точками на лицах.
В этот час в церкви начинал свою работу механик — крутился чудесный аппарат, и на стенах зажигались звёзды. Святые, наскоро замазанные белилами, подсматривали за этим в оставшиеся щёлочки и не возражали против лишней смены дня и ночи.
Потом «до войны» кончилось, и пришло иное время, когда сюда прорвались немецкие мотоциклисты.
Гений механики совершил тогда единственную ошибку в своей жизни — он починил водопровод, из которого пили все — и оставшиеся шахтёрские жёны, и немцы, конечно. И в тот час, когда мёртвые мотоциклисты уже валялись в снегу по обочинам дорог, а мимо них, на запад, прошла красная конница, за ним пришли.
Механик исчез, он превратился в уголь, наверняка — в местный уголь повышенной зольности. Мальчик, слушая отца, твёрдо знал, что при немцах не нужно было чинить ничего, а только что-нибудь взорвать. Но отец напомнил ему о зиме и шахтёрских жёнах, что ходили пузатыми в ту зиму. Им нужно было родить тех детей, что были зачаты среди лип старого парка. Правильного ответа не было, но по-всякому выходило, что механик правильно разменял свою жизнь на ледяную воду.
Однако планетарий остался, и когда наступило время «после войны», то в клуб пришел другой человек, у которого пустой рукав гимнастёрки был заправлен за широкий ремень со звездой на пряжке. На куполе храма зажглись звёзды, и дети с угольными метками на лицах смотрели вверх, где яркие точки скользили по скрытым от них лицам святых.
И вот тогда обнаружилось, что если заметить в темноте церковного неба падающую звезду, то можно вернуться в прежнее время, туда, где яблоки ещё не упали с веток и все ещё были живы.
— Только помни, — сказал, наконец, отец, — это можно сделать только один раз, и потом уж не жалуйся. Ведь человек всегда думает, что раньше было лучше, из-за того, что он знает, что было. Вернее, придумал, как было. А на будущее фантазии ни у кого не хватает. Оно никому не известно. Никому, кроме, быть может, тех нарисованных на стенах людей, в которых ты не веришь, но они всё равно подглядывают сквозь неровную побелку. Они всё ещё там и качают головами с надетыми на них странными золотыми кругами.
Но мальчик его уже не слушал, он представлял себе мрак, сгустившийся под высокими сводами, будто в шахте, вывернутой наизнанку. И то, как падает в угольном пространстве электрическая звезда.
Раевский вошёл в церковь.
Его спутница осталась снаружи и курила, глядя на то, как на городок наваливается августовская ночь.
Шёл пьяный, вычерчивая в пыли одному ему ведомую траекторию, старуха вела козу. Проехал ржавый пикап, в кузове которого были навалены неправдоподобно огромные яблоки.
Раевский уже не видел всего этого.
В церкви было пусто.
Он встал на то место, где раньше стоял планетарный аппарат — о нём напоминали щербины в гранитном полу. Откуда-то сбоку вышел священник и строго посмотрел на него.
Священник всё знал, и не нужно было ничего объяснять. Он смотрел на Раевского скорбно, но с пониманием. После паузы он спросил:
— А она?
— Она тут ни при чём.
Батюшка снова твёрдо посмотрел ему в глаза, будто спрашивая, уверен ли он.
— Уверен, — тихо ответил Раевский на незаданный вопрос.
Погасли свечи. В церкви сгустился мрак, и фигуры святых, очищенные от краски, зашевелились.
И вдруг в темноте купола зажглась первая звезда.
За ней — вторая.
И вот их уже был десяток.
И небо, и мир вокруг Раевского начали движение, угольно-чёрный купол накрыл его, и всё исчезло.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
30 августа 2020
История про то, что два раза не вставать (2020-09-02)
через которое пробивается надежда на романтику. Ну и двух старых не очень приличных анекдотах, в которых, как в настоящем анекдоте, имена меняются, но постоянной остаётся структура. Он повторён тысячи раз в современных статьях и книгах и в нём обычно упоминаются <нрзб>
На самом деле, это отражение известной фразы из фильма «Выборгская сторона» (1938) о революционере Максиме и его товарищах. Там проблему — судить ли по закону или же по совести. — обозначает старорежимный адвокат, но ничем хорошим ни для него, ни для его подопечных это не кончается. Но задолго до советского фильма, в 1869 году Александр Островский написал пьесу «Горячее сердце», где один герой говорит другому: «Как же мне вас судить теперь? Ежели судить вас по законам…», а его перебивают: «Нет, уж за что же, Серапион Мардарьич!» Он продолжает: «Ты говори, когда тебя спросят, а станешь перебивать, так я тебя костылем. Ежели судить вас по законам, так законов у нас много… Сидоренко, покажи им, сколько у нас законов. (Сидоренко уходит и скоро возвращается с целой охапкой книг). Вот сколько законов! Это у меня только, а сколько их ещё в других местах! Сидоренко, убери опять на место!… И законы все строгие; в одной книге строги, а в другой ещё строже, а в последней уж самые строгие…Так вот, друзья любезные, как хотите: судить ли мне вас по законам, или по душе, как мне Бог на сердце положит?» Ну и, разумеется, ему кричат: «Суди по душе, будь отец, Серапион Мардарьич». В общем, жизнь по законам, пусть даже рыночным, может оказаться не слишком сладкой. Не слаще, чем существование вслед велениям чужой души. Нужно что-то среднее, да где ж его взять, как пел под гитару один поэт. Выставляться на продажу, даже в шутку, опасно — могут купить.
http://rara-rara.ru/menu-texts/cennik
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
02 сентября 2020
История про то, что два раза не вставать (2020-09-03)
Кстати, о рецензиях. Написал про Пелевина часть того, что я о нём подумал, и в какой-то момент обнаружил, что лучший пересказ сюжета — знаменитое стихотворение-пирожок:
Илья старается скорее
уравновесить зло добром
увидел, парни бьют мальчишку —
красиво рядом станцевал.
Впрочем, вот вам ссылка: https://fitzroymag.com/cultura/literatura/pisatel-olive/
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
