— Ой, у вас ухо побелело! Надо потереть, — и тут же принялась тереть ему ухо своей шерстяной рукавичкой. Они шагнули с эскалатора вместе, отошли в сторону, девушка продолжала заботливо тереть его ухо.
И тут произошло невероятное. Ромашкин разглядел белое, приятное лицо девушки, оно было необычайной чистоты и свежести. О таких говорят: кровь с молоком. А заглянув в серые лучистые глаза, которые были от него на очень близком расстоянии, Ромашкин увидел в них тот самый омут, в котором мужчины гибнут с первого взгляда. Незнакомка была такой необыкновенной, неземной, сказочной красоты, что Ромашкин почувствовал — то ли гибель свою в омуте серых глаз, то ли воскресение, с которого начнется совсем новая, иная жизнь.
Девушка, видно, заметила: с капитаном происходит что-то неладное:
— Вам больно?
— Как вас зовут? — пролепетал Ромашкин.
— Анна.
Она именно так к сказала емко и гордо — Анна. И действительно: она была не Анечкой, не Аннушкой, она была Анной, русской румяной красавицей из сказки или даже с яркого лубка — такой она была величественной и сияющей.
— Вы спасли мне жизнь. — сказал Ромашкин.
— Ну что вы, я спасла вам ухо.
— Мы не можем с вами просто так разойтись. Меня зовут Василий. Анна, я умоляю, дайте мне свой телефон. Мы с вами встретились не случайно. Это судьба.
— Пожалуйста, запишите мой телефон, только побыстрее, я опаздываю на лекции.
— Где вы учитесь? — спросил, записывая номер телефона, Ромашкин.
— В медицинском. Я побежала. Звоните.
И все, с этого момента жизнь Василия осветилась теплым светом Аниных глаз, её румяное белое лицо стояло перед глазами постоянно. На лекциях, семинарских занятиях Василий уносился в каких-то бесплотных мечтах неизвестно о чем, он хотел только одного — видеть Анну, смотреть на нее, утопать в её лучистых серых глазах.
Вот тут и возникли необыкновенные трудности, о которых прежде даже подумать не мог Василий. Трудности были страшнее пыток, в которые мог угодить разведчик. Оказывается, пытки моральные, нравственные тяжелее, чем физические боли.
Ромашкин встретился с Анной на следующий же день. Он не мог ждать, он не мог теперь жить без нее. И после каждой, даже короткой, ни к чему не обязывающей встречи Василий понимал — любовь полыхает в нем все сильнее, он полюбил впервые по-настоящему. Никогда прежде он не испытывал таких раздирающих и в то же время возвышающих чувств. Он просто не мог жить, не мог дышать без Анны. Он готов был часами просто стоять с ней рядом и глядеть на нее, не говоря ни слова.
И он это делал теперь каждый вечер, убегая после занятий в город, забывая о самоподготовке и различных спортивных состязаниях между факультетами. Анна — только Анна — теперь заполняла его жизнь после занятий в разведшколе.
Но приходило воскресенье, и надо было отправляться на выполнение задания — его ждала безумно любящая Мэри. Она уже не скрывала своего чувства, повисала на Василии, как только он переступал порог их явочно-амурной квартиры. Мария наспех кормила Василия, выпивала с ним бутылку вина и поскорее тащила в постель. Она сама раздевала его и как безумная покрывала поцелуями.
Какие адские муки причиняла она своими ласками! Василий проклинал все на свете — и Марию, и разведку, и жизнь за то, что она складывается так невыносимо трудно.
Сердце его разрывалось от отвращения к себе. Он мысленно видел Анну: её целомудренная чистота, белое лицо с ангельским румянцем вставали перед мысленным взором Василия. А рядом эта Мэри, алчная, ненасытная, стонущая и рычащая, она высасывала из Василия все силы. А он, беспомощный, обреченный на эти пытки служебным долгом, проклинал безвыходность своего положения и чувствовал себя подлецом перед Анной. Он хотя и не был связан с ней не только какими-то обещаниями, но даже простыми поцелуями, —думал: как же он поцелуется, когда до этого дойдет дело? Как же он, такой грязный и подлый, посмеет прикоснуться к ней, хрустально-чистой и небесно непорочной Анне9
Муки Ромашкина были настолько невыносимы, что он порой думал: «Наверное, от такой безысходности люди стреляются или вешаются».
А судьба все стегала и стегала Ромашкина беспощадно, она будто в очередной раз загоняла его смерти в лапы. Он и так уж был готов наложить на себя руки, а злой рок сыграл с ним очередную невероятную пакость.
Ромашкин уже высказал Анне предложение стать его женой. Она не отказала ему, но сначала считала необходимым познакомить его с родителями и заручиться их одобрением и благословением.
Знакомство было назначено на следующую неделю. А в ближайшее воскресенье — черт дернул Марию сходить с Василием в «Гранд Отель», её одолевали воспоминания о счастливой встрече. Василий с радостью согласился, лучше в ресторан, чем в постель на опротивевшей квартире.
И вот они поужинали, потанцевали, повспоминали и изрядно на этот раз выпили, и оба, по-своему довольные проведенным вечером, направились к метро «Площадь революции».
— Может быть, заглянем в нашу уютную норку? — предложила Мария.
— Нет, сегодня я должен быть на месте. Провожу тебя, как всегда, до Арбата.
Не поддаваясь уговорам Марии, Василий завел её в вестибюль метро. Он старался развеселить ее, чтобы не обидеть отказом, шептал ей на ухо какие-то сальные шутки. Они оба громко смеялись, не обращая внимания на то, что люди, стоящие рядом на эскалаторе, отворачиваются от них. И вдруг Василий каким-то шестым чувством уловил, что не все отворачиваются, а кто-то пристально смотрит на него. Желая это выяснить, Василий огляделся и вдруг на другом эскалаторе, параллельно спускающемуся вниз, увидел Анну! Она смотрела на него широко раскрытыми серыми глазами и не верила тому, что видела, а щёки её впервые были без румянца — бледные, белые, как обмороженное Васино ухо, которое она оттирала ему при первой встрече.
Василий сразу протрезвел, а Мария висла на нем пьяная, не в силах стоять ровно на движущемся эскалаторе.
«Все, я погиб», — пронеслось в просветлевшей голове Василия. Он невольно отталкивал от себя Мэри, а она, смеясь, обхватывала его срывающимися руками. Василию казалось, что лестница движется целую вечность, и все это время Анна глядит на него, не отводя глаз. Наконец эскалатор выбросил их, будто выплюнул. Мэри с хохотом опять повисла на Василии:
— Ой, держи меня, у меня голова кружится, пол движется, как эскалатор.
Василий видел, как Анна побежала к поезду и успела вскочить за захлопнувшиеся створки. Она уехала. Ромашкин почувствовал некоторое облегчение. «Слава богу, она больше не будет видеть эту омерзительную сцену». Ромашкин взялся за лацканы пальто Марии и встряхнул ее. С каким удовольствием он швырнул бы её под колеса ворвавшегося на станцию поезда!
