Боссюэ достиг большего, чем магистр Жобелен. Фенелон достиг меньшего, чем Понократ, но так или иначе обе системы нашли себе применение. Ими пользовались люди в равной степени одаренные, и привели они, правда, в уменьшенном масштабе, к тем самым результатам, которые предугадал автор „Гаргантюа“ (Флери, т. I, стр. 188 и след.).
Еще и теперь воспитатели нашей молодежи могли бы многому научиться у старого шута.
В то время как Гаргантюа, живя в Париже, продолжал заниматься под руководством столь мудрого наставника, в Шиноне возникло дело о лепешках. Вот что там произошло: в начале осени местные пастухи, сторожившие уже созревший виноград, заметили на дороге лернейских пекарей, которые не то на десяти, не то на двенадцати подводах везли в город лепешки, пользовавшиеся большой любовью жителей Турена и Пуату. Пастухи вежливо попросили пекарей продать им по рыночной цене лепешек. Пекари ответили на эту просьбу руганью, наградили их оскорбительными эпитетами и обозвали мужланами и беззубыми поганцами.
Один из пастухов, по имени Фрожье, попытался их усовестить.
— Поди сюда, — сказал ему пекарь Марке, — я тебе дам лепешку.
Фрожье, полагая, что тот в самом деле продаст ему лепешку, протянул серебряную монету. Однако вместо лепешек наш пастух получил кнутом по ногам. Тогда он, крикнув: „Караул!“, запустил в Марке дубиной и угодил ему прямо в голову, так что тот свалился с кобылы. На крик сбежались крестьяне Грангузье, сбивавшие поблизости орехи, и начали молотить пекарей, как недоспелую рожь. Те бросились наутек, крестьяне и крестьянки, пастухи и пастушки погнались за ними, остановили их и отняли штук шестьдесят лепешек, заплатив им, однако ж, по обычной цене. Затем, не чувствуя ни малейших угрызений совести, досыта наелись этих лепешек и пошли танцевать под волынку.
Пекари, не долго думая, повернули обратно в Лерне и принесли жалобу на пастухов и крестьян Грангузье королю Пикрохолу. Пылая мщением, Пикрохол тотчас же собрал войско и вторгся во владения Грангузье. Так вспыхнула ужасная война. Солдаты Пикрохола ломали и крушили все на своем пути. Они не щадили ни бедного, ни богатого, ни храмов, ни жилищ. Так, например, они разграбили Сейейское, или Сейийское, аббатство, то самое, куда родители некогда отправили десятилетнего Франсуа Рабле, желая сделать из него птицу, то бишь монаха. Бедняги монахи, не зная, какому святому молиться, решили устроить торжественную процессию, дабы отвратить от себя ярость врагов. Это было почтенное средство, но не очень верное, ибо кто может угадать волю всевышнего? Кто может поручиться, что его молитва услышана? В то время в аббатстве находился молодой монах, прыткий и разбитной, по прозванию Жан Зубодробитель. Услышав шум, производимый неприятелем на монастырских виноградниках, он вышел узнать, в чем дело, и, обнаружив, что враги обрывают виноград, побежал на клирос, где монахи, дабы умилостивить господа, пели молитвы.
— Славные вы певуны, накажи меня бог! — молвил он. — Только не лучше ли вам спеть „Прощай, корзины, кончен сбор“?
Но тут раздался гневный голос настоятеля:
— Что здесь нужно этому пьянчуге? Отведите его в темницу! Как он смеет мешать нам воспевать богу?
— Не должно мешать ни воспеванию, ни воспиванию, — возразил брат Жан. — Ведь вы сами, отец настоятель, любите хорошее вино, как и всякий порядочный человек.
С этими словами он скинул рясу, схватил перекладину от ясеневого креста и, внезапно ринувшись на врагов, перебил их всех до одного, а их тут было тринадцать тысяч шестьсот двадцать два человека, не считая женщин и детей.
Грангузье, узнав о нашествии врагов и об опустошении своих земель, преисполнился изумления и скорби. Это был добрый король.
— Увы! Увы! — воскликнул он. — Что же это такое? Пикрохол, мой старый и неизменный друг, связанный со мною узами родства и свойства, напал на меня! Кто подвигнул его на это? Кто его подстрекнул? Кто его подбил? Боже, спаситель мой, помоги мне, просвети меня, научи! Клятвенно уверяю тебя, что никогда я никаких огорчений ему не доставлял, подданным его не досаждал. Напротив того, я никогда не отказывал ему ни в войске, ни в деньгах, ни в поддержке, ни в совете. Нет, верно, лукавый его попутал, коли мог он так меня изобидеть… Ох, добрые люди, друзья мои и верные слуги! Неужели я вынужден буду докучать вам просьбами о помощи? Видно, придется и мне облечь панцирем мои несчастные плечи, слабые и усталые, и взять в дрожащие руки булаву и копье, дабы защитить и оградить несчастных моих подданных. Так мне подсказывает здравый смысл, ибо их трудом я живу, их потом кормлюсь я сам, мои дети и вся моя семья. И все же я не пойду на Пикрохола войной до тех пор, пока не испробую всех мирных средств.
