Отечественная война и русское общество
1812–1912
Юбилейное издание
Том II
ИСТОРИЧЕСКАЯ КОМИССИЯ УЧЕБНОГО ОТДЕЛА О. Р. Т. З
Редакция А. К. Дживилегова, С. П. Мельгунова, В. И. Пичета
Издание Т-ва И. Д. Сытина
Типография Т-ва И. Д. Сытина. Пятницкая ул. с. д.
Москва — 1911
Переиздание Артели проекта «1812 год»
Редакция, оформление, верстка выполнены Поляковым О. В.
Москва — 1999
После Тильзита
III. Международная политика России после Тильзита
Прив.-доц. В. И. Пичета
I.
ильзитский мир был второй блестящей победой Наполеона над Александром, хотя был необходим столько же Франции, сколько и России. Прекращение войны с Россией давало Наполеону полную свободу для занятия европейскими делами своих вассалов и проведения в жизнь континентальной системы. Тильзитский союзный договор был почти целиком в пользу Франции. Правда, Россия получала незначительное территориальное расширение — Белостокскую область, но зато она брала на себя такого рода обязательства, которые шли в разрез с интересами страны, и тяжесть которых должна была обнаружиться в весьма недалеком будущем. Если оставить в стороне политические разговоры между обоими монархами, сулившие Александру I широкие перспективы и несбыточные надежды в восточном вопросе, то союз с Францией налагал на Россию только одни тяжелые обязательства, не давая ей никаких преимуществ. Помимо этого, правительству Александра I приходилось ликвидировать союзные отношения с Пруссией, и признать действующей Кенигсбергскую конвенцию, столь унизительную для Пруссии и Александра I, как наглядное доказательство неудачного исхода кампании 1807 г.
Наполеон
Среди статей союзного договора русские интересы непосредственно задевались статьями, трактовавшими об Англии и Пруссии. Согласно 4 и 5 статьям, русское правительство было обязано предложить свое посредничество в Лондоне. В случае отказа последнего, в чем Наполеон не сомневался, Россия должна приступить к континентальной системе и понудить к тому же дворы: копенгагенский, стокгольмский и лиссабонский. Наполеон, конечно, знал, что прекращение торговых связей Швеции с Англией грозит первой полным экономическим разорением, и что добровольно Швеция не присоединится к системе. Только имея в виду последнее, Наполеон предоставлял России свободу действий в Финляндии, хотя отношения России с Швецией в начале века были настолько предупредительны и дружественны, что не могли допускать даже мысли о возможности разрыва между стокгольмским и петербургским дворами. Направляя Россию в Швецию, Наполеон не только имел в виду прекращение экономических сношений Швеции с Англией, но, конечно, желал также отвлечь внимание русского правительства от европейских дел, хозяином которых хотел остаться один. Еще резче противоречили интересам России статьи договора относительно Турции. Правительство Александра I не скрывало своих грез и видений о разделе Оттоманской империи, и разговор с Наполеоном в Тильзите только укрепил государя в надежде на реализацию такого рода фантастических проектов. Конечно, беседы о Турции — для Наполеона только ловкий дипломатический шаг, усыпивший Александра I и давший возможность в трактате сказать не то, что говорилось в личной беседе с глаза на глаз. На деле помощь со стороны России Франции должна была свестись к предложению посредничества и только в случае неудачного исхода последнего, Франция обязывалась действовать заодно с Россией против Оттоманской империи. Так раздел отодвигался в очень далекое будущее, и в то же время неопределенность этой статьи и некоторая неясность, что получит Россия в случае совершившегося раздела, давали Наполеону моральное право держать в руках Александра I, убаюкивая его сладостными обещаниями. И необходимость присоединения к континентальной системе и восточный вопрос, столь неясно представленный в трактате, впоследствии стали источником недоразумения между Россией и Францией, — источником, отчасти поведшим к разрыву дипломатических сношений и к войне 1812 года.
Александр I только в одном отношении мог быть доволен Тильзитским миром и Кенигсбергской конвенцией. Ему удалось отстоять самостоятельность Пруссии и увеличить несколько размер владений, отданных обратно прусскому королю. В этом отношении Александр I не покинул своего союзника. С другой стороны, образование Варшавского герцогства с согласия обоих государей являлось гарантией, что Польша не будет восстановлена, и что России нет нужды опасаться за ее польские области. Так, Тильзитский договор, имевший характер компромисса и недоговоренности, должен был стать точкой отправления, как для дипломатических переговоров между Россией и Францией, так и для направления всей русской международной политики, поскольку все ее нити находились в Париже, а не в Петербурге. Вот почему последний до тех пор хочет быть в хороших отношениях с Парижем, пока существовала надежда на возможность осуществления с помощью Франции разного рода политических мечтаний, даже при существовании экономической политики, идущей в разрез с реальными, материальными нуждами страны.
