class="p1">Было бы драгоценно для общественного признания литературы собирать все случаи, когда то или иное произведение вдруг решающим образом действовало на читателя, меняло его жизнь. Рядом с антологией литературно-критических отзывов на Достоевского могла бы вырасти еще более важная антология «Достоевский в жизни читателей». Туда вошли бы, в частности, граффити на грязно-зеленых стенах лестничного пролета, ведущего в легендарную каморку Раскольникова в одном из петербургских «доходных домов». На подходе к чердаку можно прочитать (правописание сохраняется):
Родя мы с тобой
Родя мы тебя любим
Раскольников, ты наш кумир!
Родя! respect
Кто-то заранее готовит себя к испытаниям и к одиночеству сверхчеловека:
тяжолая жизнь – дорога сверхчеловека
я живу в пустыне
А кто-то уже готов перехватить у Роди орудие его сверхчеловеческих прав:
Гони топор, Родя!
И только один упрек звучит с этих обшарпанных стен, да и тот скорее ласково-шутливый:
Ты зачем старушку замочил. А?
Плохо это или хорошо, но этим мыслям предстоит воплотиться в жизни тех юных читателей, которые сейчас для забавы изобразили их на стене – а потом изобразят делами. Или же они дочитают роман до конца, довообразят себя целиком: от «преступления» до «наказания», – и тогда опыт чтения войдет в их жизнь как прививка против того вируса своеправия, который пожирает все человечество в последнем сне Раскольникова?
Читатель как произведение
Понятие «литературного произведения» намного шире, чем обычно трактуется. Это не только то, что произведено в литературе, но и то, что произведено самой литературой. Читатель – тоже литературное произведение. Есть люди, в большей или меньшей степени «произведенные» литературой, но вряд ли кто-то из образованных или хотя бы умеющих читать может похвастаться тем, что целиком создан природой или самим собой. В общении с человеком всегда чувствуешь степень его «написанности» – и часто беседа происходит на уровне тех слов, высказываний, которыми каждый из нас стал благодаря литературе. Вот этого сочинил М. Булгаков. А того – Э. Хемингуэй или братья Стругацкие. А вот этого угадать сложнее: в нем слышится Серебряный век, но и постмодерн тоже. А от этого, увы, раздается только шелест газет.
Так что не будем скрывать от себя или стыдиться друг друга: все мы – слегка сочиненные. В отличие от персонажей, сочиненных целиком, читатели сочиняют себя в творческом союзе с писателями. Чичикову или мадам Бовари уже никуда не деться от своих создателей, Гоголя или Флобера. А у читающих есть широкий выбор потенциальных соавторов. Мы свободны сотрудничать с Гомером и Шекспиром, с Данте и Бальзаком, с Гёте и Толстым в тончайшем искусстве самосотворения. По собственной воле мы можем смешивать разные стили, добавлять чуть-чуть чеховского или бунинского, оттенять Руссо Вольтером, углублять Камю Кафкой, а к густому мазку Л. Толстого прибавлять тургеневской прозрачности. Читатели – вольные персонажи, сами выбирающие себе авторов и привлекающие целый их сонм, величайших гениев мировой литературы, для создания всего лишь одного персонажа – самого себя. Только в создании этого единственного персонажа – самого читателя – возможно сотрудничество таких непохожих, несовместимых авторов, как Данте и Бальзак, или Платон и Ницше, или Достоевский и Набоков. Каждому стоит «вчитаться в себя», как в одного из персонажей. Создан ли ты усилиями гениев – или ты продукт массового чтива?
Порой писателями становятся лишь для того, чтобы прочитать наконец ту книгу, которую еще никому не довелось написать. Достоевскому чего-то не хватало в Гоголе, ему чудился в Башмачкине кто-то другой, некто Девушкин, – вот почему он написал «Бедных людей». Жажда чтения несуществующих книг создает их авторов. Как война есть продолжение политики иными средствами, так писание есть расширение читательского опыта иными средствами. Писатель – это неутоленный или разочарованный читатель: он пишет то, чего ему не удалось прочитать у других. И горе той литературе, которая забывает о читателях – своих главных произведениях.
✓ Возможное, Книга, Письмо, Слово, Творчество
Чувство
Есть люди, которые умом создают себе сердце, другие – сердцем создают себе ум: последние успевают больше первых, потому что в чувстве гораздо больше разума, чем в разуме чувств.
Петр Чаадаев
Чувство – это внутреннее эмоциональное состояние человека, которое определяет его субъективное, оценочно-волевое отношение к окружающему миру.
Чувство и эмоция
Сама по себе эмоция стихийна и непроизвольна, это спонтанная, нейрофизиологическая реакция на определенную ситуацию, часто выраженная в поведении, мимике, жестах. Когда же эмоции выходят за предел конкретной ситуации и начинают устойчиво относиться к данному явлению, они переходят в чувства. Например, можно испытать эмоцию страха, если тебя задерживает полиция, – а можно испытывать чувство страха перед полицией вообще или перед властью как таковой. Эмоции – от чего, а чувства – к чему или к кому. Любовь – это чувство, возникающее из эмоций радости, удовольствия, восхищения, которые вызывает у нас данный человек. В принципе, одни и те же переживания могут быть эмоциями, если они вспыхивают инстинктивно и ситуативно, – или чувствами, если они складываются в стабильное отношение к предмету.
Чувство – это своего рода обобщение эмоций, придание им регулярности, и в этом оно сродни мышлению, которое тоже обобщает, оперирует понятиями и категориями. Между чувством и мыслью, конечно, есть та разница, что чувство не скрывает своей субъективности и прямо выражает отношение личности к предмету, тогда как мысль судит о предмете как таковом, предполагая неучастие, отстраненность субъекта. Сравним два высказывания: «Я люблю Н.» и «Н. – прекрасный человек». Первое выражает чувство, второе – мысль. Но грань между субъектным и объектным не всегда можно четко провести даже в точной науке (таковы, например, парадоксы наблюдателя в квантовой физике). Тем более она легко стирается в философии. Поскольку чувство может быть направлено на такой широкий круг явлений, как природа, искусство, общество, государство, в этой области предельных обобщений оно встречается с философией как наиболее обобщенной формой мышления.
Мировые, или философские, чувства
Среди многообразия чувств можно выделить такие, которые обращены к миру в целом, к законам бытия, к природе человека и благодаря своей универсальности поднимаются до ранга философских. Мировая скорбь, всесветная скука, вселенская радость, философская надежда… Чувство потерянного времени, если не успеваешь выполнить намеченное, – это просто чувство. Но меланхолия всеобщей бренности и обреченности, неумолимого хода вещей, разрушающего все привычное, – это философское чувство.
У философски чувствительного человека отношение к миру превращается в эмоциональную драму, в
