ли для них статут лени, мимикрии, демагогии, как случилось, что они живут, а бездействуют законы строгие?.. …Нужно, чтоб открыли институт НИИ недостаткологии. Перевод Г. Ефремова.
ОТЦОВСКИЙ ЗАВЕТ
Сынок, запомни навсегда, что у людей престранный нрав коль ошибешься — не беда, не спустят, если будешь прав! Перевод Г. Ефремова.
Константин Павлов
ИНЦИДЕНТ
Мы, прямо как были — с лицами запыленными, в пропыленной одежде, с руками в пыли, — пришли на собрание. Докладчик вошел чуть позже. Сперва нам было не по себе, до того мы устали; но потом, увлеченные речью, забыли про все. И разнежились все как один, когда услыхали, что мы хорошие самые, честные самые, самые-самые-самые самоотверженные счастливцы. И, прямо как были — с лицами запыленными, в пропыленной одежде, с руками в пыли, — даже не поплевав на ладони, мы аплодировать стали. И случилась беда: пыль полетела от нашей одежды, от лиц и от рук — поднялась и трибуну окутала. Все молчали… И тогда наш оратор, платком отерев лицо, улыбнулся и сказал дружелюбно: — Прежде чем аплодировать, мойте руки! Перевод Г. Ефремова.
САТИРИК
— Твой стих — как нож, в нем столько остроты. Сожми его сильней в преддверье схватки! Счастливец, что ж не улыбнешься ты? — Да потому, что нож без рукоятки. Перевод Г. Ефремова.
Георгий Мишев
ПЕРЕПИСЬ ЗАЙЦЕВ
— Государство желает знать все, — говорил уполномоченный из отдела статистики. — Скажут — так мы каждую травинку на этом лугу пересчитаем.
Они шли по лугу, и мягкая зеленая травка, выросшая после покоса, покорно ложилась им под ноги. Она была подернута осенней росой, и там, где они проходили, оставались темные следы. Постолы, в которые были обуты крестьяне, раскисли — они были из свиной кожи; уполномоченный закатал брюки, открыв взорам нейлоновые носки — красные с желтыми ромбами.
— Дичь — это наше национальное достояние, — продолжал он, почувствовав, что крестьяне его слушают. — В одной газете написано, что это живое золото страны. И государство хочет знать, каким достоянием оно располагает.
У него был глубокий, приятный голос и интонации заправского оратора, что не могло не произвести впечатления на его слушателей. Они уже давно не слышали настоящих ораторов — все, кто приезжал к ним с лекциями и докладами, либо мямлили, либо нудно читали по бумажке. А этот рослый человек, со строгими чертами лица, в строгом темном костюме из дорогой материи, хотя и выглядел немного смешно в подвернутых штанах, внушал крестьянам уважение, и они шагали с ним рядом, взвалив на плечи свернутые пеньковые сети.
Строгий человек прибыл накануне вечером рейсовым автобусом и сразу же созвал членов местного охотничьего общества и сельский актив. Он долго беседовал с ними, прежде чем сформировать комиссию, а затем отправился ужинать к председателю общества, где и заночевал.
Когда утром он появился у здания сельсовета, члены комиссии уже ждали его. Они принесли намотанные на шесты сети, напоминавшие гигантские веретена, а один молодой парень — должно быть, охотник еще зеленый — экипировался так, будто шел на охоту: за спиной новехонькая двустволка, а у ног —