– Для меня великая честь, – сказал неизвестный, – что, сам того не зная, я оказался одного мнения с первым полководцем нашего века.
Они учтиво поклонились друг другу.
– Итак, – продолжал неизвестный, – это решенное дело; вы делаете сокрушительную вылазку, яростно атакуете вражескую пехоту и вражескую конницу. Надеюсь, ваши командиры сумеют так руководить этой вылазкой, что вы отбросите осаждающих.
– Но их корабли – их корабли, – сказал бургомистр, – они прорвутся через наши заграждения, сейчас дует норд-вест, и через два часа они будут в городе.
– Да ведь у вас самих в Сент-Мари, на расстоянии одного лье отсюда, шесть старых судов и тридцать лодок. Это – ваша морская баррикада, это – цепь, заграждающая Шельду.
– Да, да, монсеньер, совершенно верно. Откуда вы знаете все эти подробности?
Неизвестный улыбнулся.
– Как видите, знаю, – ответил он. – Там-то и решится исход битвы.
– В таком случае, – продолжал бургомистр, – нужно послать нашим храбрым морякам подкрепления.
– Напротив, вы можете еще и свободно располагать теми четырьмя сотнями людей, которые там находились; достаточно будет двадцати человек – сообразительных, смелых и преданных.
Антверпенцы вытаращили глаза.
– Согласны ли вы, – спросил неизвестный, – ценою потери ваших шести старых кораблей и тридцати ветхих лодок разгромить весь французский флот?
– Гм, – протянули антверпенцы, переглядываясь между собой, – не так уж стары наши корабли, не так уж ветхи наши лодки.
– Ну что ж, – воскликнул неизвестный, – оцените их, и вам оплатят их стоимость.
– Вот, – шепотом сказал неизвестному Молчаливый, – вот те люди, с которыми мне изо дня в день приходится бороться. О! Если бы мне противодействовали только события, я бы давно уже одолел их!
– Так вот, господа, – продолжал неизвестный, положив руку на туго набитую сумку, о которой уже была речь, – оцените их, но оцените быстро! Все вы получите от меня векселя, каждый – на свое имя; надеюсь, вы сочтете их достаточно надежными.
– Монсеньер, – ответил бургомистр, минуту-другую посовещавшись с десятниками и сотниками городского ополчения. – Мы купцы, а не знатные господа, поэтому нужно прощать нам некоторую нерешительность; поймите – ведь наши души обитают не в наших телах, а в наших конторах. Однако в известных обстоятельствах мы ради общего блага способны на жертвы. Итак, распоряжайтесь нашими заграждениями так, как вы это находите нужным.
– Клянусь, монсеньер, – вставил Молчаливый, – вы за десять минут получили от них то, чего я добивался бы полгода.
– Итак, господа, я распоряжаюсь вашими заграждениями, и вот что я сделаю: французы, с адмиральской галерой во главе, попытаются прорвать их. Я удвою цепи заграждения – цепи, протянутые поперек реки, но между ними и берегом будет оставлено пространство, достаточное, чтобы неприятельский флот проскользнул там и оказался посреди ваших лодок и ваших кораблей. Тогда с этих лодок и кораблей двадцать смельчаков, которых я там оставил, зацепят французские суда абордажными крюками, а зацепив их, подожгут ваши заграждения, предварительно наполненные горючими веществами, и быстро уплывут в лодке.
– Вы слышите, – воскликнул Молчаливый, – французский флот сгорит весь, без остатка!
– Да, весь, – подтвердил неизвестный, – тогда французы уже не смогут отступить ни морем, ни польдерами, потому что вы откроете шлюзы Мехельна, Берхема, Льера, Дюффаля и Антверпена. Сначала отброшенные вами, затем – преследуемые водами прорванных вами плотин, со всех сторон окруженные этими, внезапно нахлынувшими, все выше вздымающимися волнами, этим морем, где только прилив и нет отлива, французы, все до единого, будут потоплены, истреблены, уничтожены.
Командиры разразились восторженными кликами.
– Но есть препятствие, – сказал принц Оранский.
– Какое же, монсеньер? – спросил неизвестный.
– То, что потребовался бы целый день, чтобы разослать по всем этим городам соответствующие приказания, а в нашем распоряжении – всего один час.
– Часа достаточно, – заявил тот, кого называли монсеньером.
– Но кто предупредит флотилию?
– Она предупреждена.
– Кем?
– Мною. Если бы эти господа отказались предоставить ее мне, я бы ее купил у них.
– Но Мехельн, Льер, Дюффаль?
– Я проездом побывал в Мехельне и Льере и послал надежного человека в Дюффаль. В одиннадцать часов французы будут разбиты, в полночь – флот будет сожжен, в час ночи – отступление французов будет в самом разгаре, в два часа – Мехельн прорвет свои плотины, Льер откроет свои шлюзы, в Дюффале сделают так, что каналы выступят из берегов. Тогда вся равнина превратится в бушующий океан, который, правда, поглотит дома, поля, леса, селенья, но в то же время, повторяю, поглотит французов, да так основательно, что ни один из них не вернется во Францию.
Эти слова были встречены молчанием, выражавшим восторг, граничивший с ужасом; затем фламандцы принялись шумно рукоплескать.
Принц Оранский подошел к неизвестному, протянул ему руку и сказал:
– Итак, монсеньер, с нашей стороны все готово?
– Все, – ответил неизвестный, – но я думаю, что и у французов все готово. Смотрите!
Он указал пальцем на военного, только что приподнявшего ковровую завесу.
– Монсеньеры и господа, – доложил офицер, – нам дали знать, что французы выступили из лагеря и приближаются к городу.
– К оружию! – воскликнул бургомистр.
– К оружию! – повторили все присутствующие.
Неизвестный остановил их.
– Одну минуту, господа, – сказал он своим густым, повелительным голосом, – я должен дать вам еще одно указание – последнее и самое важное…
– Говорите! Говорите! – в один голос воскликнули все.
– Французы будут застигнуты врасплох, следовательно произойдет не битва, даже не отступление, а бегство. Чтобы успешно их преследовать, нужно быть налегке. Скиньте ваши латы! Черт возьми! Из-за этих лат, которые сковывают ваши движения, вы проиграли все те битвы, которые должны были выиграть. Скиньте латы, господа, скиньте немедленно!
И неизвестный указал на свою широкую грудь, покрытую только кожаной курткой.
– Мы вместе будем в бою, господа командиры, – продолжал неизвестный, – а пока – ступайте на площадь перед ратушей: там вы найдете всех ваших людей в боевом порядке. Мы придем туда вслед за вами.
– Благодарю вас, монсеньер, – сказал принц Оранский неизвестному, – вы разом спасли и Бельгию и Голландию.
– Я тронут вашими словами, принц, – ответил неизвестный.
