При задержании Маяковского был составлен следующий протокол:
"1909 года, июля 2 дня, 3 участка Мещанской части помощник пристава поручик Якубовский, находясь в засаде, по поручению Охранного отделения, задержал в доме Локтевых, по 1 Мещанской улице, в кв. № 9, явившегося в ту квартиру в 1 час 20 минут дня воспитанника императорского Строгановского училища дворянина Владимира Владимировича Маяковского, 15 лет от роду, живущего при матери... При личном обыске у него была найдена записка с адресом Лидова, каковая при сем прилагается (П.П.Лидов - адвокат, бравший на себя защиту по политическим делам. - В.М.); другого у него ничего не оказалось. Спрошенный Маяковский объяснил, что он пришел к проживающей в кв. № 9 дочери надворного советника Елене Алексеевне Тихомировой рисовать тарелочки, а также получить какую-либо другую работу по рисовальной части. О чем и составил сей протокол. (Подпись.)"
Хозяин квартиры И.И.Морчадзе в своих воспоминаниях, написанных уже после революции, рассказывает об аресте Маяковского: "У меня же в засаду попал и известный поэт Владимир Маяковский. Во время составления протокола, когда Владимиру Маяковскому пристав задал вопрос, кто он такой и почему пришел сюда, Маяковский ответил ему каламбуром:
- Я, Владимир Маяковский, пришел сюда по рисовальной части, отчего я, пристав Мещанской части, нахожу, что Владимир Маяковский виноват отчасти, а посему надо разорвать его на части.
Общий хохот..."
Следствием была доказана виновность Маяковского, предложена мера наказания: три года высылки под гласный надзор полиции в Нарымский край, но, благодаря хлопотам матери и с учетом возраста, он был выпущен "под родительскую ответственность".
Одиннадцать месяцев, проведенных в Бутырской тюрьме, Маяковский впоследствии в автобиографии "Я сам" назвал "важнейшим для него временем": "После трех лет теории и практики - бросился на беллетристику". В результате он решил "прервать партийную работу" и "делать социалистическое искусство". За месяцы заключения он написал целую тетрадь стихотворений. Правда, по его собственному признанию, они были плохи, но главное - он почувствовал себя поэтом.
К воздействию мистической ауры Мещанской следует отнести еще два эпизода литературного характера.
Первый связан с самым мистическим произведением советской литературы романом Михаила Афанасьевича Булгакова "Мастер и Маргарита".
Все помнят ключевую, задающую тон роману сцену первого появления на его страницах Маргариты - в весенний день с букетом желтых цветов. Эти цветы - самая яркая цветовая деталь в романе и поэтому естественно останавливает на себе внимание даже рассеянного читателя.
Желтые цветы в руках Маргариты предстали перед Булгаковым на 1-й Мещанской весной 1930 или 1931 года.
Маргарита Петровна Смирнова - жена высокопоставленного советского чиновника, комиссара-инспектора железных дорог РСФСР - молодая, красивая, хорошо и со вкусом одетая, приехав в город с дачи, где оставались дети под присмотром домработницы, а муж находился в командировке, шла по улице с желтыми весенними цветами в руках, ощущая приятное чувство свободы и радуясь тому, что никуда не нужно торопиться.
Ее нагнал мужчина небольшого роста, некоторое время шел за ней, затем остановился и, как пишет она в воспоминаниях, попросил "минуту помедлить, чтобы можно было представиться. Снял головной убор, очень почтительно, свободно поклонился, сказал: "Михаил Булгаков"".
Они пошли рядом, завязался разговор о Льве Толстом (Булгаков в это время работал над инсценировкой "Войны и мира"), о жизни Толстого в семье, не понимавшей его, вспомнили Кавказ, где, как оказалось, Маргарита Петровна и Булгаков жили в одно время, и Булгаков сказал, что он видел ее тогда один раз - и запомнил. На высказанное ею сомнение, "он, - пишет М.П.Смирнова, очень серьезно посмотрел мне в глаза, без тени улыбки. Приблизил свое лицо и сказал почти шепотом: "Маргарита Петровна! А вы что, не знаете, что вас нельзя было не запомнить!" Разговор переходил с одной темы на другую. "Беседа наша, - продолжает Маргарита Петровна, - была необычайно занимательна, откровенна. Мы никак не могли наговориться. Несколько раз я пыталась проститься с ним, но снова возникали какие-то вопросы, снова начинали говорить, спорить и, увлекаясь разговором, проходили мимо переулка, куда надо было свернуть к моему дому (дом М.П.Смирновой находился в районе Срединки на 3-й Мещанской; снесен при строительстве Олимпийского центра. - В.М.), и так незаметно, шаг за шагом, оказывались у Ржевского вокзала. Поворачивали обратно на 1-ю Мещанскую, и снова никак нельзя было расстаться у переулка, незаметно доходили до Колхозной (тогда Сухаревской. - В.М.) площади. Этот путь от вокзала до площади мы проходили несколько раз..."
