– И вправду будто праздник, – довольно произнес он.
– Все ли ограды ты обошел, приемный брат? – спросил Аг-равейн. Он только что вернулся из сарая, где лечил заболевшего пони.
– Все, и почти все они в хорошем состоянии, – ответил Гвидион. – Но на самой вершине северной вырубки, там, где в прошлом сезоне держали овец, появилась большая дыра. Тебе следует послать людей заделать ее, прежде чем снова пускать туда овец – а козы выскочат через нее наружу раньше, чем ты успеешь хоть слово сказать.
– Ты ходил туда один? – с беспокойством уставилась на него Моргауза. – Ты ведь не коза – ты мог свалиться в овраг и переломать себе ноги, и тебя искали бы много дней! Сколько раз я тебе говорила: идешь на вырубки – бери с собой кого-нибудь из пастухов!
– У меня были свои причины пойти одному, – отозвался Гвидион. В уголках его рта пролегли упрямые складки, – и я увидел то, что хотел увидеть.
– Что же такого ты мог увидеть, чтобы это стоило риска сломать себе что-нибудь и пролежать там несколько дней? – сердито спросил Агравейн.
– Я никогда еще не падал, – отозвался Гвидион, – а если упаду, то и пострадаю от этого только я. Что тебе за дело, если я хочу рискнуть?
– Я твой старший брат и распоряжаюсь в этом доме, – заявил Агравейн, – и ты будешь относиться ко мне с уважением, или я его в тебя вколочу!
– Расколоти лучше себе голову – может, туда войдет хоть немного ума, – дерзко отозвался Гвидион, – своего-то у тебя уже не будет!
– Ах ты, несчастный маленький…
– И нечего попрекать меня моим рождением! – огрызнулся Гвидион. – Я не знаю своего отца, но зато знаю, кто породил тебя – и не хотел бы поменяться с тобой местами!
Агравейн тяжело шагнул к мальчишке, но Моргауза быстро поднялась и заслонила Гвидиона собой.
– Агравейн, перестань изводить мальчика.
– Он всегда бежит прятаться за твои юбки, мать, – стоит ли после этого удивляться, что я никак не могу научить его послушанию? – возмущенно спросил Агравейн.
– Чтоб научить меня послушанию, нужен человек поумнее тебя, – подал голос Гвидион, и Моргауза уловила в его голосе нотки горечи.
– Тише, тише, дитя. Не говори так со своим братом, – с упреком произнесла она, и Гвидион тут же откликнулся:
– Извини, Агравейн. Мне не следовало грубить тебе. Он улыбнулся и взмахнул темными ресницами – не ребенок, а воплощенное раскаяние.
– Я же тебе добра желаю, негодник маленький, – проворчат Агравейн. – Думаешь, мне очень хочется, чтобы ты переломал себе все кости? И с чего тебе взбрело в голову лезть на вершину в одиночку?
– Ну, – отозвался Гвидион, – ведь без этого ты бы так и не узнал о дыре в изгороди, и пустил бы на это пастбище овец или даже коз, и потерял бы их всех. И я никогда не рву одежду – ведь правда, матушка?
Моргауза рассмеялась: Гвидион и вправду очень аккуратно обращался с одеждой – с мальчишками такое бывает нечасто. Стоило, скажем, тому же Гарету надеть тунику, и через час она уже была напрочь измята и перепачкана, а Гвидион сходил в своей праздничной оранжевой тунике на пастбища, и она выглядела так, словно ее только что выстирали. Гвидион посмотрел на Агравейна, одетого для работы, и сказал:
– Не годится тебе, брат, в таком виде садиться за стол рядом с матушкой в ее красивом платье. Сходи надень хорошую тунику. Не станешь же ты обедать в старой одежде, словно какой-нибудь крестьянин?
– Не хватало еще, чтобы всякая мелюзга указывала, что мне делать! – рыкнул Агравейн, но все-таки отправился к себе в покои, и Гвидион улыбнулся с тайным удовлетворением.
– Агравейну нужна жена, матушка, – сказал он. – Он вспыльчив, словно бык по весне. А, кроме того, тогда тебе больше не придется шить и чинить ему одежду.
Моргаузу позабавило это замечание.
– Несомненно, ты прав. Но я не желаю, чтобы под этой крышей появилась еще одна королева. Нет на свете такого большого дома, чтобы в нем могли ужиться две хозяйки.
– Значит, нужно найти ему жену из не слишком знатного рода и очень глупую, – сказал Гвидион. – Такая жена будет радоваться каждому твоему совету, потому что будет бояться попасть впросак. Дочь Ниала вполне подойдет – она очень красивая, а народ Ниала богат, но не слишком, потому что они потеряли много скота в злую зиму, шесть лет назад. За ней дадут хорошее приданое, потому что Ниал боится, что ему не удастся выдать дочь замуж. Она в шесть лет переболела корью и с тех пор плохо видит да и умом особым не отличается. Она неплохо умеет прясть и ткать, но у нее не хватит ни зоркости, ни ума посягать на большее, и она не станет возражать, если Агравейн будет постоянно делать ей детей.
