим комэском хотелось, но роль вечного ведомого несколько угнетала.
– Будет тебе звено. – Шубин широко рубанул рукой воздух. – Это я порешаю!
– Ого, – поразился Саблин, – даже так?
– А то, – засмеялся бывший комэск, – думаешь, чего я тут? – Он демонстративно расстегнул реглан, и Виктор увидел у него на груди новенькую сияющую звезду Героя.
– Ну, Дмитрий Михайлович, поздравляю, – искренне обрадовался Виктор, – и с Героем, и с майором.
– Высоко залетел, – снова засмеялся свежеиспеченный Герой, – больно падать придется. Я тута теперь на переформировании, так что давай ко мне. Должность будет, это я выбью. Ты кстати, куда пропал тогда? И Шишкин где? Вы же вместе…
