Таинственный "полковник Абрамс" будоражил воображение американского журналиста все больше и больше. Ему необходимо было набрести на его следы в 1911-м или 12-м годах во чтобы то ни стало. Картер вполне обоснованно решил, что в поисках этих следов ему просто необходимо отпрапвится в Гавр, где он надеялся "порыться" в архивах судоходной компании "Френч Лайн", которой принадлежал спущенный на воду в год похищения "Джоконды" суперлайнер "Франс". Как известно, Бремертон возвратился в Америку именно на этом корабле, который, к слову сказать, в мае 1912 года совершал свой первый трансатлантичсеский рейс. Американец проглядел списки первых пассажиров "Франса", но "полковника Абрамса" в этих списках не встретил, что, впрочем, ни о чем еще не говорило. Можно было предположить, что "Абрамс" путешествовал под другим именем. Или же "ДЖОКОНДА" была переправлена в Америку на другом корабле.
Против первого предположения у Картера аргументов не было, но против второго свидетельствовал один немаловажный, на его взгляд, факт: капитаном "Франса" в том рейсе был Пьер Ламоль, человек, который всей своей карьерой был обязан исключительно американцу Бремертону. Более того — жена Ламоля, известная американская актриса, была дочерью одного из директоров лучших бремертоновских компаний. Разве упустил бы такую великолепную возможность человек, которому позарез было необходимо надёжно спрятать на лайнере вещь, в поисках которой полиция переворошил всю Европу и пол-Америки?
Но дело в конце концов было не в этом, или вернеене только в этом. Если бы удалось отыскать следы пребывания на "Франсе" "полковника Абрамса", то можно было бы с полной уверенностью утверждать что угодно. Прежде чем заняться кропотливым изучением списка 1500 пассажиров "Франса" — спутников Бремертона в интересующем Картера рейсе, он решил отправиться в Париж на ежегодный симпозиум так называемой Парусной ассоциации — организации, объединяющей владельцев парусных торговых и учебных кораблей под эгидой ЛИСЭД ФКА — специализированной лаборатории по исследованию судов с экологически чистыми двигателями при Филадельфийской кораблестроительной академии — и встретиться там с одним из докладчиков, со своим приятелем Йозефом Бартоном.
Йозеф Бартон, владелец роторного балкера "Шарон", был неутомимым изобретателем и ходячим архивом по истории мореплавания, а также сопутствующих этой теме направлений. Когда Картер изложил этому человеку суть проблемы, тот очень заинтересовался столь необычной идеей. Но, как только он услышал, что Картер собрался ворошить архивы в поисках следов "полковника Абрамса" на Борту "Франса", то посоветовал ему несколько изменить направление поисков. В его распоряжении имелось несколько историй, которые, по его мнению, Картер вполне мог применить к своему расследованию.
Вот история первая.
Глава 8. Похищение Мариуса Кастроново
В 1925 году некий Мариус Кастроново, итальянский художник, до первой мировой войны начинавший свою карьеру в Париже вместе с незабываемыми Амадео Модильяни и Пабло Пикассо, поселился во Форенции, откуда когда-то уехал постигать свои "университеты". И хотя за это время славы своих более удачливых друзей он не добился, он все же вошел в историю как один из самых известных копиистов своего времени. Это не значит, однако, что он всю свою жизнь связал с мошенническим ремеслом. Свое состояние, и довольно приличное, он сколотил, копируя для всевозможных музеев и частных лиц картины мастеров, которые его клиентам были не по карману. Кастроново много путешествовал, он успел поработать почти во всех музеях мира, где имелись хоть сколько-нибудь значительные шедевры, и водил знакомства со многими нуворишами, чьи коллекции прямо-таки изобиловали уникальными вещами. Естественно, вся деятельность этого "художника" контролировалась полицией, и все копии были на учете. Вернее, почти все, так как трудно поверить в то, что у человека с такой специфической профессией не имелось своих "загашников". Однако Кастроново не оставил после себя каких бы то ни было мемуаров, а его переписка изучена еще довольно слабо. До нас в обширном ассортименте дошли только всевозможные истории, распространенные по всему свету многочисленными друзьями и родственниками этого человека. Йозеф Бартон слышал одну такую историю от своего приятеля-художника, а тот, в свою очередь, утверждал, что взял ее из письма Кастроново, которое хранится в архиве внука художника, проживающего во Флоренции.
В том письме, написанном Кастроново незадолго до своей смерти (случившейся в 1935 году), и предназначавшимся для своего друга Модильяни, рассказывалось о том, как Кастроново рисовал в 1913 году копию Моны Лизы, которая в то время находилась в розыске, и которую предоставил ему некий итальянец, скрывавшийся под псевдонимом "Леонардо".
