— Звучит здорово.
— Он сказал, что мне нужно вас найти.
Он приподнял невидимую шляпу:
— Видимо, нашли.
После этого воцарилось молчание, продолжавшееся слишком долго.
— Достаточно привлекательный, когда не углубляется настолько в размышления.
— Эээ, мистер Траверс? Сэр? Я могу устроить скандал, если это поможет.
Далли совершила запоздалый беглый ковбойский осмотр, к которому привыкла, его хватило, чтобы заметить, кроме всего прочего, какого приятного голубого оттенка его глаза. Просто чертовы лобелии.
Он оглянулся по сторонам. Семейство Зомбини давно доело ужин и ушло из-за стола. Оркестр вернулся к Виктору Херберту и Вольф-Феррари, и танцоры начали заполнять пространство.
— Идемте.
Он вывел ее на прогулочную палубу освещенного звездами судна «Ступендика», луна светила достаточно ярко, чтобы очертить гигантские контуры облаков, пары любезничали, облокотившись о перила, и не замечали ничего вокруг, в брызгах электрического света из иллюминатора его лицо казалось загадочной кляксой.
Другой молодой человек, где-нибудь в другом месте и с другими печалями в багаже, мог бы попытаться признаться в любви или хотя бы получить поцелуй. Далли чувствовала себя, как бутылка сельтерской, которую собирались открыть в какой-то водевильной интермедии. Стопроцентно, это не могло быть то, что называют Любовью с Первого Взгляда. Со второго.
— Послушайте. Фрэнк вам много рассказывал о ситуации в семье?
— Он искал каких-то парней, его и вашего брата, другой, банкомет штоса, был в Теллуриде и уехал, но никто не знал, куда, и Фрэнк очень волновался, потому что кто-то его искал.
— Ладно. Очень многословно для Фрэнка, думаю, он вам доверял.
Она притворно улыбнулась. Людей, у которых неприятности, она не считала идеальной компанией для послеобеденной беседы, но, если подумать, каких других людей она знала?
— Я люблю двоих этих болванов, — он шептал всё более страстно, — они — мои братья, они думают, что пытаются меня защитить, но не знают, что я погряз в этом по уши, всё это…, — он обвел рукой судно, оркестр, ночь, — плащ на моей спине, купленный и оплаченный с того же банковского счета, что и...
— Следует ли вам говорить мне это? — с универсальным наивным взглядом широко раскрытых глаз, которому она научилась в Нью-Йорке, когда пыталась придумать, что сказать.
—Вы правы. Наверное, общение слишком серьезное для девушки-подростка...
— Подростка? — изображая вежливый интерес. — Сколько вам лет, Рувим, чтобы вы могли так называть кого-либо? Удивляюсь, что вас вообще отпустили со двора.
— О, пусть мой облик не вводит вас в заблуждение, я мудр не по годам.
— Во всяком случае, промокли точно не по годам.
— Еще двадцать минут назад мне казалось, что я просто раскачиваюсь на волнах в Заливе Лунного света, отдыхая от всего. Потом появились вы и так далее, если здесь какая-то опасность, я не хочу, чтобы вы попали в переделку.
— Конечно, вы предпочли бы остаться с этим всем наедине. Универсальный ковбой.
— Вы просто не знаете, мисс. Один неверный шаг — и всё пропало.
Он на прощание коснулся края воображаемой шляпы и быстро удалился.
— Тут ничего не остается, кроме как использовать вьющийся посох Луки, —сказала она Эрлис. — Не очень-то он похож на воздыхателя, мама.
— Ты хочешь сказать — склонен к хандре.
— Я знаю, что, черт возьми, творится с этими людьми, не больше, чем знала в Колорадо. Знаю только, что у них неприятности, и довольно серьезные.
— Ну, ты, конечно, можешь выведать правду.
— Я! Ты бросаешь меня в его объятья...
Но Эрлис лишь смеялась и убирала с ее лица длинные волосы, прядь за прядью, кажется, этому занятию не видно было конца, словно ей просто нравилось само это действие, нравилось чувствовать волосы Далли в своих пальцах, как вязать...
Далли сидела в каком-то оцепенении, слушая, не слушая, желая, чтобы это продолжалось вечно, желая оказаться где-то в другом месте...
— Ты — всегда открытие, Далли, — сказала она спустя некоторое время. —Думаю, мне следует всё же поблагодарить Мерля за что-то.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Как это?
— Когда вижу тебя в таком ракурсе.
Она медленно и задумчиво начала заключать девушку в объятия.
— Мы снова попали в волну прилива, да?
