Джинни никогда не задавала вопросов о финансах. Они с Лорой разговаривали почти обо всем, и Джинни поняла, что, если Лора захочет поговорить с ней о деньгах, она сделает это сама.
«Она могла бы даже попросить меня вложить деньги в развитие отелей, — подумала Джинни, когда остановилась у офиса Лоры, чтобы забрать ее. Возможно, это хорошее помещение капитала. Но смесь — деньги и дружба редко дает хорошие результаты, так что мы обойдемся без этого».
— У меня только что возникла мысль, — сказала Лора, когда уселась рядом с ней в лимузине. — Скажи, что ты думаешь об этом.
Был один из самых жарких дней в августе, но кондиционер сохранял роскошь серого бархата внутри автомобиля прохладной и спокойной в тот момент, когда они отъезжали от отеля» Лоры в Гринвич-Виллидже. Перед ними стоял складной серебряный столик с охлажденным вином и лимоном, и Джинни наполняла стаканы. Когда она передавала один из них Лоре, то заметила, как блестят у нее глаза.
— У тебя всегда какая-нибудь идея, — сказала она — или целая дюжина. И что это за идея?
— У меня их действительно несколько. О самой лучшей я расскажу в конце, хорошо? — Улыбка была и озорной и скрытной, она явно была довольна и собой, и целым миром. Джинни улыбнулась в ответ. Любой не мог не улыбнуться, глядя на нее в эту минуту. Джинни в самом деле не встречала в своей жизни человека, оживление которого не передавалось бы тотчас же другому.
Когда Лора начинала рассказывать о планировке номеров в отеле и старинных гардеробах в коридорах для хранения белья и приспособлениях для уборки, чтобы горничным не приходилось толкать неуклюжие некрасивые тележки, она настолько увлеклась, что лицо ее теряло холодную отчужденность и сияло от удовольствия. «Ну нет, — думала Джинни, — это, должно быть, мужчина делает ее столь привлекательной, а не отель». Но, конечно же, это было больше, чем отель: это была ее работа, ее мечта, почти вся ее жизнь.
— Ну а теперь ты готова? Моя самая лучшая идея, — объявила Лора, и улыбка ее стала широкой и счастливой. — Мне действительно хочется знать твое мнение об этом.
— Ты уже сказала, что она самая лучшая, — пробормотала Джинни. Лора засмеялась:
— Я хочу «Нью-Йорк Бикон-Хилл» сделать исключительным. Чтобы там можно было остановиться лишь по рекомендации прежнего гостя.
Воцарилось молчание. Джинни смотрела на нее.
— Очень смело. Очень рискованно. Очень умно. Есть такой небольшой отель в Лондоне, где это практикуется, и должна сказать, очень приятно даже для крутого техасца, который может принять все, знать, что он спит в постели, где спал кто-то, кого он знает или о ком он слышал.
— Я рассчитываю и на другие идеи в этом же роде, — сказала Лора. Она наклонилась вперед, наполненная нервной энергией, словно она могла толкать лимузин вперед по Седьмой авеню через квартал, где продается платье и были толпы народа; мужчины толкали перед собой вешалки с одеждой, сшитой в лучшие времена. Водитель спокойно крутил руль, протискиваясь между автомобилями и грузовиками, объезжая такси, которые останавливались, чтоб выпустить или посадить пассажира, а через несколько минут они проскочили Мэдисон-сквер-гарден и были уже в Челси, где движение не такое интенсивное и автомобиль мог продвигаться быстрее.
Наблюдая за Лорой, полной нервной энергии, Джинни покачала головой:
— Что ты собираешься делать с собой, когда покончишь с отелями?
— О, возможно, куплю еще один. Но еще лучше… — Она колебалась, словно все еще не была уверена в себе. — Я думала об этом в последние недели, и никому пока что не говорила, даже Уэсу, чем я действительно хотела бы заниматься, когда работа в отелях будет налажена… Чего я действительно хотела бы, так это купить акции корпорации Сэлинджера.
Джинни уставилась на нее. «Все еще хочет сравнять счет, — подумала она, — и стать такой же большой, какой, по мнению Оуэна, она могла бы быть. Когда же этот голубоглазый дьяволенок Лора начнет жить для себя?» Она рассказала Джинни историю Сэлинджеров вскоре после открытия «Чикаго Бикон-Хилла», в тот момент Джинни много времени проводила в Чикаго, утешая ее по-матерински. Она рассказывала об этом кратко и старалась не вносить эмоций, но у Джинни появилось убеждение: во всем этом было очень много чувств, даже после того, как прошло столько лет, и особенно это касалось Поля. Лора рассказывала о нем еще меньше, чем о его семье, что и убедило Джинни в том, что она все еще любила его, ибо рассказы становятся тем длиннее, чем далее мы отстраняемся от предмета наших переживаний. Но попытаться купить акции у семейной компании… Это казалось слишком смело.
— Зачем? — напрямую спросила она. — Ты будешь чувствовать себя на правлении чертовски неловко со своими несколькими голосами против всех них.
— Я буду просто членом компании, как я и должна была бы стать. Я буду голосовать так, как, я думаю, проголосовал бы Оуэн.
— А если ты не знаешь, как бы он проголосовал?
— Проголосую, как считаю нужным.
— Да, это очень опасное место. — Джинни на минуту задумалась. — Дорогая, ты взлетаешь слишком высоко.
— Я ведь не говорю, что могу этого добиться, я говорю только, что очень хочу.
— До сих пор ты добивалась того, чего хотела. Но даже если ты и найдешь того, кто продаст тебе свои акции, мне кажется, на это понадобится куча денег.
— До этого еще очень далеко, Джинни. Я только думаю об этом.
— И кажется, думаешь очень много. Информируй меня о своих замыслах.
— Непременно. — Она снова наклонилась вперед, высматривая знакомые приметы по мере того, как они продвигались. — Ну вот, мы почти на месте. Надеюсь, тебе понравится; это единственное место из всех, что я видела, где бы мне действительно хотелось жить.
— А Уэс видел его?
Лора кивнула:
— Он сказал, чтобы я взяла его. Но мне хотелось бы знать, что ты думаешь.
В Виллидже водитель запарковался на Гроув-стрит, и Джинни с Лорой прошли по узкому проходу между двумя домами к небольшому двору, мощенному камнем, вдоль которого шел плотный ряд узких трехэтажных кирпичных домов с белыми ставнями, выходившими на кудрявые деревца, среди которых распевали птицы.
— Боже, — выдохнула Джинни, — кто бы мог подумать?..
— Это Уэс нашел, — сказала Лора. Она открыла одну из дверей ключом. — Дом пустой; хозяин уехал в Европу на два года. Если я не беру его с сегодняшнего дня, мне надо отдать ключ.
— И достанется какой-нибудь шишке, — пробормотала Джинни. Она следовала за Лорой, которая носилась вверх и вниз по лестнице, показывая детали, сохранившиеся от постройки 1830 года, лицо ее сияло от оживления. Джинни цокала своими каблучками по сосновым доскам, опытным взглядом она оценила новую кухню с четырьмя плитами, широкую кровать на третьем этаже, садик на крыше, голый и заброшенный, но окруженный ящиками для высадки цветов и кадками, в которых могли расти деревца. — Один из миллиона, — произнесла она, когда они вернулись в столовую на второй этаж. — И столько же потребуется, чтобы его купить. А за сколько его сдают?
