Кстати, отказ от исходного предназначения снави — помощи всем, кто в ней нуждается — и выбор сугубо корыстных мотивов за основу жизненного пути даром не прошел: она утратила способности годом позже. А приговор… Не да обычный он был.
Кажется, отправили жить в безлюдную местность на несколько лет.
Лимма могла попасть на слушания лишь по одной причине: кто-то все же подал прошение о расследовании вмешательства в сознание Большого Круга. Но кто и почему теперь?
Впрочем, понятно. У нас своих гадов достаточно, как в любом крупном человеческом коллективе. Лимма слишком большую власть взяла в руки и последние решения, как и вся история с волвеками, многим поперек горла. Сегодня Ялитэ далеко, все значимые люди и не-люди тоже, Риан же улетел отсюда лишь позавчера, задержавшись по просьбе Ринтэя, а завтра совсем станет поздно судить. Эллар в новом варианте опаснее прежнего, а они и того боялись, он кого угодно загрызет.
Лайл резко замер у дверей.
— Стой тут! — его голос уже был спокоен. — Я быстро.
Он бережно толкнул ручку двери вниз, двумя пальцами, опасаясь своего гнева. И мягко вошел в помещение, прикрыв дверь. Зачем ему травмировать штукатурку, когда им и одного вида волвека хватит? Со зрачками, сошедшимися в тонкие, почти неприметные волосяные щели…
Тишина упала на зал, и я принялась за старое — рухнула на колени и привычно отыскала замочную скважину. Да здравствуют старомодные двери!
Лайл беззвучно плыл по старинному паркету. Обычно — скрипучему, но волвеки вообще существа немножко волшебные, я уверена. Его и доски расстроить не решаются, нашего бесподобного вожака. Молчат…
Подобрал листок со стола шарахнувшегося в сторону младшенького одного из знатных родов, просмотрел. Кивнул, сминая бумагу и брезгливо бросая на пол. Лимма стояла у стены, бледная и какая-то помятая, ее придерживали двое айри, представители истца и заменители одаренных, призванные читать сознание. Наставница была очень плоха, она вообще отвратительно переносит подобные препараты.
Гимир, неузнаваемо серый и странно выпрямленный, молча сидел в кресле председателя собрания. Чудны дела нашего мира: Лимму обвиняли во вмешательстве в сознание, а директор-то под этим самым влиянием. Уж поверьте снави.
— Есть имена, которые не должны произноситься на Релате, — тихо начал Лайл. — Тот, от чьего лица выступают мало-уважаемые мною истцы, сдох и стерт из мира. На его совести более тысячи жизней людей, отправленных на Хьертт для запрещенных опытов. И три десятка айри. О судьбе многих поколений моих родичей и говорить здесь не стоит. Как возможно, что вы дошли до подобного позора?
— Вы не академик и не имеете права тут высказываться! — с заметным испугом зачастил один из сидящих возле Гимира. Вот дурень, полемику решил учинить! — Давайте сперва разберемся, насколько вообще оправдано пребывание потенциального дикаря…
— Вполне. — Лайл чуть усмехнулся. — Это моя жена и я, как настоящий дикарь, запрещаю ей находиться в вашем слишком уж умном обществе. Мы — стая, и мои решения для моих подопечных не подлежат обсуждению. А вы все можете сидеть здесь и дальше, с полным и неоспоримым правом. Вами займутся чуть позже.
Он коротко приложил к стене обоих айри и вынул из-за стойки почти бессознательную Лимму. Развернулся и вышел прочь, я едва успела отскочить от двери. Молча прошел коридорами — волвеки всегда помнят те места, где хоть раз бывали. У входа в главное здание мы столкнулись с пестрой группой «спасателей», куда менее решительных, чем мы, они только собирались с силами. Закон Академии требует, чтобы их набралось не менее того числа, что заседает… Пока было меньше. Ниэст, любимчик Эла, сердито торопил остальных, не отклеивая ухо от трубки. Если бы в зале не сидел Гимир, все бы давно были там. Но Деда любят, и, хотя этого его решения не понимают, идти против не очень стремятся.
Наше появление встретили потрясенно, проводили внушительную фигуру волвека взглядами до катера. Я обернулась и нашла в числе переминающихся неуверенно академиков только что подошедшую подругу Лиммы, Тамику. Явно торопилась на торжественную посадку Тор-а-мира и вернулась с полдороги.
— У директора Гимира тяжелое состояние внешнего недружественного воздействия.
Ему очень плохо, — коротко сообщила я ей через головы прочих. — По моей оценке — препарат атро-группы и глубокое внушение. Посмотри, но наверняка срочно под капельницу и надолго. В его-то возрасте.
Кто-то охнул, и группа наконец решительно двинулась с места.
Катер поднялся и нацелил нос на Тор-а-мир. Домой.
Лайл уже лечил, и вполне успешно. А я беззлобно сердилась на Риана. Мог все решить без нас, наверняка. Но это на него похоже: я намекну, а вы уж разбирайтесь сами. Позволил заговорщикам чудить по полной и создал, по его мнению, для госпожи Энзи отличный вариант знакомства с окончательным мужем.
Лимма зашевелилась, тяжело задвигала непослушными руками, промассировала лоб и виски. Плохо понимая происходящее, осмотрелась и совершенно недоуменно осознала себя на коленях у Лайла, того самого, не модели, а вполне живого волвека. Не расстроилась, надо признать, ничуть.
— Тетушка, лихо ты свою помолвку проспала, — захихикала я, переводя катер на автопилот. — Лайл сказал, что ты его жена и не должна шляться невесть где в дурном обществе. А в нашей стае железная дисциплина.
— Он прав! — неожиданно покладисто кивнула Лимма. — Хуже всего быть одинокой львицей в диком обществе людей. Сама защищайся, сама на охоту, сама детенышей воспитывай, добычу отстаивай… Ухожу в волчицы. Пусть Акадом Тиэтро руководит, надоело. У стаи 176 детей, включая грудных, и все — одаренные. А я отменный детский лекарь. И наставница, вроде, неплохая.
— Еще три десятка нерожденных в инкубаторах, и женщины настроены очень решительно на пополнение нашей общины, — довольно пророкотал Первый, к которому вернулся голос. — Как трудно не сломать никому спину, ну уж сильно противные они там. И хлипкие. Риан просил не срываться, а это тяжело. Лимма, душа моя, ты в курсе правил общины? Насчет шлейфа, это прямо срочное дело — несолидно вожаку быть несемейным при замужней дочери и внуке. Уже почти при трех внуках, если разобраться, Рилочка-то, гордость моя рыженькая, как отцу угодила…
Моя тетка послушно кивнула. Ну надо же, есть нелюди, с которыми она не спорит…
И понятно, Акад уже построен, там ей скучно и душно: зависть, интриги, бюрократия. А в стае все одаренные, совершенно новый материал для работы, неожиданные перспективы. Дети с полноценным даром — вообще дело небывалое, их надо не только изучать, но и растить, неравнодушно и грамотно. И, само собой, здесь Лайл. А еще Рила, они последние дни много разговаривали, им вдвоем интересно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
