— Я и не такое могу.
На этом обмен любезностями прервался, и они вновь сцепились, норовя расколоть гору.
Рассуждая о причинах такого поведения, Великий Шаман явно не всё учёл. Меридианы меридианами, но имелись и другие проблемы, требующие безотлагательного решения. Не было очевидного победителя или проигравшего, верх и низ безостановочно чередовались, и пока Чжоу Цзышу с Вэнь Кэсином не могли отдаться сжигающему сердца пламени, единственным способом выпустить пар оставалась драка.
Поначалу Чжан Чэнлин бегал смотреть их поединки в надежде набраться опыта. Но очень скоро юноша обнаружил, что старшие сражаются чересчур жестоко и беспринципно. На их примере можно было изучать только такие техники, как «Чёрный тигр валит с ног», «Хитрый трюк обезьяны» или «Земля и небо меняются местами».[486] Всё это не помогало совершенствоваться, скорее наоборот.
Опечаленный тем, что выдающиеся мастера скатились до уровня уличной потасовки, Чжан Чэнлин решил вырабатывать собственный стиль. Его прежние неуклюжие попытки шифу называл надругательством над боевыми искусствами и плевком в учителя. Но, положа руку на сердце, катание по земле со старшим Вэнем тоже не отличалось грациозностью. К сожалению, наставники Чжан Чэнлина не понимали, что подают ученику дурной пример, и с каждым днём всё отчаяннее мерились силами.
Перемирие наступало лишь после захода солнца, когда Чжоу Цзышу проглатывал вечернее лекарство. Великий Шаман назначал лечение в зависимости от возможностей больного. Слабому телом и духом человеку он прописал бы щадящее снадобье. Но Чжоу Цзышу мог многое выдержать, и Шаман подобрал для него самое действенное, хотя и не самое приятное средство. После этого отвара Чжоу Цзышу стискивал зубы от боли и впадал в полуобморочное состояние, которое заканчивалось проливным потом. Зато наутро, помывшись и отоспавшись, он мог продвинуться в боевых искусствах чуть дальше.
Как только нужда в целителе отпала, Седьмой Лорд и У Си отбыли в Наньцзян. Великий Шаман слишком задержался в чужих краях. Хотя его наместник Лу Та добросовестно выполнял все наказы и народ Наньцзяна жил мирно, пора было и честь знать.
После их ухода настал на удивление мирный вечер. Впервые с момента избавления от семи гвоздей Чжоу Цзышу мог обойтись без лечения, сравнимого со «смертью от тысячи порезов». По этому поводу Вэнь Кэсин заявился с кувшином вина и весело потряс им перед лицом выздоравливающего. Тот без обиняков отобрал кувшин и наполнил свою чашу.
Вэнь Кэсин проворно прильнул к боку Чжоу Цзышу, не сводя сияющих глаз с его точёного профиля. Под этим откровенным взором Чжоу Цзышу сделал хороший глоток вина и хмуро спросил:
— На что смотришь?
— Может, я подлил тебе новое зелье и жду, когда оно подействует, — осклабился Вэнь Кэсин.
— Что за зелье?
— Догадайся.
Чжоу Цзышу фыркнул, кольнув его недоверчивым взглядом.
—Ты не рискнул бы подмешать мне «весеннее» снадобье. Разве не боишься, что моя дикая натура вырвется наружу, и я накинусь на тебя?
Вэнь Кэсин насупился, притворившись расстроенным.
— Ты прав. Немного побаиваюсь.
Подперев рукой подбородок, он оглядел Чжоу Цзышу сверху донизу и со вздохом покачал головой:
— Просто уступи мне ход! Если продолжим в том же духе, на Чанмине вместо одного монаха заведутся два.
Чжоу Цзышу насмешливо заглянул в его лицо:
— Почему бы тебе самому не уступить?
Бесстыжая рука Вэнь Кэсина коснулась его талии и неопределённо скользнула вверх-вниз.
— Я бы позволил тебе что угодно, А-Сюй. Но…
Вэнь Кэсин осёкся, так как Чжоу Цзышу резко перехватил его запястье. На мгновение оба замерли, сдерживая силы, чтобы не сорвать крышу с домика. Но совсем избежать драки было невозможно.
Чжан Чэнлин, возвращавшийся с тренировки мимо окна старших, не нашёл в грохоте и метании теней ничего удивительного. Он только подумал удручённо: «Каждый день одно и то же. И почему они не могут проводить время вместе, как нормальные люди? Хуже малых детей!». Подивившись столь странным отношениям, Чжан Чэнлин горько вздохнул о превратностях собственной судьбы и побрёл спать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин вымотались на трёхсотом обмене ударами. Схватив со стола кувшин, Вэнь Кэсин сделал несколько жадных глотков и повалился на кровать. Растянувшись на спине, он в изнеможении махнул рукой и простонал:
— Не могу больше. Прервёмся до завтра!