— Думаю, я могу подождать.
— Жертвы материнства. Думаю, где-то я о них уже слышала.
— Ты просто не в своем уме, — заметила Бриа. — Мне казалось, я это хорошо скрываю.
— Малость юна для парней из колледжа, тебе не кажется?
Далли посмотрела на свои колени, потом в иллюминатор, потом быстро перевела взгляд на веселое маленькое личико Бриа.
— Я не знаю, что происходит, Бри, я видела его всего лишь один раз на вечеринке в Нью-Йорке, ты там тоже была, фактически, метала ножи, и с тех пор не могла выбросить его из головы, а теперь он здесь снова. Это должно что-то значить, разве нет?
— Конечно. Это значит, что ты видела его уже два раза.
— О, Бри, это безнадежно.
— Послушай меня. Разузнай всё о его друге, такой низкорослый блондин, пьет за обедом неразбавленный виски, но никогда не отключается.
— Рут Табсмит, только что из Университета Брауна.
— Что он там делал?
— Не писатель, это колледж, а он — очередной математический виртуоз.
— Мозги настроены на цифры, пригодится в походе по магазинам, слушай, мой тип парниш.
— Бриа Зомбини, постыдитесь.
— Не сейчас. Ты собираешься чинить мне препоны?
— Ха, я поняла. Ты собралась меня сопровождать.
— Скорее, наоборот, я бы сказала.
Начало создаваться впечатление, что они с Китом плыли на разных суднах, на различных версиях «Ступендики», медленно расходясь в разных направлениях, у каждого своя судьба.
— Вы снова меня игнорируете, — поприветствовала его Далли.
Не «нас, Зомбини» — сейчас это было в единственном числе.
Кит долго ее рассматривал.
— Замечтался.
Для многих, вероятно, для большинства из нас путешествие по океану, особенно — с билетом первого класса, занимает высокое место в рейтинге человеческих удовольствий. Но Кит жил на суше всю жизнь, пока не приехал в Нью-Хейвен, где смог созерцать чудеса пролива Лонг-Айленд, ему не доводилось подробно рассматривать воду. Замкнутое пространство, ежедневное повторение одних и тех же лиц, мелкие дрязги: здесь, усиленное недосягаемостью суши, всё это с легкостью создавало чувство злонамеренности, заговора, преследования... Чем дальше они уплывали в океан, чем невидимее становился горизонт, тем меньше Кит был способен, или, если уж на то пошло, тем меньше он хотел сопротивляться принятию необратимой кражи, совершенной в его жизни, великому простому факту отсутствия Вебба.
Он погрузился в молчание и апатию, неисчислимые мгновения были заняты воспоминаниями о пустынном плато, горных вершинах, лугах, где росла Индейская кисть и дикий первоцвет, о реке, вдруг возникающей, если отойти на два шага от дороги, потом он возвращался из этого путешествия в несотворенное на скорости двенадцать узлов. Он не знал точно, что чувствует. Если бы кто-то сказал, что отчаяние, он пожал бы плечами и скрутил сигарету, отрицательно качая головой. Нет. Не совсем.
Да и пароход «Ступендика» оказался не тем, чем казался на первый взгляд. У него было другое имя, тайное имя, которое должно было стать известным миру в надлежащее время, тайная личность, таящаяся в его нынешней структуре, но невидимая для обычных пассажиров. Чем он, фактически, окажется — участником будущей Европейской войны на море, которая обязательно начнется, в этом все были уверены. Одни лайнеры после 1914 года переоборудуют в судна для перевозки войск, другие — в плавучие госпитали. Судьба «Ступендики» — вернуть свою непроявленную сущность в качестве линкора Его Величества «Император Максимилиан», одного из нескольких дредноутов водоизмещением 25 000 тонн, в соответствии с планом Австрийских военно-морских сил, но, как гласит официальная история, они никогда не были построены. Словенское пароходство, которому сейчас принадлежало и которым эксплуатировалось судно, кажется, возникло таинственным образом за один день из ниоткуда. Даже определение состава его совета директоров вызывало оживленные споры в министерствах всей Европы. В судоходных кругах ни о ком из них никто не слышал. Британская морская разведка была сбита с толку. Хотя его паровые котлы, судя по всему, были разработаны по проекту Шульца-Торникрофта, который предпочитали в Австро-Венгрии, двигатели являлись модифицированными сородичами турбин Парсонса, которые в те дни можно было встретить на солидных британских военных суднах, разгонявшихся до скорости двадцати пяти узлов и выше, если того требовали обстоятельства — лишь бы хватало запасов угля.
