— Не за что. Не будь меня тут, сегодня ночью в селении йаш чан было бы тихо и спокойно, а твоему отцу уже давно снились бы прекрасные сны.
— Дорогая Кахатанна, — мягко сказал Хедерге, но тут же смутился и покраснел, — в общем, моему отцу давно уже не снятся светлые сны. Поэтому он и спать не любит — предпочитает допоздна беседовать с друзьями, а потом валится как в беспамятстве.
Они медленно поднялись в дом. У дверей их встретил встревоженный Барнаба:
— Что‑то сдвинулось в мире, что‑то случилось.
— О чем ты?
— Понятия не имею, но я чувствую, как нарушилась ткань мироздания…
— Плевать на ткань, Барнаба! Давай спать.
— Как это — плевать? — опешил толстяк.
— А так, сквозь зубы. Потому что ткань нарушилась довольно давно, и сию секунду мы ничего не можем предпринять.
— Это плохо, — сказал толстяк печально. — Я не могу объяснить, но это очень плохо.
Они медленно заходят в дом и валятся там без сил на свои постели.
А в рассветном, начинающем медленно светлеть небе тихо гаснут последние звезды.
И неясно, то ли жалеть, что гаснет много звезд, то ли радоваться, что восходит одна…
Император мрачнее тучи, Агатияр громыхает на слуг за дело и просто так, для острастки. Во дворце все притаились, как мыши, а сановных вельмож вот уже второй день не созывают на совет и не допускают даже на малый утренний прием. В воздухе повисло тягостное предчувствие чего‑то непоправимого и ужасного.
— Это же надо было так ошибиться, — бормочет Агатияр, дергая себя за бороду.
Эту процедуру он проделывает каждые полчаса, отчего состояние ухоженной обычно бороды его не улучшается.
— Не терзай себя, — успокаивает его Зу‑Л‑Карнайн. — Я тоже хорош — ведь ясно же все слышал, вроде все понял… Что теперь делать?
— Не знаю, мальчик. Я уже послал за любым магом, какого найдут, но полон сомнений, правильно ли поступил. Послал гонца, но ничего существенного ему не доверил. Откуда я знаю, что теперь можно говорить вслух, что — только думать, а чего и думать нельзя?
Положение действительно не из лучших. Когда аита и его верный советник наконец приняли решение передать талисман Джаганнатхи Каэтане, чтобы она нашла способ уничтожить или обезопасить его, они приказали вызвать Гар Шаргу, чтобы магическим путем снестись с Сонанданом и спросить у своих друзей, как разумнее всего осуществить их план. Агатияр склонялся к тому, чтобы затребовать для охраны полк Траэтаоны, ну а Зу‑Л‑Карнайн, конечно же, рвался отвезти опасное украшение самолично.
Но ни один из этих вариантов в конце концов не подошел. Ибо испуганный до полусмерти слуга повалился в ноги аите и с дрожью в голосе доложил, что в покоях мага творится нечто страшное и он по доброй воле туда не зайдет. И императора предупреждает, что лучше туда не заглядывать.
Аита бросился к Гар Шарге, а Агатияр и верные тхаухуды ни на шаг от него не отставали. В покоях мага и впрямь случилось нечто похожее на светопреставление. Все, что могло быть поломано, валялось в неузнаваемом виде, все, что могло разбиться, было разбито на мельчайшие осколки. Колбы и реторты, хрупкие хрустальные флаконы и тяжелые глиняные сосуды, тонкостенные стаканы и фарфоровые вазы — все это бесформенной кучей громоздилось на полу. По мозаичным плиткам растекались цветные дымящиеся лужи, от которых поднимались ядовитые испарения, где‑то тонко пахло лавандой и розой. Магическое зеркало Гар Шарги, используемое им в самых важных и особенных случаях, оскалилось на вошедших пастью торчащих стекол — его больше не существовало. Золотой треножник сплавился от адского жара и теперь лежал спекшейся грудой драгоценного, но абсолютно бесполезного металла. Все оружие, находившееся в комнате мага, было сломано и уничтожено.
Спаленные занавеси, дымящаяся тяжелая бархатная скатерть на низеньком столике, зияющая дыра в стене, от которой отлетели несколько камней, будто бы сюда попал снаряд из катапульты, — все это свидетельствовало о том, что Гар Шаргу посетило не самое слабое и не слишком доброжелательное существо. Вошедшие озирались в поисках самого хозяина.
Гар Шарга лежал в самом темном углу. Он был похож на груду старого тряпья, которое слуга по ошибке забыл вынести на помойку. Тхаухуды осторожно приблизились к придворному магу — он застонал и слабо пошевелился.
— Поднимите его и вынесите отсюда, — приказал Зу‑Л‑Карнайн.
