В германской верховной ставке вся стратегия защиты от вторжения все больше увязала в трясине нерешительности в главных вопросах и бесконечных обсуждений деталей. Однако через десять дней после начала вторжения Гитлер неожиданно решил обсудить ситуацию лично с фельдмаршалами Рундштедтом и Роммелем в Марживале близ Суасона, где была оборудована штаб-квартира W2, подготовленная «Организацией Тодта» в 1943 году для верховной ставки на случай вторжения. Главнокомандующий нашими войсками на Западе просил, чтобы либо Йодля, либо меня командировали на Западный фронт, чтобы «обсудить будущую стратегию», что и стало причиной этой поездки. Ввиду обстановки, сложившейся в середине июня, Гитлер не собирался надолго задерживаться в Марживале. То была его последняя поездка во Францию; и то был единственный случай, когда эта огромная штаб-квартира использовалась по назначению, хотя впоследствии при отступлении немецкие войска временно использовали ее как укрепленный пункт.
Книги о войне дают множество драматических описаний этой встречи, начиная с рассказа о демонстративно враждебном, по причине падения сбившейся с курса ракеты «Фау-2», отношении Роммеля к безрассудному перелету. Ничего этого нет в записях Йодля. Он был единственным членом штаба оперативного руководства ОКВ, принимавшим участие в этой встрече, а вся поездка продолжалась лишь один день.
Единственным интересным фактом в записях Йодля является то, что «жалоба на превосходство противника в воздухе» фигурирует под номером один. После этого ни на ежедневных совещаниях, ни в разговорах со мной, как всегда редких и немногочисленных, не прозвучало ни малейшего намека на то, что именно там происходило. Официальные отчеты об этой встрече так же неинформативны, как и многие другие документы верховной ставки за тот период.
Оба командующих на Западе, естественно, прибыли в Марживаль в надежде что-то узнать насчет будущих намерений верховной ставки. Они наверняка твердо решили сказать Гитлеру, что тех ресурсов, которые были до сих пор предоставлены или обещаны, недостаточно для защиты от вторжения. Весь мой опыт, однако, заставляет меня предположить, что Гитлер прервал обоих фельдмаршалов, как только почувствовал в этом необходимость. Если бы он захотел что-то срочно предпринять, то обстановка давала ему такую возможность, поскольку именно в этот момент главный вопрос был, как предотвратить угрозу, нависшую над полуостровом Котантен и, следовательно, Шербуром, которые могли оказаться отрезанными от остальной Нормандии. Гитлеру надо было как можно скорее смириться с тем, что это произойдет и что вместе с этим улетучатся все его иллюзии насчет «уничтожения по частям» плацдарма именно на этом чрезвычайно важном участке. Штаб 7-й армии, в зоне ответственности которой он находился, хотел отвести как можно больше сил на юг, но Гитлер всего лишь снова настоятельно потребовал бросить как можно больше сил на оборону крепости Шербура. Единственным результатом стало то, что когда американцы через десять дней захватили Шербур, то дополнительно они захватили в плен и несколько тысяч немецких солдат, потеря которых столь ощутимо сказалась на передовой. Между тем Гитлер дал указание ОКВ провести тщательное расследование, чтобы проверить, выполнен ли его приказ всеми до последнего человека.
О том, что еще обсуждалось в Марживале, можно узнать из записи в дневнике Йодля за 17 июня. Там говорится: «Фюрер одобрил небольшую корректировку участка фронта 1-го корпуса СС в соответствии с боевой обстановкой»! Ни намека на то, что обсуждался главный план, хотя в тот же день после полудня вышел следующий приказ ОКВ: «Сосредоточить четыре танковые дивизии СС в районе западнее линии Кан – Фалез, решение об их использовании для контрудара останется за фюрером в соответствии с обстановкой». Эти четыре дивизии СС (1, 2, 9 и 10-я) то ли еще стояли в резерве, то ли находились на марше, и до самого конца июня верховная ставка постоянно размышляла, как Гитлер собирается их использовать, и издавала по этому поводу приказы. Первый этап защиты от вторжения, то есть предотвращение высадки противника, провалился. Второй, «локальные контрудары», едва ли возможно было где-то осуществить. Теперь мы вступили в третий этап – нанесение массированного контрудара. Направлением этого удара служила небольшая деревня Бальруа, расположенная приблизительно в центре плацдарма. Непосредственная цель заключалась в том, чтобы вклиниться между британским и американским секторами фронта.
Однако в последующие дни нараставшее превосходство противника в воздухе вкупе со слабым гитлеровским руководством привело к тому, что эти планы начали сходить на нет еще до того, как их удалось окончательно сформулировать. 24–25 июня штаб оперативного руководства направил Йодлю памятную записку по поводу первоочередных целей главнокомандующего немецкими войсками на Западе. В ней мы убеждали, что на любой риск можно пойти на других участках побережья, что силы для этого удара надо значительно увеличить и что начало массированного контрудара следует назначить на 5 июля. Но Гитлер в тот же день отдал приказ дивизиям, которые уже прибыли, не дожидаясь сосредоточения всех сил, быть готовыми в любой момент прорвать путем наступательных действий фронт противника. Это положило конец последней нашей надежде перехватить инициативу и последней для нас возможности как-то действовать, а не плясать под дудку противника. Затем нерешительность верхов ярко проявилась в тот момент, когда Гитлер стал носиться с мыслью направить вновь прибывшие дивизии на помощь Шербуру, а для этого двинуть их в сторону западного берега полуострова Котантен. Главнокомандующий немецкими войсками на Западе, атакуемый с одной стороны противником, а с другой – собственной верховной ставкой, считал, что передвижение войск под прямым углом к направлению главного удара противника, да еще в условиях полного его превосходства в воздухе, невозможно. Но чем больше он спорил, тем упорнее Гитлер цеплялся за свой план, даже когда 26 июня пал Шербур.
Почти до самого конца июня Верховное командование носило из стороны в сторону, как пучок соломы на ветру, в отношении планов уничтожения плацдарма посредством контрудара. Но к концу месяца оно так ничего и не добилось, поскольку последние из вновь прибывших дивизий пришлось использовать для решения чисто оборонительных задач – как часть кольца, протянувшегося теперь почти до самого участка прорыва, который по-прежнему удерживался противником в Нормандии. Больше уже не было разговоров о наступлении или «уничтожении». Вторжение прошло успешно. Второй фронт – или, скорее, третий – был открыт. Гитлер мог бы теперь припомнить свои слова о том, что успех противника на западе решит исход войны, и сделать соответствующие выводы. Но вместо этого его видели стоящим перед собравшимися на совещание людьми, с линейкой и компасом в руках, и высчитывающим, как мала площадь занятой противником Нормандии по сравнению со всей огромной территорией Франции, которая по-прежнему находится в руках Германии. Мы возвращались мыслями к первым дням войны в Польше. Неужели это действительно все, на что он способен как военный руководитель? Или он собирался таким примитивным способом воздействовать на своих слушателей? Эту сцену мне трудно забыть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
