— А чему я могу научить его? — спросил Джондалар, немного смущенный ее вопросом.
— Ну ты же хочешь ездить на нем, поэтому он должен слушать твои команды.
Конечно, он думал об этом. В сущности, он только что говорил об этом Данугу, стараясь придать своим словам небрежный оттенок. Ему не хотелось показывать, как велико его желание покататься на этом жеребце. Иногда ему казалось, что он больше не вынесет Очевидной симпатии Эйлы к Ранеку, в подобные минуты отчаяния он воображал, что гнедой жеребец резвым галопом несет его по степи, воображал, что он счастлив и свободен как ветер. Однако его уверенность в том, что это вообще когда-нибудь может случиться, изрядно поубавилась. Может быть, теперь Эйла захочет, чтобы на Удальце ездил Ранек?
— Да, я думал об этом, но не знал, могу ли… не знал, как взяться за это дело, — сказал Джондалар.
— По-моему, тебе надо начать с легких грузов. Помнишь, как мы в долине приучали Удальца к вьючным корзинам? Надо дать ему возможность привыкнуть к тому, что на его спину что-то давит. Пусть он немного повозит тючок с вещами. А вот как научить его понимать, в каком направлении ты хочешь ехать, я сама пока толком не знаю. Он привык следовать за тобой на поводке, но за кем же он будет следовать, если ты будешь сидеть на его спине? — тараторила Эйла, мгновенно выдвигая множество предложений и стараясь вовлечь в разговор Джондалара.
Дануг взволнованно поглядывал то на нее, то на Джондалара, мечтая помочь им наладить отношения, он надеялся подыскать какие-то важные или умные слова, благодаря которым сразу исчезнет их взаимная отчужденность и вся стоянка вздохнет свободно.
Когда Эйла умолкла, возникла неловкая пауза, и Дануг решил, что настал его черед.
— Может быть, надо как-то иначе привязать повод, и тогда Джондалар сможет держать его в руках, сидя на спине Удальца, — предложил юноша.
И вдруг, словно искра, выбитая кремнем из огненного камня, перед мысленным взором Джондалара мгновенно возникла четкая картина описанной Данугом ситуации. Он мгновенно забыл о том, что при первой же возможности собирался улизнуть, сославшись на неотложные дела. Прикрыв глаза и сосредоточенно нахмурив брови, Джондалар погрузился в размышление.
— А ты знаешь, Дануг, твое предложение может оказаться очень ценным! — воскликнул он. Увлеченный одной идеей, которая, возможно, разрешит эту тревожившую его проблему, он забыл на время о неопределенности своего будущего. — Может быть, я смогу закрепить ремень так, чтобы его конец был на спине. Видимо, понадобится крепкая веревка… или узкий кожаный ремень. А может быть, даже пара ремней.
— У меня есть несколько узких ремней, — сказала Эйла, заметив, что он стал менее напряженным. Она обрадовалась, что его по-прежнему интересует обучение молодого жеребца, и, кроме того, ей было интересно, что он придумал. — Сейчас я схожу за ними.
Джондалар проследовал за ней через внутренний сводчатый проход в очаг Мамонта, однако, оказавшись в помещении, сразу остановился, и она одна прошла к скамье с их вещами. Ранек, разговаривавший с Диги и Трони, повернулся и послал Эйле самоуверенную улыбочку, сверкнув своими белыми зубами. Почувствовав очередной укол ревности, Джондалар закрыл глаза и скрипнул зубами. Он уже собрался уйти в очаг лошадей, когда Эйла вернулась и вручила ему моток гибких кожаных ремней.
— Они очень крепкие, — сказала Эйла, — я сделала их прошлой зимой. — Она взглянула в тревожные синие глаза, исполненные боли, смущения и неопределенной тоски, терзавшей его душу. — Незадолго до того, как ты появился в моей пещере, Джондалар. До того, как Дух Великого Пещерного Льва избрал тебя и устроил нашу встречу.
Он взял моток и поспешно вышел, чувствуя, что не в состоянии больше находиться в этом помещении. Джондалар всегда торопился покинуть очаг Мамонта, если в него заходил темнокожий резчик. Последнее время Эйла и Ранек довольно часто бывали здесь вместе, и, чтобы не видеть этого, Джондалар предпочитал удаляться. Он издалека поглядывал на компанию молодых людей, которые собирались в просторном помещении ритуального очага, чтобы поработать, делясь своими мыслями и мастерством. Иногда он слышал, как они играют на барабанах и поют, слышал, как они шутят и смеются, и вздрагивал каждый раз, различив веселый смех Эйлы, вторивший смеху Ранека.
Положив моток на землю возле молодого жеребца, Джондалар снял свою парку с крючка и направился к выходу, по пути уныло улыбнувшись Данугу. Натянув парку через голову, он туго затянул под подбородком завязки капюшона, надел варежки, свисавшие из рукавов, и начал подниматься по тропе, ведущей в открытую степь.
Сильный ветер, гнавший по небу бесконечную череду серых облаков, был обычным для этого холодного сезона; солнечные лучи, временами прорывавшиеся сквозь эти высокие разорванные облака, лишь слегка согревали воздух; погода по-прежнему стояла еще очень морозная и суровая, а снежный покров был довольно скудным. От сухого и трескучего морозного воздуха перехватывало дыхание, и с каждым выдохом Джондалар выпускал из себя легкое облачко пара. Прогулка явно будет недолгой, но мороз явно подействовал на него успокаивающе, заставив выкинуть из головы все тревожные мысли и выдвинув на первый план задачу выживания. Джондалар не мог понять, почему он так болезненно реагирует на Ранека. Отчасти, несомненно, причиной тому был страх потерять Эйлу, а отчасти потому, что он нередко мысленно представлял себе эту смеющуюся парочку. Однако, помимо этого, он чувствовал себя виноватым; Джондалар корил себя за собственные колебания, не позволявшие ему полностью и безоговорочно признать Эйлу, забыв о ее необычном прошлом. Он даже подумывал иногда, что не заслуживает ее любви и она будет права, если отдаст предпочтение Ранеку. Однако теперь одно по крайней мере стало ясно: Эйла хотела, чтобы именно он, а не Ранек научился ездить на Удальце.
Проводив взглядом Джондалара, поднимавшегося по склону холма, Дануг опустил края тяжелого мехового занавеса и медленно побрел обратно к очагу Мамонта. Удалец приветливо заржал, повернув голову, и Дануг с ласковой улыбкой посмотрел на подросшего жеребенка. Почти все обитатели стоянки уже успели полюбить этих животных и, поглаживая их блестящую шерсть, с удовольствием разговаривали с ними, хотя, конечно, не так свободно и раскованно, как Эйла. Всем уже казалось совершенно естественным, что в пристройке их земляного дома живет пара лошадей. Дануг подумал о том, с какой легкостью он забыл о благоговейном страхе и изумлении, которые охватили его, когда он впервые увидел Уинни и Удальца. Юноша прошел через внутренний сводчатый проход в очаг Мамонта и увидел Эйлу, стоявшую возле своей лежанки.
