Поперечный стол явно предназначался для высокого начальства. Спинки полукресел там были повыше, а на крышку крепились изящные бювары из полированной древесины. Над поперечным столом висела карта — большой прозрачный щит из пластика с контурами материков. Красные и белые кружки на нем отмечали расположение городов, а синие прожилки — рек.
Третий, совсем узкий стол, скромно лепился у стены — прямо под пультом с множеством дисплеев, разноцветных кнопок, тумблеров и проводов со штекерами. Крышка этого стола хоть и была полированной, но выглядела очень скромно в сравнении с двумя другими.
На стенах виднелись более светлые прямоугольники — следы некогда висевших здесь портретов. Все их за исключением одного сняли. С последнего, криво висевшего на одном гвозде, грустно смотрел великий полководец Александр Суворов.
По всему залу на полу и столах стояли деревянные ящики, выкрашенные в защитный цвет. Крышки их были открыты, словно в ящики собирались что-то сложить, но потом передумали. Именно передумали. По всему было видно — времени у тех, кто внес ящики, хватало. По всей видимости, все наиболее ценное отсюда вынесли, оставив лишь мебель. А ящики попросту оказались лишними.
— Это бункер командного пункта, — сказал Аршинов, остановившийся у деревянной рамы на трех ножках в виде львиных лап. — А вот и та штука, где стоял наш глобус. Ты видел что-нибудь подобное, Толян?
— В школе, помнится, были глобусы. Только очень маленькие.
— Я не про глобусы. Здесь все целехонько. Стулья даже под накидками. Думаю, что после Катастрофы здесь никто не бывал. Ты ведь знаешь нашу братву. Если уж до чего дорвутся, унесут все, что может пригодиться, а остальное в щепки разнесут. Эх, да тут жить можно! Умели же вояки строить и оборудовать!
В зал вошли Шаман с Вездеходом. Увидев, что все в сборе, Аршинов решил прочесть товарищам лекцию о правильном устройстве подземных объектов военного назначения. Томский подозревал, что оседлавший любимого конька прапор остановится нескоро, поэтому решил осмотреть комнаты у лестницы.
В первой ничего примечательного не оказалось. Лишь обрывки бумаги на полу да дыры в местах, где что-то крепилось. Томский вернулся в зал, пересек лестницу и толкнул вторую дверь.
* * *
А вот тут было на что посмотреть. Паркетный пол. Диван, укрытый белой накидкой. Письменный стол о двух тумбах и даже настольная лампа под зеленым абажуром. Гармонию нарушал только лежащий на полу стул.
Едва взглянув на него, Томский взял автомат наизготовку — рядом со стулом, на слое пыли виднелись следы чьих-то ботинок.
Он обогнул письменный стол. Лежащий на курке палец напрягся. Бункер оказался обитаемым. По крайней мере, один житель в нем был. На корточках, прижавшись к тумбе, сидела женщина. Плечи ее укрывала некогда пестрая, а теперь безнадежно выцветшая шаль. По бледным изображениям цветов рассыпались седые волосы. Длинная черная юбка с бахромой стелилась по паркету. Смуглые, жилистые руки неспешно тасовали колоду засаленных карт.
— Ты кто?
Впрочем, часть ответа Толик знал. Ему доводилось встречать в Полисе цыган, которые иногда примыкали к торговым караванам. Держались группами человек по десять-пятнадцать. Женщины зарабатывали на жизнь гаданием, дети — попрошайничеством. Мужчины-цыгане занимались торговлей, иногда подворовывали, но больше всего запомнились Томскому своей страстью к обмену. Эти смуглые, кудрявые парни с пронзительными черными глазами говорили так убедительно и пылко, что могли всучить черту ключи от ада, а ангелу — запасные крылья.
Толику было известно: представители этого народа отличаются тем, что не могут усидеть на одном месте, как бы хорошо они там себя не чувствовали. Может быть, страсть к кочевой жизни и привела эту цыганку в столь необычное место?
Томский повертел головой по сторонам — если его догадка верна, то в бункере должны быть и другие цыгане. Судя по спокойному голосу Аршинова, продолжавшего рассуждать об ухищрениях защиты от взрывных волн, соплеменников женщины он пока не обнаружил.
Продолжая тасовать свои карты, цыганка подняла голову и улыбнулась Томскому.
— Я — Рада.
— Я тоже, — машинально ответил Толик, но поняв, что женщина просто представилась, а вовсе не выразила свой восторг от встречи, поправился. — Очень приятно. Я — Томский. Со мной друзья, мы…
— Путешествуете. Вернее ищете приключений на свою голову. Иначе как бы вас занесло в это гиблое место?
— А по мне здесь довольно уютно…
— Вот как?
