— Расскажи дальше, — попросил Рогмо.
— Ты прав. Так тебе легче будет сделать выбор.
Не успел я получить от отца эту вещь и уйти из замка, как неодолимое воинство напало на него. Они пришли из ниоткуда, из другого мира. Их не было еще мгновение тому назад, и вот они уже идут тысячной толпой. Самое страшное, Рогмо, что большинство из них были невидимы даже нам, духам. Скопление Зла, ощутимое, но практически неуязвимое. Раздумывать было некогда. Твой отец и его доблестные воины пытались оказать им сопротивление, но были убиты вскоре после начала боя. Мы наблюдали со стороны за происходящим, и надеюсь, что ты не станешь нас презирать за то, что мы не ринулись в бой. Если сами эльфы оказались беспомощными перед лицом своих врагов, то куда нам? Аэдона умер легко, будь счастлив этим. Твоей мачехе повезло меньше.
Она не знала, где хранится этот предмет, что передал мне Князь Энгурры, не знала, что он отдал его мне. Она только знала, что он существует и проклятие обладания им лежит на всем народе вашего княжества. Ты видел, что они сделали с ней, пытаясь узнать тайну твоего отца. Она молчала. А мы не могли ей помочь, потому что сила лесных духов ничтожно мала по сравнению с той злобной мощью, которой обладали враги.
Несколько приведенных ими чудовищ были вполне осязаемы и реальны — лучше бы все были невидимы. Ты видел Рогмо, и сарвохов, и троллей, и хищных ящеров. Есть также в нашем мире гарпии, мардагайлы, джаты. Но даже мардагайлы ничто по сравнению с этим порождением Тьмы. Они рвали эльфов на части, ломали их, как надоевшие игрушки. А твой народ не смог даже оказать сопротивления. Мы слишком поздно спохватились!
А руководил всем старик со странным и отвратительным украшением на шее. Он‑то и искал в замке ту вещь, за которую так беспокоился твой отец. Когда он понял, что проиграл, то разъярился так, что приказал громить и крушить все вокруг…
— Человек?! — ахнул Рогмо. — Значит, все‑таки человек!
— Я неверно выразился — существо в человеческой оболочке. Злобное, страшное и очень больное. Это он привел с собой людей и приказал их убить у входа в замок, чтобы перевалить вину на жителей Гатама.
— Я так и подумал, — кивнул полуэльф.
— Ты мудр. Другой бы на твоем месте не стал разбираться, увидь он то, что и ты.
— Что было дальше? — спросил сын Аэдоны с отчаянной решимостью дослушать до конца эту горькую историю, чтобы уже никогда не забыть о том, что сделал неведомый враг с прекрасным замком и его обитателями.
— Ты все видел, Рогмо, сын Аэдоны. Зачем я буду рвать твое сердце и испепелять свое? Мне будет очень трудно жить после того, что я пережил. А я не видел почти ничего. Я сбежал, мальчик мой. Я сбежал и бросил любимых мною существ, чтобы спасти эту вещь по просьбе твоего отца, да будет она трижды проклята. Мальчик мой! Оставь ее, брось!!! В мире много прекрасного, и горе когда‑нибудь развеется. Не бери на себя эту тяжесть, не подвергай себя опасности! Ведь смерть твоего отца — это только начало. Начинает сбываться проклятие Гаронманов — так он сказал мне на прощание.
Рогмо долго сидел у сиреневого пламени в глубоком молчании.
— Мне нужно похоронить их, — сказал он наконец.
— Мы поможем тебе, — откликнулся Номмо.
— Мы все сделаем, — сказал кто‑то, и голос, как показалось Рогмо, несся с верхушки соседнего дерева.
В ручье кто‑то плеснул и пропел:
— Мы любили их!
— Мы все их похороним! — прошептали деревья.
* * *
Рассвет следующего дня застал Рогмо уже на развалинах замка. Но на сей раз он пришел не один, и ему хоть немного легче было смотреть на своих друзей и родственников.
Лесные обитатели, духи озер и ручьев, несколько чудом уцелевших домовых, обитавших в замке, — пестрая, шумная толпа — помогали ему. Великаны лешие и несколько пришлых гномов валили и носили деревья для погребального костра. Наяды, альсеиды и дриады обмывали покойников и укутывали тела тончайшими саванами. Русалки не могли выйти на берег, чтобы помочь друзьям, но они собрались в ручье, который протекал у подножия холма, и пели одну за другой прекрасные скорбные эльфийские песни. А насекомые стрекотали, подпевая. И соловьи заливались в такт тоскливой мелодии.
Сильваны разбирали завалы из камней, то и дело спотыкаясь своими крохотными копытцами. Они по двое и по четверо таскали самодельные носилки, сплетенные из трав, — на них эльфов переносили к костру. Там несколько полевых нимф и две альсеиды умащивали покойных пахучими маслами и пыльцой цветов.
