— Сам покупаю за такую цену, мадам, для меня никакой выгоды.
Он поставил гирьки на одну чашку весов, а на другую насыпал крекеры.
— Но почему цены постоянно растут?
Она взяла с чашки ломаный крекер и положила в рот. Цвет печенья получался от водорослей, из которых его делали, и зеленое всегда казалось ей вкуснее и меньше пахло йодом, чем остальное.
— Спрос — предложение, спрос — предложение. — Он ссыпал крекеры в сумку, раскрытую перед ним Тэбом. — Чем больше людей, тем меньше всего остального. И я слышал, что траву начинают выращивать на более далеких участках. Чем дальше дорога, тем выше цена.
Он произнес эти слова о причине и следствии заученно и монотонно, словно граммофонная пластинка.
— Не знаю, как люди выкручиваются, — вздохнула Ширли, когда они отошли от прилавка, и почувствовала себя слегка виноватой, потому что с банковским счетом Майка ей не о чем было беспокоиться. Она подумала, как бы она протянула на зарплату Тэба: она знала, как мало тот получает. — Хочешь крекер? — спросила она.
— Спасибо, может, чуть попозже. — Он наблюдал за толпой и ловко отодвинул плечом мужчину с большим мешком за спиной, чуть не столкнувшимся с Ширли.
Сквозь рыночный гвалт пробивалась песня: трое мужчин бренчали на самодельных гитарах, а тоненький голосок девушки почти терялся в окружающем шуме. Когда они подошли ближе, Ширли удалось разобрать несколько слов — это был шлягер прошлого года, тот, что пели «Эль-Трубадуры»: «…на земле над ней… Ангельски чистая мысль… узнать ее, чтоб полюбить».
Слова совершенно не подходили этой девушке с впалой грудью и тощими руками. Отчего-то Ширли почувствовала, себя неловко.
— Дай им несколько центов, — шепнула она Тэбу и быстро направилась к молочному ряду.
Когда Тэб подошел, она опустила в сумку пакет олеомаргарина и бутылочку соевого молока — Майк любил пить с ним кофе.
— Тэб, напомни мне, пожалуйста, что надо вернуть бутылки — эта уже четвертая! А с залогом в два доллара за штуку я скоро по миру пойду, если буду про это забывать.
— Если вы пойдете завтра за покупками, я вам напомню.
— Вероятно, пойду. Майк пригласил кого-то на обед, а я еще не знаю, сколько будет народу и что он хочет подать на стол.
— Рыбу, она всегда хороша, — сказал Тэб, указывая на большой бетонный бассейн с водой. — Бассейн полон.
Ширли приподнялась на цыпочки и увидела тилапий, беспокойно снующих в мутной воде.
— Лапии со Свежего Острова, — сказала продавщица. — Только сегодня ночью привезли с озера Ронконкома.
Она сунула руку в воду и вытащила извивающуюся рыбешку длиной сантиметров пятнадцать.
— А завтра они у вас будут? — спросила Ширли. — Мне нужна свежая рыба.
— Как угодно, милочка, завтра привезут еще.
Становилось жарче, а на рынке не оказалось ничего, что она еще хотела купить. Поэтому решено было перейти к следующему пункту программы.
— По-моему, сейчас нам лучше отправиться к Шмидту, — сказала Ширли, и что-то в ее голосе заставило Тэба внимательно взглянуть на нее, после чего он снова перешел к наблюдению за толпой.
— Конечно, мисс Ширли, там будет попрохладнее.
Заведение Шмидта располагалось в подвале сгоревшего целиком дома на Второй авеню. Проулок вел на задний двор, три ступеньки вниз — и вы перед толстой зеленой дверью с глазком. В тени, притулившись к стене, на корточках сидел телохранитель: к Шмидту приходили только постоянные клиенты. Приветствуя Тэба, охранник махнул рукой. Послышалось скрежетание замка, дверь открылась, и показался престарелый мужчина с длинными патлами седых волос.
— Доброе утро, судья, — сказала Ширли. Судья Сантини и О’Брайен хорошо знали друг друга, и она встречалась с ним прежде.
— А, доброе утро, Ширли. — Он отдал телохранителю маленький белый пакетик, который тот сунул в карман. — Как бы хотелось, чтобы утро было добрым, но для меня чересчур жарко. Боюсь, сказываются года. Передай от меня привет Майку.
— Передам, судья, до свидания.
Тэб отдал Ширли кошелек, и она спустилась по ступенькам и постучала в дверь. В глазке промелькнула тень, послышался лязг металла, и дверь отворилась. Внутри было темно и прохладно. Ширли вошла.
— Ого, да это же мисс Ширли! Привет, малышка, — сказал привратник, захлопывая дверь и задвигая тяжелый засов.