– Ну-ну-ну, ты у нас уже настоящий государственный муж, – язвительно произнесла Моргауза. – Агравейну следует сделать тебя своим советником, раз ты такой мудрый.
Но про себя она подумала, что мальчик прав и что нужно будет завтра же поговорить с Ниалом.
– Он может сделать и что-нибудь похуже, – серьезно произнес Гвидион, – но я не стану оставаться здесь и дожидаться этого, матушка. Я вот что хочу сказать: когда я поднялся на холм, то увидел… а, вот и Донил-охотник, он вам все расскажет.
И действительно, здоровяк охотник вошел в зал и низко поклонился Моргаузе.
– Госпожа моя, – сказал он, – на дороге показались всадники. Они уже у большого дома. Они везут паланкин, украшенный, как авалонская ладья, и с ними едет горбун с арфой и слуги в одеждах Авалона. Они будут здесь через полчаса.
«Авалон!» Тут Моргауза заметила потаенную улыбку Гвидиона и поняла, что ради этого он все и затеял. «Но он никогда не говорил, что обладает Зрением! Какой ребенок не похвастался бы таким даром, имей он его?» Но вдруг он и вправду скрывал свой дар, радуясь именно тому, что ему известны вещи, никому более не ведомые? От этой мысли Моргаузе вдруг сделалось не по себе, и на миг она почти испугалась своего воспитанника. Она поняла, что мальчик заметил это, – и отнюдь не огорчился.
Но он сказал лишь:
– Ну, разве не удачно получилось, матушка, что у нас есть медовый пирог и печеная рыба, и мы одеты в наши лучшие наряды и можем принять посланцев Авалона с подобающей пышностью?
– Да, – согласилась Моргауза, глядя на приемного сына. – И вправду, очень удачно, Гвидион.
Когда Моргейна вышла на главный двор, чтобы приветствовать гостей, ей вспомнился вдруг тот день, когда Вивиана и Талиесин приехали в отдаленный замок Тинтагель. Талиесину такие путешествия, наверное, давно уже не под силу, хотя он еще жив. Если бы он умер, она непременно об этом услыхала бы. А Вивиана больше не ездила верхом, в мужском платье и сапогах – скорости ради, – не считаясь ни с чьим мнением.
Гвидион смирно стоял рядом с королевой. Сейчас, в своей ярко-оранжевой тунике, с аккуратно зачесанными темными волосами, он был очень похож на Ланселета.
– Кто эти гости, матушка?
– Думаю, это Владычица Озера, – ответила Моргауза, – и Мерлин Британии, Посланец богов.
– Ты говорила, что моя мать была жрицей на Авалоне, – сказал Гвидион. – Быть может, их появление как-то связано со мной?
– Ну-ну, не болтай то, чего не знаешь! – резко одернула его Моргауза, потом смягчилась. – Я не знаю, зачем они приехали, милый. Я не наделена Зрением. Но, может быть, ты и прав. Я хочу, чтобы ты разносил вино, слушал и все запоминал, но сам помалкивал, пока тебя не спросят.
Моргаузе подумалось, что ее родным сыновьям было бы нелегко выполнить это требование – Гавейн, Гахерис и Гарет были шумными и любопытными, и их трудно было научить придворным манерам. Они походили на огромных дружелюбных псов, а Гвидион – на кота, бесшумного, вкрадчивого, изящного и внимательного. Такой была в детстве Моргейна… «Вивиана дурно поступила, выгнав Моргейну, даже если и рассердилась на нее за то, что та понесла ребенка… и с чего вдруг это так ее задело? Она и сама рожала детей – и среди них этого чертова Ланселета, который посеял такую смуту в королевстве Артура, что отголоски дошли даже до нас. Все слыхали, в какой он милости у королевы».
Хотя – а с чего вдруг она решила, будто Вивиана не хотела, чтобы Моргейна родила этого ребенка? Моргейна поссорилась с Авалоном, но, возможно, эту ссору затеяла она сама, а не Владычица Озера.
Моргауза с головой ушла в размышления; но тут Гвидион коснулся ее руки и едва слышно пробормотал:
– Твои гости, матушка.
Моргауза присела в глубоком реверансе перед Вивианой, которая словно бы усохла. Прежде казалось, что годы не властны над Владычицей Озера, но теперь Вивиана выглядела увядшей, лицо ее избороздили морщины, а глаза запали. Но ее очаровательная улыбка осталась прежней, а низкий грудной голос был все таким же мелодичным.
– Как я рада тебя видеть, милая сестра, – сказала она, поднимая Моргаузу и заключая ее в объятия. – Сколько же мы не виделись? Ах, лучше не думать о годах! Как молодо ты выглядишь, Моргауза! Какие прекрасные зубы, и волосы такие же блестящие, как всегда. С Кевином Арфистом вы уже встречались на свадьбе Артура – он тогда еще не стал Мерлином Британии.