Золотые слова! Счастливы, были б народы, если бы так рассуждали все их повелители!
Добрый король послал к Пикрохолу своего советника Ульриха Галле узнать о причинах войны и написал письмо сыну: он извещал его, что отечество в опасности, и звал домой.
Ульрих Галле обратился к Пикрохолу с речью, достойной Цицерона. Ответ лернейского короля был краток и оскорбителен: „Наделают вам лепешек!“
На угрозы гневливого государя святой король Грангузье отвечает новыми мирными предложениями. Таков Идоменей из Девятой книги „Телемака“: „Идоменей готов погибнуть или победить, но он предпочитает мир самой блестящей победе. Он не боится быть побежденным — он боится быть несправедливым“.
Пикрохол отказывается принять послов Грангузье.
— Нагнали мы на мужичье страху! — докладывает Пикрохолу его военачальник Фанфарон. — У Грангузье зуб на зуб не попадает.
Советники Пикрохола напевают ему, что он завоюет вселенную. Им без труда удается убедить в этом своего безрассудного монарха. Эта сцена заслуживает того, чтобы выписать ее почти целиком.
— Ваше величество, сегодня вы у нас будете самым счастливым, самым непобедимым государем после Александра Македонского.
— Наденьте шляпы, — сказал Пикрохол.
— Весьма признательны, ваше величество, — мы знаем свое место… Вот наш совет: оставьте здесь небольшой отряд во главе с каким-нибудь военачальником, — этот гарнизон будет охранять крепость, которая, впрочем, представляется нам и так достаточно защищенной благодаря естественным укреплениям, а также благодаря крепостным стенам, возведенным по вашему почину. Армию свою разделите на две части, как вам заблагорассудится. Одна часть обрушится на Грангузье с его войском. В первом же бою она без труда разобьет его наголову. Там вы сможете огрести кучу денег, — у этого мужлана денег уйма. У мужлана, говорим мы, ибо у благородного государя гроша за душой никогда не бывает. Копить — это мужицкое дело. Тем временем другая часть двинется на Они, Сентонж, Ангумуа и Гасконь, а также на Перигор, Медок и Ланды и, не встречая сопротивления, займет города, замки и крепости. В Байонне, в Сен-Жан-де-Люс и в Фуэнтеррабии вы захватите все суда и, держась берегов Галисии и Португалии, разграбите все побережье до самого Лиссабона, а там вы запасетесь всем, что необходимо завоевателю. Испанцы, черт их дери, сдадутся, — это известные ротозеи! Вы переплывете Сивиллин пролив и там, на вечную о себе память, воздвигнете два столпа, еще более величественных, чем Геркулесовы[528], и пролив этот будет впредь именоваться Пикрохоловым морем. А как пройдете Пикрохолово море, тут вам и Барбаросса[529] покорится.
— Я его помилую, — сказал Пикрохол.
— Пожалуй, но только он должен креститься, — согласились советники и продолжали: — Вы смело вторгнетесь в Барбарию. Вы приберете к рукам Майорку, Минорку, Сардинию и Корсику. Держась левого берега, вы завладеете всей Норбоннской Галлией, Провансом, Генуей, Флоренцией, Луккой, а там уже и до Рима рукой подать. Бедный господин папа умрет от страха.
— Клянусь честью, я не стану целовать ему туфлю, — сказал Пикрохол.
— Завоевав Италию, вы предаете разграблению Неаполь, Калабрию, Апулию, Сицилию, а заодно и Мальту. Желал бы я видеть, как эти несчастные родосские рыцаришки станут с вами сражаться!
— Я бы с удовольствием проехал оттуда в Лорето, — сказал Пикрохол.
— Нет, нет, — сказали они, — это на обратном пути. Мы лучше возьмем Крит, Кипр, Родос, Кикладские острова и ударим на Морею. Вот мы ее уже, слава тебе господи, заняли. И тогда берегись, Иерусалим, ибо могуществу султана далеко до вашего!
— Я тогда вновь построю храм Соломона, — сказал Пикрохол.
— Нет, погодите немного, — возразили они. — Не будьте столь поспешны в своих решениях. Вам предстоит сперва занять Малую Азию, Карию, Ликию, Памфилию, Киликию, Лидию, Фригию, Мизию, — до самого Евфрата.
— А Вавилон и гору Синай мы увидим? — спросил Пикрохол.
— Пока нет, — отвечали они. — Мало вам разве переплыть Гирканское море и промчаться по двум Армениям и трем Аравиям?