Чжоу Цзышу с облегчением выдохнул, словно только и ждал этого признания от заносчивого паршивца. Усевшись на край постели, он легонько пихнул Вэнь Кэсина:
— Подвинься.
Вэнь Кэсин машинально сместился в сторону, но ничего не ответил, сосредоточенно разглядывая полог над головой.
— Этот бой показал, что твоё здоровье окрепло, А-Сюй, — заговорил он после долгого молчания. — Я хочу спуститься с Чанмина и отправиться к другой горе. Пойдёшь со мной?
Устроившись рядом, Чжоу Цзышу усмехнулся и смежил веки, наслаждаясь покоем.
— Идём хоть сейчас. А куда именно?
Не получив ответа, он забеспокоился и, повернув голову, выжидающе поглядел на Вэнь Кэсина. Но тот всё ещё витал мыслями в нездешних далях.
— Что случилось?
Ресницы Вэнь Кэсина задрожали, и он выдавил из себя улыбку:
— Нет-нет, ничего не случилось, дело прошлое. Тела моих родителей остались под открытым небом, они давно обратились в прах и развеялись по ветру. До сих пор у них нет даже памятника... Я на редкость неблагодарный сын — за двадцать лет ни разу не вернулся в то место. Думаю, мне следует…
Чжоу Цзышу задержал дыхание и осторожно потянулся, чтобы обнять его за талию. Вэнь Кэсин послушно лёг на бок, пристроил руку ему на спину и бессознательно скользнул пальцами по очертаниям лопаток, словно по крыльям бабочки.
— И А-Сян… — выдохнул он, уткнувшись носом в ключицу Чжоу Цзышу.
— Пока ты оправлялся от ран, я нашёл А-Сян и младшего Цао. Положил их в одну могилу, — Чжоу Цзышу не знал, что ещё прибавить.
— Спасибо, — обхватившие его руки судорожно сжались, и речь Вэнь Кэсина превратилась в сбивчивое бормотание. — Понимаешь, я большую часть жизни провёл в одиночестве… Думал, у меня будет А-Сян, но её больше нет… Ты всё не просыпался, а я не был уверен в успехе, как Великий Шаман. Я страшно боялся, что… если ты... тогда я...
Чжоу Цзышу внезапно сообразил, что его плечо промокло насквозь. Неготовый к такому повороту, он попробовал заглянуть в лицо Вэнь Кэсина, но тот поспешно махнул рукой, погасив свечи.
— Не смотри на меня!
В кромешной темноте этот срывающийся голос сбивал с толку. Чжоу Цзышу никогда не был силён в утешениях. Всё, что он мог — позволить обнять себя покрепче. Когда по его телу начали медленно блуждать горячие ладони, Чжоу Цзышу стало немного не по себе, но свести всё к шутке не повернулся язык. И не думая успокаиваться, Вэнь Кэсин снова и снова звал его по имени — неуверенно, но упорно, с тихим ужасом и бесконечной тоской.
«Пропади всё пропадом, — мысленно вздохнул Чжоу Цзышу. — Раз ему так плохо, уступлю. Но только сегодня».
Чтобы довериться, Чжоу Цзышу пришлось собрать всю волю. Впервые в жизни он безоглядно отдавал себя в руки другого человека. Позже, когда их волосы перепутались так, что стало не разобрать, где чьи, Вэнь Кэсин отчаянно прижался виском к его виску и с робкой мольбой шепнул на ухо всего несколько слов:
— А-Сюй, никогда больше не оставляй меня…
Нити живого тепла пробились сквозь холод вечных снегов и, выскользнув из-под опущенного полога, медленно потянулись наружу, как лепестки распустившегося цветка...
Чжоу Цзышу против обыкновения проспал рассвет. Пробудившийся первым Вэнь Кэсин залюбовался лежащим в его руках мужчиной и слабо, но совершенно удовлетворённо улыбнулся. Однако стоило ему шелохнуться — и Чжоу Цзышу мгновенно встрепенулся, тут же осознав, что ни одна часть тела не ощущается нормально, и кое-кто продолжает крепко обнимать его.
Чжоу Цзышу сразу открыл рот, чтобы послать этого кое-кого подальше. К счастью, гневную реакцию нетрудно было предвидеть. Едва ресницы спящего дрогнули, Вэнь Кэсин спрятал свою самодовольную улыбку и со сложным выражением лица внимательно заглянул в черноту глаз Чжоу Цзышу. Тот судорожно сглотнул, подавившись ругательствами. На веках Вэнь Кэсина ещё угадывалась краснота, а в угольном мраке его зрачков распахнулась такая бездна чувств и надежд, что крыть было нечем.