Когда сука снова взмахнула стулом, сумел схватить его за ножки. Не для того, чтобы вырвать стул из ее рук, а чтобы с силой оттолкнуть.
Она наступила на отломившуюся ножку стула, потеряла равновесие, повалилась на кровать.
Передвигаясь с трудом, словно старый кот, плача от боли, Младший все-таки запрыгнул на подоконник и навалился на приоткрытые створки окна. Но дальше они раскрываться не желали.
* * *
Присев на подоконнике, всем своим весом давя на створки окна, маньяк пытался вырваться из спальни.
Сквозь гулкие удары сердца и оглушающее дыхание Целестина слышала, как, подаваясь, трещит дерево, звенит выбитое стекло, скрежещет металл.
Окно выходило не на улицу, а в узкий проулок между этим и соседним домами. Копы могли упустить Младшего.
Она бы снова врезала ему стулом, но тот развалился. Поэтому она отбросила обломки, упала на колени, схватила обойму.
Вой сирены стих. Должно быть, патрульная машина остановилась у подъезда.
Целестина подняла с ковра тускло поблескивающий патрон.
Зазвенело еще одно разбитое стекло. Дерево трещало все сильнее. Спиной к ней маньяк вырывался из окна с яростью попавшего в ловушку зверя.
Целестине не приходилось иметь дело с оружием, но она видела, как Младший пытался вставить патроны в обойму, поняла, что для этого надо сделать. Вставила один патрон. Потом второй. Достаточно.
Проржавевший поворотный механизм подавался, щель между створками окна расширилась.
От входной двери донесся мужской крик: «Полиция!»
— Сюда! Сюда! — закричала в ответ Целестина, досылая обойму в рукоять пистолета.
Стоя на коленях, подняла оружие и вдруг поняла, что стрелять придется в спину маньяка, другого не дано, из-за неопытности она не смогла бы попасть ни в руку, ни в ногу. Моральная дилемма навалилась на нее, но тут перед ее мысленным взором возникла Фими, лежащая в операционной на окровавленных простынях. Она нажала на спусковой крючок. Отдача чуть не сшибла ее на пол.
Окно раскрылось за мгновение до того, как прозвучал выстрел. Мужчина пропал из виду. Она не знала, попала пуля в цель или нет.
К окну. Теплая комната засасывала холодный туман. Она легла на подоконник, выглянула.
Узкий, мощенный кирпичом проулок в пяти футах внизу. Маньяк, убегая, переворачивал мусорные контейнеры, но его тело не лежало среди мусора. Из тумана и темноты доносились удаляющиеся шаги. Он бежал в глубь проулка.
— Бросай оружие!
Целестина бросила пистолет до того, как обернулась, и крикнула входящим в комнату копам:
— Он убегает!
* * *
Из проулка за дом, в другой проулок, на улицу, в город, туман, ночь, Младший бежал из прошлого Каина в будущее Пинчбека.
В течение этого знаменательного дня он следовал рекомендациям Зедда, направляя раскаленную добела ярость. Теперь же, безо всякого участия, поток ярости сам изливался в нужном направлении.
Мало того, что его изводили мстительные призраки, так над ним три года властвовала жуткая сила заклятия священника, черного баптистского колдуна, превратившего его жизнь в сущий кошмар. Теперь он знал, что вызвало острый нервный эмезиз, невообразимую диарею, жуткий зуд всего тела. Неудача в поисках подруги сердца, унижение с Рене Виви, гонорея, подхваченная дважды, медитативный транс, едва не обернувшийся трагедией, неспособность выучить французский и немецкий, одиночество, внутренняя пустота, неудачные попытки найти и убить мальчишку, рожденного Фими… Все это и многое, многое другое являлось ненавистными последствиями мерзкого заклятия, которое наложил на него этот лицемерный христианин. Младший, с его стремлением к самосовершенствованию, гармоническим развитием, умением концентрироваться и следовать инстинктам, должен был спокойно плыть по жизни под вечно безоблачным небом, со всегда наполненными ветром парусами, а вместо этого жизнь превратилась для него в бушующий океан. К его разуму, сердцу, характеру никто не мог предъявить претензий. Теперь-то он точно знал, что причина всех его бед — черная магия.
Глава 71
В больнице Святой Марии, той самой, где тремя годами раньше Уолли вывел Ангел в этот мир, он боролся за свою жизнь, за шанс увидеть, как вырастет девочка, за право быть ей отцом, в котором малышка так нуждалась.
Детектив Беллини отвез их в больницу Святой Марии на патрульной машине. Том Ванадий, друг отца, которого она несколько раз видела в Спрюс-Хиллз, но не очень хорошо знала, ни на секунду не мог успокоиться, вглядывался в каждый автомобиль на затянутых туманом улицах, словно ожидал, что в нем окажется маньяк.
Целестина помнила, что Том служил в полиции Орегона, и не могла понять, что он делает в Сан-Франциско.
Не представляла она себе и какое с ним случилось несчастье, в результате чего его лицо так разительно изменилось, причем не в лучшую сторону. В последний раз она видела детектива на похоронах Фими. И несколько минут тому назад, на пороге своей квартиры, узнала только по родимому пятну.
Ее отец уважал и восхищался Томом, поэтому она возблагодарила бога за его присутствие. В критической ситуации ее радовало, что рядом есть человек, который смог пережить катастрофу, до такой степени изуродовавшую его лицо.
Прижимая к себе испуганную Ангел на заднем сиденье патрульной машины, Целестина поражалась храбрости, с которой она вступила в бой, и спокойствию, которое сейчас пришлось так кстати. Ее не трясло от мыслей о том, что могло случиться с ней и с ее дочерью, потому что душой и сердцем она была с Уолли, а кроме того, она всегда жила с надеждой на лучшее и теперь не желала менять устоявшегося порядка.
Беллини заверил Целестину, что у Еноха Каина не хватит наглости преследовать патрульную машину и вновь напасть на нее в больнице Святой Марии. Тем не менее он оставил вооруженного полицейского в коридоре у комнаты ожидания, предназначенной для родственников и друзей пациентов палат интенсивной терапии. И, судя по бдительности копа, Беллини все-таки не исключал возможность появления в больнице Каина, с тем чтобы довершить начатое в Пасифик-Хейтс.
Как любая комната ожидания при палатах интенсивной терапии, где терпеливо, в предвкушении добычи, притаилась Смерть, эта была чистенькой, но мрачной, с простенькими жесткими стульями и диванчиками, словно яркие цвета и уютная обстановка могли рассердить нежеланную гостью, и она, в отместку, собрала бы более богатый урожай.
Даже после полуночи здесь, случалось, толпились родные и близкие тех, кто балансировал у последней черты. Но в эту ночь Смерть занесла свою косу только над Уолли, и тех, кто находился в комнате ожидания, интересовало только его самочувствие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