Дело происходило в Байонне, во французской Басконии, куда художник частенько наведывался, чтобы отдохнуть, половить рыбу и поиграть в пелоту. Ясным июльским днем Леонардо, которого Кастроново никогда до этого не видел и никогда про него не слышал, явился к нему в дом и развернул холст, который принес с собой. Кастроново поглядел на этот холст и ахнул: его глазам предстала "Джоконда", причем он сразу понял, что о подделке речь не идет. Это была именно та самая картина, которая почти два года назад исчезла из Лувра. Напомним: Кастроново был не простым художником, и потому его специализация предполагала наличие немалого умения со стопроцентной гарантией отделять копии от оригиналов. Перед ним был именно оригинал.
Леонардо предложил мастеру сделать точную копию с этой картины, причем главным требованием было единственно визуальная индентичность, с холстом, красками и лаками особо мудрить не рекомендовалось. Однако Кастроново отказался от этой затеи. Он объяснил своему гостю, что не намерен брать сомнительные подряды и ссориться с законом, и вполне искренне посоветовал ему возвратить бесценную Мону Лизу в музей…
Как только разочарованный Леонардо вышел от Кастроново, к художнику в дом буквально ворвались несколько человек, усыпили его хлороформом и самым натуральным образом его похитили. Кастроново очнулся в каком-то домике высоко в горах, охраняемый угрюмыми парнями явно баскской наружности и разговаривавших между собой на чисто баскском языке. Вскоре опять появился Леонардо с "Джокондой" под мышкой, и повторил Кастроново прежние условия. Попутно он сообщил, что сам оригинал его не сильно волнует, и потому от сговорчивости Кастроново, в числе прочего, зависят и сроки возвращения шедевра в Лувр.
…Когда художник понял, что от "контракта" ему никак отвертеться не удастся, он согласился. Тотчас ему было предоставлено все необходимое для работы и через две недели перед ним красовались два шедевра, совершенно неотличимых друг от друга. Леонардо оценил работу своего умелого соотечественника в 10 тысяч франков — о таких гонорарах Кастроново мог только мечтать. После того, как художник вернулся домой, он обнаружил, что его никто не хватился, так как всем его родственникам, друзьям и знакомым было объявлено, что он отправился в небольшое путешествие и волноваться по этому поводу никому не стоит. В полицию Кастроново обращаться не решился. Хотя итальянец Леонардо и не требовал от него сохранить все в тайне.
Это было крайне подозрительно, к тому же "Джоконда" вскоре и на самом деле вернулась в музей. Кастроново молчал об этом случае целых 12 лет, пока не решился описать его в письме к Модильяни. Реакция великого живописца на это письмо нам неизвестна, Бартон знает только, что после смерти Модильяни это письмо опять попало к родственникам Кастроново и сейчас находится у его внука, который тоже не особо афиширует переписку своего деда. Если всю историю с "Джокондой" выдумал от начала и до самого конца сам "имитатор" (в подлинности письма сомневаться не приходится), то версия с Леонардо-II — такая же самая фальшивка, как и остальные "работы" Кастроново. Тем временем Бартон поведал Картеру другую историю.
Глава 9. "Джоконда" во льдах
Предыстория этой истории, если так можно выразиться, такова. В 1962-м году, когда коммунистическая партия Венесуэлы была объявлена вне закона, в кутузку угодило более пяти тысяч венесуэльских "большевиков", и среди них — почти все руководство партии. Большинство узников содержалось в столичной тюрьме — старинной испанской крепости "Сан-Карлос". Крепость и теоретически, и практически неприступна, и все входы и выходы из нее бдительно охраняются, так что побег из нее невозможен. Тем не менее оставшиеся на воле коммунисты пытаются выручить своих главарей, но все их попытки в конце концов оборачиваются страшными провалами. Тогда решено было рыть подкоп — идея побега под землей хоть и была неоригинальной, но зато единственно возможной. К тому же братские партии соседних стран изъявили готовность помочь своим венесуэльским коллегам — они направили в Каракас своих специалистов по подкопам: инженеров, геодезистов, профессиональных шахтеров и прочих. Целых три года длилась прокладка 500-метрового туннеля сложнейшей конфигурации, но она в конце концов завершилась полным успехом. В 1967 году вся партийная верхушка во главе с генеральным секретарем Помпейо Маркесом покинула "Сан-Карлос" через прокопанную дыру и вскоре очутилась на Кубе.