Свидание в Тильзите (Вольфа)
Тильзитский мир был встречен в обществе неприветливо. Правда, еще не успели сказаться его экономические последствия для крупно-поземельного дворянства и оптового купечества, но уже одно примирение с Наполеоном, казалось, ударом национальному самолюбию. По заключении мира, правительство опубликовало манифест, в котором говорилось о наступлении «благословенного мира» и изъявлялось благоволение народу и войску, о самом же характере мира почти ничего не было сказано, если не считать несколько лирических излияний относительно расширения и исправления границ. Русскому обществу Тильзитский мир казался национальным унижением и изменой союзникам. Не даром и русские политические деятели и прусские дипломаты находили поведение Александра «предательским». Впрочем, не все думали так, иные более хладнокровно учитывали соотношение сил и находили, что «Россия делается ангелом-хранителем прусского короля, который в императоре находит себе спасителя и из его рук получает снова большую часть своих владений, которые он сам не умел сберечь и защитить». Уже один отказ разделить владения прусского короля исключал всякую мысль о каком бы то ни было предательстве со стороны Александра I.
Недовольство миром сказывалось во всех слоях общества, и торжественные молебствия и официальные речи духовенства не могли повернуть общественного мнения в другую сторону, более благоприятную для правительства.
Александр I, сейчас по возвращении домой, почувствовал перемену в отношении к нему столичной аристократии. В отношениях последней было много предупредительности, придворной вежливости, но зато отсутствовали доверие и чувства симпатии к государю. Холодом повеяло в столице на сентиментальную душу монарха, в особенности, когда его товарищи-члены Неофициального Комитета открыто или тайно выражали свое неудовольствие по поводу Тильзитского мира. При первой же встрече с государем Новосильцев попросил об отставке, указывая, что новая политическая система противна его убеждениям, а Наполеону известны, говорил Новосильцев, «моя личная к нему вражда и моя приязнь к Англии — следственно, покамест я при вас, он не может полагаться на искренность ваших чувств, а потому, чтобы упрочить доверие нового вашего союзника, вам никак нельзя долее держать меня при себе, — вы, напротив, должны меня прогнать, и прогнать гласно». Желание Новосильцева было исполнено. Скоро такая же участь постигла и Кочубея. И другие лица в том или другом виде выражали свое неудовольствие условиями заключенного мира. Эта ненависть к Наполеону усилилась в связи с падением экспорта и вздорожанием цен вследствие падения ценности ассигнационного рубля. Впрочем, для помещиков, купцов и домовладельцев, как верно указал Вигель, понижение курса не имело особенных вредных последствий, так как рост цен вознаграждал за потери на курсе ассигнационного рубля.
Итак, Тильзитский мир разбил английско-дворянскую партию, но, конечно, не уничтожил ее: слишком жизненно было ее существование. До поры, до времени она скрывала свое неудовольствие, но пользовалась каждым поводом для его выражения в той или другой форме.
Кажется, императрица-мать являлась лидером всей этой английско-дворянской партии. Не даром Елизавета Алексеевна, слишком осторожная в своих суждениях о людях, с несвойственной ей резкостью порицает поведение императрицы, которая вместо того, «чтобы поддерживать и защищать интересы своего сына… дошла до того, что стала походить на главу оппозиции; все недовольные, число которых очень велико, околачиваются вокруг нее, прославляют ее до небес… Не могу вам выразить, до какой степени это возмущает меня». По словам шведского посланника Стединга, «неудовольствие против императора все увеличивается… и императору со всех сторон угрожает опасность. Друзья государя в отчаянии. Государь упрямится, но не знает настоящего положения дел. В обществе говорят открыто о перемене правления и необходимости передать престол по женской линии — возвести на трон вел. кн. Екатерину…» Словом, в представлении посланника все подданные отвернулись от государя. Сохраняла свое расположение лишь армия, но и в ней царило большое недовольство, которое, конечно, приходилось учитывать в той или другой степени. Армия была недовольна действиями главнокомандующего Беннигсена и открыто заявляла о своем неудовольствии. Наконец предпочтение, отдаваемое Александром I иностранцам и большею частью не оправдываемое их личными достоинствами и талантами, только увеличивало недовольство армии. К тому же, многие из иностранцев даже не знали русского языка и, конечно, не могли быть популярны среди солдат. И широкие круги дворянства тоже были недовольны Александром I. Пусть падение ассигнаций нисколько не отразилось на материальном благосостоянии помещика; но ему зато грозила серьезная опасность лишиться части крестьян, отданных в милицию в 1805–1806 гг. Когда образовывалась милиция, правительство объявило, что, после окончания войны, все возвратятся домой. В действительности, после Тильзита правительство имело намерение оставить милиционеров в армии, при их частях, чем и лишало дворянство необходимых рабочих рук.