Он опять влез на высокую табуретку у стены и занялся своим оружием. Ширли ничего не ответила: она всегда так поступала. Шмидт поднял голову и широко улыбнулся.
— Привет, Ширли! Зашла купить чего-нибудь вкусненького для мистера О’Брайена?
Он положил большие красные руки на прилавок; его толстое тело, облаченное в забрызганный кровью белый халат, возвышалось над ним как гора. Она кивнула, но не успела ничего сказать, как подал голос охранник:
— Покажите ей леденцы, мистер Шмидт. Могу поспорить, она пришла именно за ними.
— Не думаю, Арни, они не для Ширли.
Оба громко расхохотались, а она попыталась улыбнуться, теребя клочок бумаги, лежавший на прилавке.
— Мне нужен кусок говядины или вырезка, если, конечно, у вас есть, — сказала она, и мужчины снова расхохотались.
Они знали, что многое могут себе позволить, но никогда не переступали границ дозволенного. Им было известно о ее взаимоотношениях с Майком, но они никогда не делали и не говорили чего-то такого, что могло вызвать гнев Майка. Однажды Ширли попробовала рассказать ему об этом, но он посмеялся над одной из их шуток и сказал, что они просто дурачатся и ей не следует ожидать светских манер от мясников.
— Посмотрите-ка на это, Ширли. — Шмидт щелчком открыл дверь холодильника, стоящего у стены, и вытащил небольшую кость. — Великолепная собачья ножка, мясистая, да и жирная.
На вид она была недурна, но Ширли знала, что наверняка есть еще на что взглянуть.
— Очень миленькая, но вы же знаете, что мистер О’Брайен любит говядину.
— С каждым днем все труднее, Ширли. — Хозяин полез глубже в холодильник. — Разборки с поставщиками, скачки цен, сама знаешь, каково. Но мистер О’Брайен является моим покупателем уже десять лет, и, пока могу, я стараюсь, чтобы ему кое-что перепадало. Ну как?
Он вылез из холодильника, ногой закрыл дверь и показал небольшой кусок мяса с тонкой полоской жира с краю.
— На вид очень недурен.
— Чуть больше половины фунта, хватит?
— В самый раз.
Он снял мясо с весов и начал заворачивать его.
— Этот кусочек разорит вас всего на двадцать семь девяносто.
— Неужели?.. Это намного дороже, чем в прошлый раз.
Майк вечно ругался, что она тратит очень много на еду, словно она отвечала за цены, однако требовал, чтобы на столе всегда было мясо.
— Ничего не поделаешь, Ширли. Но если ты меня поцелуешь, я сброшу девяносто центов. Может, даже подарю тебе еще кусочек мяса.
И они с охранником дико захохотали. Но, как сказал Майк, это была просто шутка, и она молча достала деньги из кошелька.
— Вот, мистер Шмидт, двадцать… двадцать пять… двадцать восемь.
Она достала из кошелька крохотную пластинку, написала на ней цену и положила рядом с деньгами. Шмидт взглянул на пластинку и нацарапал голубым мелком, которым всегда пользовался, снизу букву «Ш». Если Майк будет ругаться, она покажет ему это — правда, такое почти никогда не помогало.
— Десять центов сдачи, — улыбнулся Шмидт и покатил монету к ней по прилавку. — Увидимся, Ширли! — крикнул он, когда она забрала пакет и направилась к дверям.
— Да, очень скоро, — сказал охранник, открывая дверь ровно настолько, чтобы она могла проскользнуть.
Когда она проходила мимо, он быстро провел рукой по ее спине и ягодицам, обтянутым узким платьем. Дверь захлопнулась, хохот оборвался.
— Теперь домой? — спросил Тэб, забирая пакет.
— Да… думаю, тоже на такси.
Он посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но передумал.
— Вон такси, — сказал он и повел ее по улице.
Сев в велотакси, она облегченно вздохнула; они, конечно, жлобы и вели себя сегодня, как обычно, зато ей не нужно ходить туда до следующей недели. И, как сказал Майк, не следует ожидать светских манер от мясников. Черт с ними, и с их грязными шуточками, и с анекдотами на уровне начальной школы! Здесь у них бывает хорошее мясо, не то что у других. Она приготовит Майку бифштекс, пожарит в жиру овсяные лепешки, и все будет хорошо. Тэб помог ей вылезти из велотакси и взял сумку.
— Поднять наверх?
— Пожалуй… и заберешь пустые бутылки из-под молока. В комнате охраны есть какое-нибудь местечко, где их можно оставить до завтра?
— Нет проблем. У Чарли есть шкафчик, мы оба им пользуемся. Я могу оставить их там.
В вестибюле было намного прохладнее, чем на улица. На лифте они поднимались молча. Ширли рылась в кошельке, ища ключ. Тэб пошел по коридору впереди и открыл наружную дверь, но внезапно остановился, и она едва не налетела на него.
