В ставке это предложение вызвало большую тревогу и привело всех в состояние полного смятения, хотя и по очень разным причинам. В соответствии с «обычными каналами» связи первым это телетайпное сообщение получил наш штаб в бараках Штруба. Мы решили, что у нас, видимо, появился наконец шанс перевести внимание «тех, кто наверху», с тактических споров на более общий взгляд на происходящее. В гитлеровском штабе свои мысли следовало высказывать очень осторожно, если хочешь, чтобы твои слова были прочитаны или выслушаны. Поэтому, передавая это сообщение Йодлю, мы приписали, что если рассматривать предложение главнокомандующего на Западе отказаться от плана «решающего сражения в Нормандии до победного конца» беспристрастно, то оно подразумевает вывод войск из Франции и отход на кратчайшую и наиболее укрепленную оборонительную позицию – на линию Зигфрида.
Бесспорно, было бы лучше, если оба этих командующих войсками на Западе воспользовались своим визитом в Берхтесгаден и изложили эти предложения устно, но даже если бы они так сделали, Гитлер почти наверняка отверг бы их так же окончательно и бесповоротно, как сделал это теперь. Должно быть, он воспринял это как оскорбление своему руководству, но в основе его отказа могли лежать и другие реалии: подвижные операции на западе еще больше подставили бы наши войска под удар превосходящих сил авиации противника; основная часть пехотных дивизий действительно не могла осуществлять крупные передвижения пешим порядком; чем дальше нас отгоняли от побережья, тем меньше у нас оставалось шансов эффективно применить ракеты наземного базирования против Англии.
О жесткости, с которой было отвергнуто это предложение, говорит тот факт, что его автора, генерала фон Гейра освободили от командования. Даже фельдмаршалу фон Рундштедту, когда он появился в Берхтесгадене, пришлось услышать от Кейтеля, что создается впечатление, будто он очень нуждается в отдыхе, и потому будет лучше, если он возьмет длительный отпуск. 7 июля фельдмаршал фон Клюге, оправившийся после серьезной автомобильной катастрофы, принял командование на себя. В течение какого-то времени он регулярно присутствовал на ежедневных совещаниях в ставке и потому был хорошо осведомлен о последних планах. Когда его назначили новым главнокомандующим, никто не мог предположить, что всего шесть недель спустя ему придется пойти на самоубийство, чтобы не быть казненным Гитлером.
Надо полагать, Йодль даже не упомянул Гитлеру о комментариях своего штаба по поводу предложения главнокомандующего на Западе, хотя они полностью совпадали с теми взглядами, которые он сам выразил несколько недель назад в разговоре с Дёницем. Точно так же не было принято во внимание и альтернативное решение, к которому штаб вернулся еще раз. Оно состояло в том, что необходимо сделать последнюю попытку сохранить Нормандию, «используя все имеющиеся силы и смирившись с неизбежными рискованными последствиями». Мы попали в ситуацию, в которой с военной точки зрения явно не было никаких шансов на успех, и мы продолжали, используя полумеры и неадекватные средства, нести тяжелые потери и непрерывно отступать, чтобы поддерживать видимость обороны, которая фактически дошла до точки развала.
Проведя несколько месяцев в Берхтесгадене, 9 июля ставка возвратилась в «Вольфшанце» раньше чем предполагалось. Сотни рабочих трудились посменно, превращая неосновательные прежде долговременные огневые сооружения в зоне 1 в гигантские бетонные форты. Царившие там шум и суета положили конец порядку и спокойствию, которые мы столь ревностно охраняли. Но Гитлер настоял на переезде именно в этот момент, так как из-за краха группы армий «Центр» со всеми вытекающими отсюда последствиями для соседних фронтов он почувствовал, что должен быть ближе, чтобы иметь возможность постоянно оказывать личное влияние на командующих на Востоке. Все это было тем более удивительно, что за те месяцы, что мы находились в Берхтесгадене, он только и делал, что постоянно заставлял командующих группами армий проделывать долгие путешествия туда и время от времени встречаться с отдельными старшими офицерами ОКХ, бывшего его штабом на Восточном театре войны. Генеральный штаб сухопутных войск в целом оставался, как всегда, в Ангенбурге. Вдобавок начальник Генштаба, генерал-полковник Цейцлер, был какое-то время болен и уже не выполнял свои обязанности[267].
Возвращение на полевые квартиры в Восточную Пруссию означало, что мы в кои-то веки – как и в такой же период 1941-го – оказались непривычно близко к фронту. Однако три года назад, когда армия стремительно двигалась на восток, это ощущение быстро исчезло. Теперь задача состояла в том, чтобы собрать на границах Восточной Пруссии и привести в порядок остатки разгромленных дивизий и бесконечные колонны беженцев, двигавшихся сплошным потоком в обратную сторону. Работа штаба оперативного руководства ОКВ начала теперь вращаться в основном вокруг защиты границ рейха, чего никогда не случалось прежде в ходе этой войны. Самой неотложной задачей было издать основополагающие приказы о строительстве «восточнопрусского оборонительного рубежа». Вообще говоря, ресурсы для этого имелись в наличии только в Восточной Пруссии, включая мужчин не годных к военной службе. Надо было договариваться о разделении ответственности с партийными и государственными властями на тот момент, когда боевые действия перекинутся на территорию рейха. Армия резерва сухопутных сил вместе с аналогичными структурами флота, авиации и СС должны были подготовиться к срочной ревизии всех подразделений, учебных заведений и других учреждений, из которых можно было сформировать хоть какие-то строевые части. Все эти инструкции рождались вследствие угрозы Восточной Пруссии, но их принципы вскоре пошли в ход и в отношении других приграничных районов и даже соседних областей, таких, как южный Тироль и Фриули, которые Гитлер по-прежнему намеревался включить в состав Великого германского рейха. Для строительства оборонительных позиций гаулейтеров повсюду назначили «прорабами», так как в соответствии с партийной доктриной они отвечали за «руководство людьми» и потому за набор рекрутов из всех слоев населения. Местные штабы вермахта не выполняли никакой иной функции, кроме как функцию специалистов-консультантов. Звучало множество протестов против оскорбительных распоряжений Гитлера, которые шли вразрез всем военным требованиям, но они оставались незамеченными. Настал период, когда партия со своими гаулейтерами, давно выступавшими в качестве «имперских комиссаров по обороне», начала присваивать себе все большую ответственность по защите рейха.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