Мачеху, братьев и своего отца Рогмо одел и причесал сам. Княжеская семья в пышных драгоценных нарядах была уложена на самой верхушке огромной поленницы дров. Остальных эльфов уложили рядами с двух сторон. Поодаль возводили еще несколько погребальных костров.
Когда все было готово, лесные обитатели отошли в сторону, давая возможность Рогмо попрощаться со всем, что было в его прошлом. Они понимали, что полуэльф расстается со всей своей предыдущей жизнью — а впереди у него только неизвестность и скорбь.
— Прощай отец! — негромко сказал полуэльф. — Прощай и ты, княгиня, и вы, братья. Я любил вас и буду любить, пока бьется мое сердце.
Взметнулся вверх тоскливый звук погребальной песни, застонали свирели сильванов, на одной тонкой ноте повис плач нимф.
А Номмо махнул рукой — и громадное фиолетовое пламя вспыхнуло одновременно на всех кострах. Тела тут же занялись, и на глазах горюющих друзей стали превращаться в пепел и золу.
— Прощай, — сказал Номмо.
* * *
Князь Энгурры сидит на берегу крохотного лесного озера, под молодым дубком, который радостно защищает его своей тенью от палящего полуденного солнца. Рядом примостился Номмо в своих неизменных зеленых башмачках с золотыми шариками на носках.
— Уходишь?
— Здесь мне больше делать нечего. Пойду бродить по свету.
Оба молчат, наконец Рогмо не выдерживает:
— Что же ты не спрашиваешь меня о моем решении?
— Это твое решение, зачем мне тебя торопить.
— Я решил, что беру отцовское наследство и принимаю на себя всю ответственность, связанную с этим. Мне все равно будет легче, чем ему: хоть я и князь, но у меня нет ни одного подданного, так что рисковать я тоже буду один.
Номмо долго разглядывает носки своих башмачков. Он шевелит ножками, и золотые шарики отражают солнечные лучи. Веселые солнечные зайчики скачут по лицу Рогмо, по стволам деревьев и слепят какого‑то подслушивающего сильвана.
— Уходи, — негромко приказывает ему Хозяин Огня.
Тот ойкает и убегает.
— Когда‑то Повелителем Лесов был Эко Экхенд, — говорит он некстати. — Это был прекрасный бог. Играл на свирели, оберегал всех, защищал. Леса при нем жили необыкновенной жизнью — светлые, пронизанные солнцем, теплые, а цветы — видел бы ты, мальчик, какие были повсюду цветы! А озера! Прозрачные, прохладные, с песчаным дном…
— Отец рассказывал.
— Потом был Кодеш, но он сидел в своем Аллефельде и носа сюда не казал. Но чужие его боялись, а свои и так хорошо вели себя — худо‑бедно мы выжили. А вот что будет теперь?
— К чему ты клонишь?
— Должен же хоть кто‑нибудь этим заняться, — вздыхает Номмо. — У тебя будет один подданный и не такой уж захудалый. Я пойду с тобой и помогу тебе, потому что враг все равно не оставит в покое того, кто этой вещью владеет. И до меня доберется, и до тебя… Может, вместе осилим задачу?
— Спасибо, — растерянно бормочет Рогмо. — Но как я могу?
— А никто не может. — Хозяин Огня поднимается и начинает важно прохаживаться перед ним взад и вперед. — Никто не может, потому что это вообще невыносимо для живого существа. Но все выносят. Помнишь предания о первой войне?
— Когда Арнемвенд пытался завоевать кто‑то из другого мира?
— Ага. Враг, которого нельзя было победить. Но победили же…
— Какой ценой!!! Отец рассказывал…
— Твой отец заплатил такую же цену. Очередь за нами. Ты все решил?
— Все, — твердо отвечает Рогмо.
— И я тоже. Не спорь со старшими — мне лет на триста больше, так что слушай дедушку. Думаешь, мне так неймется бросить обжитые места, где меня все уважают, почитают и любят, и отправиться с тобой неизвестно куда, чтобы там сложить свою голову, потому что мне жить надоело? Отвечай!
— Да нет, конечно.
— И правильно, что не думаешь. Я, если хочешь знать, боюсь. Омерзительно боюсь, ужасно. Потому что я видел то, что ты только почувствовал на излете. И все равно я понимаю, что мне нужно идти. Мы все виноваты перед тобой, Рогмо.
— ???
— Ты полуэльф, и тебе никогда не давали забыть об этом, верно?
— Можно сказать и так.
— Поэтому отец и не хотел раньше времени взваливать на твои плечи груз знаний. Помогать тебе почти никто не собирался, а тяжесть‑то от этого не стала бы меньше. Берег тебя. Вот и доберется, что ты теперь ровно слепой кутенок. — Номмо вздохнул. — Я тоже хорош, ничего не возразишь. Не настаивал. Когда ты собрался уходить, Аэдона пришел советоваться, отпускать ли или уже готовить к правлению да объявлять всем, что ты станешь наследником. Боялся, что с тобой несчастье приключится, как с матерью.
