он поставил перед Оуэнсом задачу регулярно посещать собрания клуба “Трудового фронта Германии”, директором которого являлся офицер гамбургского абверштелле Ф. Брюннер. Под видом стремления завязать знакомства с работавшими в Британии немецкими девушками агент должен был привлечь к себе внимание директора клуба и таким путем попытаться внедриться в германскую разведку.
До начала 1937 года СИС казалось, что все шло по плану, но внезапно Пил получил от полковника Хинчли-Кука из МИ-5 обескураживающую информацию. Оказалось, что ничем не примечательный “Сноу” состоит в переписке с АСТ-Гамбург и в ближайшее время планирует отправиться в Кельн для встречи со своим немецким руководителем. Сведения были точными и многократно проверенными. Служба безопасности засекла эту агентурную связь совершенно случайно в процессе рутинной цензурной проверки переписки по так называемым “стоп-адресам”. Среди других писем цензоры обнаружили послания Оуэнса, адресованные в гамбургский почтовый ящик № 629, прекрасно известный англичанам как конспиратавный адрес абвера.
Истинные цели СИС и “Сноу” расходились до протавоположности. Оуэнс осуществил инициатавный выход на немецкую разведку и, приехав в Брюссель, встретился с руководителями английского направления АСТ-Гамбург капитанами Дирксом и Риттером, благоразумно умолчав при этом о своей работе на СИС. После вербовки немцы присвоили ему псевдоним “Джонни” и код А-3504. Постепенно новый агент наладил сбор и передачу информации о состоянии авиационной промышленности Великобритании, но к концу 1937 году двурушничество “Сноу” наконец обнаружилось, хотя подлинные его размеры так и не выяснились. До этого момента ставший уже полковником Пил не был в восторге от достижений своего агента и полагал законсервировать его на неопределенный срок, однако теперь ситуация изменилась.
Проницательный Оуэнс почувствовал неладное и решил упредить событая. Он явился в СИС с повинной и заявил, что в ходе своих поездок в Германию встречался с неким инженером Пипером и эпизодически получал от него малозначительную информацию. Она была не настолько ценной, чтобы платить за нее, и англичанин якобы решил прервать этот контакт, но неожиданно получил от Пипера встречное предложение работать на немцев. Он сообщил, что согласился на него, однако исключительно с целью внедрения в германскую разведслужбу, и что готов нести наказание за свои самовольные действия, совершенные, тем не менее, из патриотических побуждений. Эта малоправдоподобная история не вызвала никакого доверия, и “Сноу” передали контрразведке, чтобы та арестовала его по подозрению в шпионаже. При этом Оуэнсу невероятно и совершено неожиданно повезло. За несколько дней до принятия окончательного решения о его аресте Служба безопасности направила в СИС запрос о нем, обычным порядком пришедший в секцию внутренней контрразведки СИС. Полковник Пил уже сообщил в сектор учета о прекращении связи со “Сноу”, однако по халатности его сотрудников тот все еще числился в картотеке агентуры разведки, о чем в полном соответствии с установленными правилами и сообщили МИ-5. После этого все подозрения с “Джонни” — “Сноу” были сняты, его с извинениями освободили и даже не отобрали заграничный паспорт, позволивший А-3504 свободно продолжать поездки за границу для встреч с офицерами абвера. Особый отдел убрал установленное за объектом наблюдение и проинформировал об этом разведку. В результате в СИС решили, что Служба безопасности полностью проверила подозреваемого и вынесла оправдательный вердикт, ввиду чего в январе 1939 года его вывели из консервации и перевели в разряд действующих агентов. Тем времен ненавидевший англичан активный валлийский националист “Джонни” под носом у контрразведки руководил созданной им в 35 географических пунктах страны сетью. В январе 1939 года немцы прислали ему радиопередатчик, весьма заинтересовавший и разведку, и контрразведку, однако специалисты СИС так неумело разобрали аппарат, что лишь с большим трудом смогли починить его. Оуэнс рассвирепел, поругался с Пилом и исчез, причем не один, а вместе с радиостанцией, на которой 28 августа 1939 года впервые вышел в эфир с метеосводкой. Служба безопасности вместе с Особым отделом разыскивали его, но безуспешно. Перед самой войной Оуэнс направил в абвер сообщение о развертывании на побережье радарной сети, оцененное Канарисом как самый важный отчет, поступивший из Англии за последние несколько лет. Весьма драматично продолжившаяся после начала боевых действий история двойного агента описана в соответствующей главе.
СД также располагала в Британии агентом из числа валлийцев, менеджером одной из технических фирм в Южном Уэльсе, но с началом войны он прекратил нелегальную деятельность и скрылся. Контрразведка так и не сумела напасть на его след, и личность этого человека остается не установленной до сих пор.
Все достигнутые немцами в Великобритании частные успехи меркнут по сравнению с результатами операций советской внешней разведки. Ее работа на территории страны осложнялась продиктованным дипломатической ситуацией требованием соблюдать особую осторожность в проведении агентурных операций. Шпионские скандалы 1920-х годов оставили на англо-советских отношениях слишком глубокий отпечаток, поэтому на самом высшем государственном уровне было принято решение изъять агентурный аппарат из ведения “легальной” резидентуры и перевести работу исключительно на нелегальную основу. Это позволяло правдоподобно отрицать причастность Советского Союза к любым возможным провалившимся агентам и их действиям.
Игнатий Рейф
Созданную в Аондоне начале 1934 года первую нелегальную резидентуру внешней разведки возглавил Игнатий Рейф (“Марр”, “Макс Волиш”), а до этого оперативная работа по Британии велась в основном из Дании, что заметно осложняло проведение многих операций. Вскоре находившийся в Вене А. М. Орлов (А. А. Фельдбин, Никольский, “Швед”) получил приказ прибыть в Англию и принять руководство группой нелегалов. Оперативная обстановка в Великобритании отличалась крайне незначительной вероятностью удачных вербовок для работы на СССР государственных служащих, военных или бизнесменов. Вместе с тем, многие молодые интеллектуалы, особенно студенты Оксфордского и Кембриджского университетов, разочаровались в буржуазном обществе и его перспективах и довольно массово обратились к марксизму. Немало преподавателей и профессоров тоже исповедовали левые убеждения, поскольку полагали, что именно в Советском Союзе, в отличие от пораженных “великой депрессией” стран, создаются идеальные условия для научного прогресса. Ключом к спасению мира они объявляли марксизм и диалектический материализм, в капиталистических странах же наука якобы была обречена служить исключительно интересам господствующих классов, в связи с чем ее ожидал неизбежный упадок. Студенты и профессора вступали в тайные или полулегальные организации левой направленности, такие как “Еретики”, “Союз”, “Общество Апостолов”, “Социалистическое общество”. Особенно яростно пропагандировал коммунизм преподаватель Морис Добб, сам не ведавший, насколько советская разведка должна быть признательна ему за речи, статьи и книги, вдохновившие социалистическими идеями не одного ее будущего агента. По оценке июля 1937 года, среди студентов Оксфордского университета насчитывалось 150 членов коммунистической партии, Кембриджского — 200, Лондонского — 300.
Британское общество действительно являло тогда не слишком привлекательное зрелище,
