Никто при посадке не пострадал, но разговаривать не хотелось. Мы молча обследовали то, что осталось от самолета, и направились к домику.
Я уже начинал ощущать упадок сил и грядущее разочарование. Как только я войду вон в ту широкую дубовую дверь, жизнь агента Иск будет кончена. Останется лишь весьма сомнительная личность: Уильям П.Най. Мне все это показалось вдруг ужасно несправедливым. Захотелось повернуться и убежать – подальше от этого альпийского охотничьего домика, от Италии, от Европы, чтобы спастись самому, затерявшись в неведомых просторах, и сохранить жизнь нелепому и абсурдному агенту Икс.
Мы поднялись на крыльцо, и Гуэски протянул руку к тяжелой бронзовой ручке. Мысли о бегстве и возрождении агента Икс оставили меня, и я даже придумал подходящую поговорку: тот, кто создает иллюзию, сам от нее первым и страдает. Впрочем, это не принесло мне особого облегчения.
Молодой человек с короткой стрижкой открыл нам дверь и сообщил, что нас уже ждут. Мы проследовали через небольшую прихожую в просторную гостиную с панорамным окном, обращенным в сторону Альп.
У противоположной стены, перед камином, сцепив руки за спиной, стоял мужчина. Его тень плясала на потолке. Мужчина обернулся к нам и с улыбкой произнес:
– Джентльмены, я чрезвычайно рад, что вам удалось долететь. Я уже начал волноваться.
Перед нами стоял Форстер, на лице его было написано безмятежное спокойствие. Дверь за нами захлопнулась.
Глава 23
Последовала немая сцена: встреча трех медведей с волком-оборотнем. Да, было от чего прийти в восторг, особенно если вам нравится горький вкус поражения! Но самое скверное – вспоминать, сколько сил я потратил, чтобы доставить всех нас прямо к Форстеру в пасть! Мне ведь даже в голову не приходило выбрать какое-либо другое направление. Я и не задумался над тем, что наша явка, возможно, провалена. Но мы снова попали в лапы противника, и снова я чувствовал, насколько все это ужасно и несправедливо…
Так вот как играют в эту игру, думал я, чуть не плача от жалости к самому себе. Бежишь, ускользаешь, придумываешь на ходу всякие увертки, добираешься в конце концов до желанного убежища, и тут обнаруживается, что правила игры изменились и убежище давно занято противником, а ты, по сути дела, глупейшим образом проиграл.
Ну да, конечно! Как же я мог позабыть об этом! Ведь в этой игре правил не существует!
Вернувшись к мрачной действительности, я обнаружил в гостиной еще двоих – они спокойно держали нас под прицелом своих револьверов. Третий тип обыскал нас, и, когда с этими формальностями было покончено, Форстер пригласил нас сесть. Мы вошли, точно зомби, уселись в кресла, взяли предложенные стаканы с выпивкой и закурили. Люди Форстера бесшумно исчезли в коридорах, а сам он вышел на середину комнаты и остановился прямо в розоватом пятне солнечного света, как в луче прожектора. Мы не сводили с него глаз; нам предстояло выслушать его речь, а потом, видимо, нас собирались просто пристрелить. Боевой дух в нас полностью увял, мы чувствовали себя глубоко несчастными.
– Во-первых, – начал Форстер, – позвольте мне ответить на вопрос, который вас, несомненно, мучает: как случилось, что я оказался здесь, а не барахтаюсь в болотах Венето?
Мы дружно промолчали, и Форстер продолжал:
– Я вам отвечу: ваши приготовления, Гуэски, ни для кого не были тайной, что бы вы на сей счет ни думали. А сбор сведений относительно лодок, самолетов и возможности снять охотничий домик в Сан-Стефано мгоновенно стал известен мне. Большую часть своих людей я оставил в Венеции, приказав им захватить вас живыми или убить, а в случае неудачи – продолжать вас преследовать. Самому мне не было необходимости руководить столь заурядной операцией, и я отбыл в Сан-Стефано, решив дождаться вас здесь и всецело полагаясь на то, что победит здравый смысл. Естественно, сначала мне пришлось спровадить отсюда ваших коллег. Это оказалось нетрудно. Я послал им записку от имени Гуэски, назначив встречу в другом месте. Сейчас полковник Бейкер и его помощники сидят на вилле Сантини, милях в восемнадцати отсюда.
Форстер замолк, ожидая реакции с нашей стороны, но не дождался. Наше тупое молчание явно его раздражало.
– Я полагал, вас несколько развлечет беседа со мной, – сказал он разочарованно, – но, видимо, я ошибся. Вы слишком скучные люди, и я полагаю, не имеет смысла и дальше тянуть кота за хвост. – Он не спеша достал из кармана пиджака тяжелый браунинг.
Как раз в эту минуту я пришел к выводу, что умирать мне вовсе не хочется. Никоим образом. А хочется жить – по возможности, еще лет 30 или 40; или хотя бы еще 30–40 минут, если уж больше мне не положено. Я так сильно хотел жить, что сумел даже превозмочь ступор, в который погрузился, и вернулся к реальной действительности, которая явно попахивала полным поражением. Чтобы жить, я готов был валяться в ногах, умолять, лгать, воровать, стать коммунистом или демократом, обратиться в арианство или в православие, притвориться ацтеком или испанцем – все, что угодно, все, что от меня потребуется…
Я готов был даже снова стать агентом Икс, что, как оказалось, было труднее всего.
– Ну, и что теперь? – спросил я Форстера.
Он широко улыбнулся:
– Теперь я убью вас.
– Пуля в затылок?
– Возможно. Боитесь, мистер Най?
– Конечно. Но куда больше разочарован.
– Вас вполне можно понять. Оказавшись в таком положении…
– Вы меня неверно поняли, – перебил я его. – Я разочарован вашим поведением.
– О чем это вы? – спросил Форстер.
– О вашей трусости, – отвечал агент Икс.
Я шкурой почувствовал, как вздрогнули его помощнички. Форстер поднял пистолет и взвел курок.
– А вот за это вы получите пулю прямо в лицо.
– Какая, в сущности, разница? – равнодушно сказал я. – Все равно ничем не изменить тот единственный факт, что не дает вам покоя: даже мертвый, я для вас недостижим!
Форстер помолчал с минуту и сказал:
– Я понимаю, мистер Най, вы пытаетесь спровоцировать меня на некие действия, способные дать вам возможность бороться. Получается у вас, правда, довольно неуклюже. К тому же все это бесполезно. Время нашего личного соперничества давно миновало. И мне пора как следует взяться за выполнение своих прямых обязанностей.
Я сумел-таки довольно нагло усмехнуться.
– Я так и знал, что вы постараетесь прикрыться своими «прямыми обязанностями», Форстер. Ваше счастье, что в руках у вас пистолет, не то я бы вас в бараний рог скрутил!
Моя наглость явно произвела на него впечатление; не потому, что он в мои угрозы поверил – нет, именно потому, что он в них не поверил. Он был уверен, что я полностью в его власти; его бесило одно: обстоятельства не позволяли ему доказать эту свою власть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
