Затем вновь вернулся Геббельс. "Русские могут ворваться в любой момент, - произнесла его жена, - и прервать наши планы. Поэтому мы должны спешить, чтобы исполнить то, что задумали".
Магда провела Кунца в ванную, где они взяли шприцы, заправленные морфином. Затем вошли в детскую спальню. Пять девочек Геббельса и один мальчик уже находились в кроватях в ночных пижамах, но еще не спали. "Не волнуйтесь, - сказала им Магда. - Доктор введет вам вакцину, которую прививают сейчас всем детям и солдатам". Магда покинула комнату, оставив в ней Кунца. Доктор занялся своим делом. "После этого, - рассказывал он на допросе офицерам СМЕРШа, - я вышел из спальни и прошел в комнату, где находилась фрау Геббельс. Мы должны были подождать примерно минут десять, пока дети не уснут. Я посмотрел на свои часы - было без двадцати минут девять".
Кунц сказал, что не может давать яд спящим детям. Тогда Магда попросила его позвать Штумпфеггера, личного доктора Гитлера. Вместе с Штумпфеггером она открывала рот своим спящим детям, просовывала между их зубами ампулу с ядом и затем сжимала челюсти. Впоследствии на лице ее старшей дочери Хельги был обнаружен большой синяк, который вызвал подозрение в том, что одной дозы морфина оказалось для нее недостаточно. Хельга не спала, и двое взрослых людей приложили немало усилий, прежде чем смогли открыть ей рот.
После того, как дело было сделано, Штумпфеггер удалился к себе, а Кунц прошел вместе с Магдой в кабинет Геббельса. Министр пропаганды нервно прохаживался по помещению. "С детьми покончено, - произнесла Магда. - Теперь мы должны подумать о себе".
"Поторопимся, - ответил Геббельс. - У нас очень мало времени".
Магда взяла с собой золотой значок нацистской партии, который Гитлер подарил ей 27 апреля, и портсигар с выгравированной надписью "Адольф Гитлер, 29 мая 1934 года". Затем супруги поднялись вверх по лестнице во двор рейхсканцелярии. Их сопровождал личный адъютант министра пропаганды Гюнтер Швагерман. Геббельс и Магда имели при себе два пистолета "вальтер". Встав друг против друга, в нескольких метрах от того места, где был сожжен труп Гитлера и его жены, они раздавили во рту ампулы с цианидом. Возможно, в тот же момент они одновременно выстрелили в себя, хотя вполне вероятно, что "выстрелы милосердия" произвел Швагерман{869}. Оба пистолета так и остались лежать перед мертвыми телами, которые Швагерман облил бензином и поджег. Он выполнил то, что обещал супружеской чете.
(Некоторые историки утверждают, что при самоубийствах четы Гитлеров и четы Геббельсов использовался яд пруссик ацид ( "prussic acid"), а не цианид. Однако яд пруссик ацид на самом деле является производной формой цианида. Во всяком случае, в докладе советских медиков, вскрывавших тела Адольфа и Евы Гитлер, говорится, что в их полости рта были обнаружены осколки ампул, содержавших компоненты цианида. Этот яд был идентичен тому, который нашли во рту Геббельса и его жены.)
В 21 час 30 минут радиостанция Гамбурга объявила своим слушателям, что вскоре будет сделано чрезвычайно важное и горькое сообщение. Перед самым обращением к нации гросс-адмирала Дёница в эфире звучали траурные мелодии из музыки Вагнера и Седьмой симфонии Брукнера. Дёниц сказал, что фюрер пал в сражении "во главе своих войск"{870}. Затем адмирал зачитал состав нового правительства. Лишь очень немногие люди в Берлине смогли слышать это выступление.
Тем временем Борман с нетерпением ожидал, когда наконец окончится драма с семьей Геббельс; Капитуляция генерала Вейдлинга ожидалась в полночь, поэтому прорыв группы Бормана в северном направлении - через Шпрее - должен был осуществиться за час до этого момента. Обитателей бункера, включая Траудл Юнге, Герду Кристиан и Констанцию Манзиали, также поставили в известность о побеге. Вся группа не должна была попасть на глаза Кребса и Бургдорфа, которые позднее собирались застрелиться.
В штабе Монке Крукенберг встретился с Артуром Аксманом и Циглером, бывшим командиром дивизии "Нордланд". Монке спросил Крукенберга, желает ли он, как старший офицер, продолжать оборону центра города. Он добавил, что генерал Вейдлинг отдал приказ прорываться из Берлина в северо-западном направлении, но около полуночи должно вступить в силу соглашение о прекращении огня с
немецкой стороны. Крукенберг сказал, что он стоит за то, чтобы прорываться из города. После этого Крукенберг и Циглер отправились на позиции, чтобы подготовить части дивизии "Нордланд" к выходу из окружения. Крукенберг отправил одного из своих адъютантов вперед с задачей информировать об этом все оставшиеся боеспособными подразделения. Однако группа под командованием капитана Фене, оборонявшая гестапо, так ничего и не узнала о планах прорыва. Вероятнее всего, адъютанта Крукенберга убили еще до того, как он сумел добраться до Принц-Альбрехтштрассе.
Хаос в бункере принял невообразимый характер. Борман и Монке старались, как могли, распределить людей по различным группам. Выйти из бункера они сумели только около 23 часов. Первая группа, возглавляемая Монке, вышла на улицу через подвал рейхсканцелярии и стала прокладывать себе путь к вокзалу Фридрихштрассе. За ней, с небольшими интервалами, последовали и остальные группы. Наиболее опасным участком пути являлся район севернее вокзала, где беглецам предстояло форсировать Шпрее. Ночь не стала для них большим помощником, поскольку вся округа была ярко озарена огнем от пожаров. Монке разумно отказался перебираться на другой берег реки по мосту Вайдендаммер. Он решил вести своих людей далее вниз по течению, до пешеходного трехсотметрового моста, ведущего к госпиталю Шарите.
К мосту Вайдендаммер выдвинулись последние германские бронесилы - танк "тигр" и самоходная артиллерийская установка. Прозвучал приказ об атаке, и к мосту устремились несколько сотен эсэсовцев и военнослужащих вермахта. За ними следовала толпа гражданских лиц. Такое большое скопление людей тяжело было не обнаружить. Советские войска открыли по немцам уничтожающий огонь. Несмотря на то что некоторым германским солдатам под прикрытием танка удалось прорваться на северный берег реки, на Цигельштрассе они оказались блокированы советскими подразделениями. После того как советские противотанковые орудия подбили единственный "тигр", немцы стали нести еще большие потери. Был ранен Аксман. Но он продолжал свой путь вперед. Борман и доктор Штумпфеггер были накрыты взрывной волной от снаряда, подбившего германский танк. Однако в тот момент им удалось остаться в живых. Вместе с собой Борман нес копию завещания Гитлера, которую он надеялся представить перед Дёницем в Шлезвиг-Гольштейне, заявив при этом о своих правах занять пост в новом нацистском правительстве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
