– Откуда ты знаешь? – удивился такому обороту дела «монах». – И почему ты рассказываешь об этом?
– Потому что ты приехал от самого Никона. Потому что наш монастырь погряз в грехах! Потому что я ненавижу Паисия!
– Как ты можешь ненавидеть монастырь, который кормит тебя?
– Монастырь меня кормит! – рассмеялся Руки Кренделями. – Это я его кормлю.
– Опомнись! Чем ты можешь помочь монастырю?
Руки Кренделями горестно прижал к груди свои кукольные ручки.
– Вот чем! Вот этими искалеченными руками. Мне подают больше всех! А все нищие отдают мне три четверти подаяния! Эти деньги идут монастырю! Не все! Мы умеем прятать копеечку. Прятать! И беречь! Но кто мне подарил эти руки? Он!
– Кто?
– Монастырь.
– Не клевещи!
– Не клевещу. Мне открылась перед смертью Карга, старушка-побирушка. Это она крала для монастыря детей, а в монастыре их калечили. Я – последыш черного дела! – Руки Кренделями сидел на полу, опустив голову, и слезы дрожали на его длинных ресницах. – Монастырь был в запустении в Смуту, и в нем поселились странницы-богомолки, и среди них беглая монахиня прозвищем Карга. Говорили, что в молодые годы, когда монастырь был женским, она жила здесь в наперстницах у самой игуменьи Хионии, а на красоту лица ее приезжали смотреть из Рязани и Пронска.
Руки Кренделями перевалился на живот, встал на колени и только тогда поднялся.
– Вот что она со мной сделала. А ведь я не дурачком родился. Может, из дворян или еще из каких степенных и высокородных. Одна Карга это знала. Она меня выкрала у неведомой моей матери и сотворила из меня костяной мешок.
– Чем ты докажешь свои слова?
– Карга на том свете. Монастырь больше не занимается такими делами. Я никому ничего не буду доказывать, но я отомщу.
– Зачем же было калечить детей?
– Подаяние калекам втрое. Текут денежки в наши немочные ручки.
– Сам говоришь, что монастырь ни при чем. Кому же твоя месть?
– Злодейки меня в детстве обидели, а монастырь всю жизнь помыкает мною.
– Где спрятаны книги, показывай!
– Поверил наконец. – Руки Кренделями улыбнулся. И все лицо его от улыбки поползло вверх, обтекая синие глаза с висюльками не упавших слез. – Паисий думает, что тайны монастыря известны только ему. Он забыл, что Карга знала побольше его.
Руки Кренделями запер изнутри дверь хранилища и подошел к круглому столу с книгами. Плечом стал поворачивать его вправо.
– Помоги!
Нифон налег, натужился, и крышка стола подалась, повернулась на своей оси. За спиной раздался тяжелый, тихий скрежет: стена раздвинулась.
Руки Кренделями первым скользнул в тайник. Здесь была просторная комната. Стояли сундуки с книгами, лежало, стояло и висело оружие.
– Эти книги, – сказал Руки Кренделями, – Паисий уже продал.
– Кому?
– Тем, кто зовут Никона Антихристом. Сговор уже был. Паисий ждет деньги.
Нифон взял из одного сундука «Служебник», открыл нужную страницу, прочитал:
– «Всех вас да помянет Господь Бог во царствии Своем». Этот служебник под запретом, в никоновском это место читается теперь по-другому: «Благочестивейшего государя нашего, царя и великого князя Алексея Михайловича и его благочестивую царицу Марию Ильиничну да помянет Господь Бог во царствии Своем». Оттого царь и любит патриарха.
Руки Кренделями побегал по комнате, подошел к большому сундуку в правом углу. Поднял крышку.
– Что там? – спросил «монах».
– Старые рясы! – хихикнул Руки Кренделями и принялся выбрасывать их вон из сундука.
Нифон не мешал ему.
Очистив сундук, Руки Кренделями сдвинул одну из досочек дна и потянул за открывшуюся ручку. Дно сундука подалось.
– Еще один тайник?! – удивился «монах».
Лестница вела вниз. Нифон достал спрятанный под рясу кинжал и нырнул вслед за проводником.
Они спустились в высокую и просторную палату. Руки Кренделями зажег свечи. В углу под балдахином стояла огромная кровать.
– Ах-ха-ха-ха-ха! – Руки Кренделями указывал на кровать и корчился от смеха.
– Что?
– Крыса!
На кровати сидела крыса.
– Здесь спала Карга еще тогда, когда звалась Красавицей. А теперь здесь спит крыса.
И он снова захохотал, упал на колени, ткнулся лицом в пол.
«Монах», не обращая на него внимания, огляделся. Вдоль стен – ниши. Одни замурованы, другие затворены железными решетчатыми дверцами. На дверцах тяжелые замки. Несколько ниш было пустых.
Руки Кренделями поднялся, подошел к одной нише, отворил дверь. Замка на этой двери не было.
В нише стоял кованый ларец. Руки Кренделями отбросил крышку.
– Вот они, наши слезы! – В сундучке лежали чешуйки-монетки. – Будешь полнехонек, и тебя под замок возьмут. А потом и замуруют. Слезки-то наши не тлеют, не ржавеют.
«Так вот они где, монастырские сокровища! – У Кудеяра даже голова закружилась. – Можно и пушки купить, и казаков поманить».
– Хочешь послушать, как Паисий своему дружку отпускает грехи? – спросил вдруг Руки Кренделями. – За этой кроватью еще один ход, прямо к месту исповедания. Ступай. Нынче у Паисия будет тот, кто пострашней самого Кудеяра.
– Это кто же?
– Атаман Шишка.
3
«Монах» попробовал отодвинуть кровать. Подалась.
За кроватью в рост человека резные иконы, одна к одной: Дмитрий Солунский и Георгий Победоносец.
Руки Кренделями вытянул из иконы металлический стержень.
– Ступай, святой отец! Отворены двери.
Нифон нажал на икону с Георгием, она подалась, открывая темный узкий ход. Пошел, держа наготове кинжал. Ход суживался, пригибал.
Идти пришлось ощупью, в полной темноте. И вдруг явственно услышал голос Паисия.
– Грехи твои тяжелы, сын мой. Но Бог милостив. Молись, и мы за тебя поплачем, попросим у Бога.
– Авва! Я слышал про одного разбойника, будто убил он много бояр и купцов и простых людей. Бог его жестоко наказал. Его согнуло пополам, а к ногам его на цепях были прикованы два тяжелых ядра. Разбойник еле двигался, но не перестал убивать богатых. И когда он убил семьдесят седьмого богача, вериги спали с него, а спина разогнулась. Бог простил его.
– Замолчи, глупый, слепой человек! – воскликнул Паисий. – Эту сказку придумали дурные люди, которые хотят погибели освященному веками государству и порядкам!
– Прости, авва!
– Думать надо. Бог дал тебе голову для того, чтобы ты думал ею…
– Прости, авва!
– Довольно слов, сын мой. Веруй – и будешь удостоен благодати. Мы тебя не оставим. Церковь позаботится о твоей душе. Слушай внимательно. Если у овец не будет умного вожака козла, они разбредутся и потеряют друг друга. Если ветер будет дуть овцам в спину, они повернутся к нему мордами и пойдут в пучину, и все погибнут.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