Воины подчинились. Когда Гар Шаргу доставили в верхние комнаты дворца и смогли рассмотреть его при дневном свете, все содрогнулись от ужаса и отвращения. Вся одежда, лицо и руки мага были покрыты густой зеленоватой слизью. Он был жестоко избит, видимо, сломались несколько ребер. И главное — он был слеп. Маг таращился на окружающих кровавыми пустыми глазницами и пытался что‑то сказать. Но разбитые губы плохо его слушались, и вместо связного рассказа выходило невнятное шипение.
— Не объясняй ничего, — успокаивающе молвил Агатияр, положив ему руку на плечо. — Все равно сделанного не исправишь. Сейчас придет лекарь и слегка тебя подштопает. А потом мы с тобой поговорим.
Гар Шарга сделал слабую попытку ухватить Агатияра за рукав, но промахнулся. Он еще не привык к слепоте и с трудом ориентировался на слух. К тому же создавалось впечатление, что и со слухом у него не все ладно.
— От такого удара, — сказал император, разглядывая изувеченное тело мага, — он мог и контузию получить. Похоже, что его долго и упорно лягало стадо верблюдов.
— А что с глазами! — вздохнул Агатияр.
— Ты прав, страшно. Что же это с ним произошло?
— Зачем гадать? Подождем, сам все нам расскажет.
— А как же быть с талисманом, как нам снестись с Сонанданом?
— Не волнуйся, магов в стране достаточно. Найдем кого‑нибудь.
— Не нравится мне эта история.
— Ты не одинок, Зу. Кому такое может понравиться? Знаешь, посмотрю‑ка я в свой тайник. Что‑то на сердце неспокойно. Вот уж горя не было, так подвалило. Угораздило же нашего дорого принца!
— Не шуми, хуже, если бы Зу‑Кахам оставил его себе.
— Разве что…
Император отправился в свои покои и там принялся натачивать меч, доводя остроту его лезвия до неестественной. Через минут десять Агатияр ворвался к нему с таким перекошенным лицом, такой растрепанный и взъерошенный, что и тупица бы понял, как плохо обстоят дела.
— Тайник пуст! — крикнул он еще от дверей.
Как ни странно, аита остался спокойным.
— Не волнуйся, Агатияр. Тише. Я что‑то подобное и предположил, когда увидел, что стало с Гар Шаргой.
— Мальчик мой! Ты молчал?!!
— А что мне было делать — обрадовать тебя известием? Помнишь, я говорил тебе, что талисман пытался заговорить со мной, но мне это показалось настолько неприятным, что я не стал прислушиваться. Думаю, Гар Шарге показалось что‑то совсем другое…
— Зу! Я старый осел, я‑то полагался на то, что никто не знает, где мой тайник.
— А никто и не знал, — откликнулся император. — Он докричался до мага, и тот нашел его на слух.
— Ты откуда знаешь?
— А у меня наставником один старый, мудрый и весьма почтенный человек. Так вот, он всегда учит меня мыслить логически, связывать разрозненные факты в одну цепь и никогда не терять головы. И знаешь — помогает. Таким образом я завоевал огромную империю. А теперь собираюсь ее защищать.
— Что ты говоришь? — сразу переменил тон Агатияр.
Ему было спокойно, когда его Зу, его мальчик, вел себя как мудрый и сильный воин, великий вождь и владыка одной четверти Варда. В такие минуты Агатияру и умирать было не страшно, хоть это и не означает, что он собирался умирать.
Маг пришел в себя ближе к вечеру и сразу же попросил к себе императора и верховного визиря по важному делу. Они ждали этого и потому через несколько минут оба уже сидели у постели Гар Шарги.
— Аита, — прохрипел он.
Голова мага была плотно забинтована, грудь и руки уложены в лубки, чтобы кости срослись правильно. Лекарь хотел дать больному успокоительного, чтобы умерить его боль, но Гар Шарга яростно воспротивился, утверждая, что ему понадобится ясный ум, пусть и измученный страданиями.
— Аита, я должен признаться тебе в страшном злодеянии. Единственное, о чем молю, — выслушай меня. В твоих руках и жизнь, и смерть. Я знал, на что иду, но самонадеянность меня погубила.
— Уже простил, — сказал император. — Ты ведь предупреждал меня, что за сила у этой мерзости.
— Ты обнаружил пропажу? — ахнул маг.
— Догадался, когда увидел, во что превращены твои покои.
— Да. Я сделал страшную глупость. Едва я вышел от вас, как услышал голос. Кто‑то кричал и звал на помощь так отчаянно, так яростно, что я пришел в изумление. Около покоев императора кому‑то плохо, а никто не обращает внимания. Кричали, как в пыточной бывало при твоем отце, о император. Я пошел на крик. И уперся носом в статую.
— Ах ты! Такой тайник пропал, — вздохнул визирь.