И еще одну деталь их разговора вспоминает она. "В самый разгар веселой беседы он вдруг спросил, почему у меня печальные глаза? Пришлось рассказать, что с мужем у меня мало общего, что мне скучно в его окружении, с его товарищами. Даже в его весьма шумном окружении чувствую себя одинокой. Жизнь складывалась трудно, и с мужем (было) не просто скучно, а тяжело. Михаил Афанасьевич очень внимательно и как-то бережно слушал меня".
Наконец Маргарита Петровна, простившись и не разрешив идти за ней, перешла на другую сторону улицы, зашла за дом и вошла в него с черного хода, полагая, что так он не сможет определить, в какой квартире она живет. Правда, условились встретиться через неделю.
Из окна Маргарита Петровна увидела, что Булгаков прохаживается по переулку. "Но на окна он не смотрел, задумчиво ходил, опустив голову. Потом почти остановился, поднял голову, смотрел высоко вдаль и опять медленно пошел вдоль переулка".
Много лет спустя, прочитав описание дома Маргариты в романе, она отметила точное сходство: "В калитку видно было все то, описано на стр. 86 кн. I: "Маленький домик в садике... ведущем от калитки... Напротив под забором сирень, липа, клен..." Была и аллейка тополей от калитки и в глубине большой серебристый тополь".
Булгаков, не дождавшись назначенного дня встречи, приходил к дому Маргариты Петровны, о чем ей рассказала соседка: "Сидим во дворе на скамейке; приходил какой-то гражданин, не очень высокий, хорошо одет; ходил по двору, смотрел на окна, на подвал. Потом подошел к сидящим на скамейке, спросил - живет ли в этом доме такая высокая, молодая, красивая? Мы говорим, смеясь: "А кого вам надо? Хозяйку или домработницу? Они у нас обе молодые и обе красивые. Только их нет, на даче они".
Маргарита Петровна еще несколько раз встречалась с Булгаковым, все более и более подпадая под его обаяние.
"Под впечатлением этой встречи, - пишет она, - я ходила несколько дней, как в тумане, ни о чем другом не могла думать. Настолько необычно было наше знакомство, настолько оно захватило нас с первых минут - трудно рассказать. Это было, как он выразился, какое-то наваждение. Вот и сейчас, прошло уже много лет, я не могу без волнения вспомнить о том сне. А тогда я места себе не находила, все думала, что же будет дальше?.."
Маргарита Петровна не решилась изменить свою жизнь и настояла на том, чтобы они расстались, пока она еще была, как она призналась, "в силах справиться с собой".
Прощаясь, Булгаков сказал:
- Маргарита Петровна, если вы когда-нибудь захотите меня увидеть, вы меня всегда найдете. Запомните только - Михаил Булгаков. А я вас никогда не смогу забыть.
"Он остался на другом тротуаре, - пишет Маргарита Петровна. - Перейдя дорогу, я оглянулась. И последнее, что я запомнила, - это протянутые ко мне руки. Как будто он меня звал, ждал, что я сейчас вернусь к нему. И такое скорбное, обиженное лицо! Смотрит и все что-то говорит, говорит... И эти руки за решеткой, протянутые ко мне..."
Она нашла в романе описание их прощания.
"Все было так, как написал он на стр. 94 кн. II; только не Маргарита с Воландом, а он так прощался со мной".
В своем утверждении Маргарита Петровна права: она понимала законы художественного творчества.
Второй эпизод относится к более поздним временам. На памяти у многих шумный успех романа Владимира Орлова "Альтист Данилов", написанный в 1973-1977 годах. Роман выделялся среди тогдашней советской литературы своим необычным подходом к современной тематике. Хотя в предисловии к журнальному изданию композитор Родион Щедрин писал, что "намерение" автора было "предпринять попытку нарисовать картину будней и праздников жизни музыканта", роман рассказывал не о профессиональных "буднях и праздниках", а о связях музыканта с мистической частью Вселенной, названной автором Девятью Слоями, и деятельностью мистических сил в реальном человеческом мире.
Адрес, где был вход из реального мира в Девять Слоев, по-московски описателен: "Остановка троллейбуса "Банный переулок". Дом номер шестьдесят семь". (Название улицы - проспект Мира, бывшая 1-я Мещанская, опускается, потому что кому же неизвестно, где находится остановка троллейбуса "Банный переулок"!)