На вид Раде было около пятидесяти. Правильные черты лица носили следы былой красоты, поблекшей, как и шаль, — от возраста, кочевой жизни и прелестей подземного существования. Больше всего поражала улыбка цыганки — ровный ряд белоснежных зубов правильной формы. Как они могли так хорошо сохраниться?
— Раз уютно, то садись, — продолжая приветливо улыбаться, Рада похлопала ладошкой по полу, указывая на место рядом с собой. — Я тебе погадаю. Бесплатно. И не говори, пожалуйста, что не хочешь узнать будущее.
— Почему же. Мне интересно, хотя и страшновато. Вот только предупрежу друзей…
— Не стоит. Их время срывать завесу тайны еще не наступило.
Томский сел. Ситуация была странной, но поведение Рады не внушало опасений. Ладно, пусть остальные продолжают экскурсию. Они еще успеют познакомиться с загадочной обитательницей бункера.
— У тебя странные карты, Рада. Я таких еще не видел.
— Это не просто карты. Таро. Есть легенда, что в Древнем Египте существовал храм, в котором было двадцать две комнаты. На стенах этих комнат были изображены картины-символы, виньетки древнеегипетской Книги Мертвых. От них впоследствии и произошли двадцать два старших аркана — фигур карт Таро. Мой народ тоже прибыл из Египта, поэтому мы лучше других умеем пользоваться Таро, а предсказания наши всегда сбываются. Начнем?
Толик кивнул. Рада положила колоду перед собой рубашкой вверх.
— Теперь задай себе вопрос. Лучше, если он будет конкретным. Задал?
Толик опять кивнул. Больше всего волновало, найдет ли он в Академлаге то, что ищет. Вот вопрос всех времен и народов.
Цыганка принялась вытаскивать карты из разных мест колоды и укладывать их на пол в виде лесенки, опускающейся вниз. После четвертой карты лесенка пошла вверх и вправо. Хитрое построение закончилось на седьмой карте.
— Все просто, Томский. Первая карта обрисовывает ситуацию в целом. Вторая, третья и четвертая показывают, что привело к такому положению вещей. Карты пять, шесть и семь расскажут о том, что будет дальше.
Рада подняла первую карту. На ней был изображен седобородый старик в длинной белой хламиде со светильником в руке. Он стоял на голой каменной скале, а вокруг простирался безрадостный пейзаж: хмурое серое небо, темные тучи, чахлые, болезненного вида деревца.
— Отшельник, — тихо произнесла Рада, приподнимая следующую каргу. — Одиночка. Изгой.
На второй карте Томский увидел кудесника. Мужчина в островерхой шляпе колдуна склонился над круглым столом, где были разложены разные магические атрибуты. Худощавое лицо с крючковатым носом и острым, как копье, подбородком. Прищуренные глаза и тонкие синеватые губы. Сами по себе эти детали не представляли ничего особенного, но разом почему-то производили отталкивающее впечатление.
Третья карта изображала Смерть — бледную старуху в черном плаще с капюшоном и острой косой на плече. Свободную руку Смерть вытягивала вперед, словно собираясь схватить того, кто на нее смотрит, и утащить в свой таро-мир.
С четвертой карты смотрел человек со строгим, аскетичным лицом и сурово сдвинутыми к переносице бровями. В левой руке он держал меч, в правой — весы.
Гадание все больше захватывало Толика. А как же иначе? Он — изгой. Главная его проблема — загадочная, почти магическая болезнь. Смерть несчастного мальчика и ожидание справедливого возмездия. Пока все сходилось!
Томский вытянул шею в ожидании самого главного. Сейчас он узнает свое будущее. Последние три карты Рада перевернула без пауз — одну за другой. На всех был изображен Дьявол — урод в желтом комбинезоне с растущим из лица шлангом противогаза и круглыми стекляшками вместо глаз. Картинки на остальных картах изменились. На месте седобородого отшельника Толик увидел самого себя, маг превратился в профессора Корбута, на рукаве у Смерти появилась красная повязка с берилаговской аббревиатурой, а место сурового судьи занял Путевой Обходчик. Его совесть.
Сердце Толика превратилось в осколок льда. Иллюзия. Галлюцинация. С самого начала следовало зарубить себе на носу — никаких цыганок в бункере нет и быть не могло. Он поддался на уловку, и Желтый вновь увлек его в царство кошмара.
Томский собирался вскочить, но цыганка-призрак оказалась быстрее. Она сорвала с плеч выцветшую шаль и набросила на Толика. В полете шаль превратилась в заляпанный кровью обрывок брезента. Знакомый, омерзительный запах ударил в ноздри. Толик сбросил брезент, но избавиться таким простым способом от ужаса было невозможно. Вместо доброжелательной Рады на полу сидел шестирукий мутант. На этот раз уголки его губ не были опущены вниз — бледнолицый улыбался. Зубов у него не было, и рот выглядел просто черным овалом. Монстр вытянул губы трубочкой, словно собираясь поцеловать или всосать Томского.
