верно и беспристрастно оценивает ситуацию.
Шла уже пятая неделя с момента происшествия в Насс-хаусе. Однако расследование, по сути, так и не сдвинулось с мертвой точки. Тело леди Стаббс не обнаружили. Поиски самой леди Стаббс, на случай, если бы она была все-таки жива, тоже не дали результата. Имеющиеся же факты, по мнению инспектора Бланда, никак не оставляли надежды на то, что она жива. Пуаро тоже так считал.
— Ведь тело могло и не вынести течением, — рассуждал Бланд. — А поскольку оно столько времени находится в воде, то сами понимаете… Теперь даже если оно и появится, то опознать его будет очень трудно.
— Есть и третий вариант, — заметил Пуаро. Бланд кивнул.
— Я об этом думал, — сказал он. — И, собственно, не перестаю думать. Вы имеете в виду, что тело там, в имении, но спрятано в таком месте, где нам и в голову не приходит искать. Что ж, такое очень даже возможно. Дом старинный, территория огромная, наверняка там есть места, о существовании которых никто из посторонних и не подозревает. Кстати, — немного помолчав, сказал он. — На днях был я в одном доме. Там, знаете, во время войны построили бомбоубежище: весьма непрезентабельное сооружение у стены дома, а из него проделали ход в подвал. Ну вот, война закончилась, убежище за ненадобностью обветшало. Что с ним делать? Ну и насыпали на него земли, навалили камней и сделали нечто вроде альпийских горок. Прогуливаясь теперь мимо этих горок, вы и не подумаете, что когда-то тут было бомбоубежище и что под землей есть помещение. Кажется, что тут всегда были горки. В подвале у них хранятся ящики с винами, а позади ящиков так и остался проход в убежище. Такая вот штука. Проход в такое местечко, о котором не известно никому из посторонних. Я и подумал: не может ли под домом в поместье существовать такая вот «нора священника»[1497] или что-то в этом роде?
— Вряд ли. Не те времена.
— То же самое говорит и мистер Уэйман, он говорит, что Насс построен около семисот девяностого года, то есть когда католическим священникам уже не нужно было прятаться. Но все равно, дом могли перестраивать, могли появиться какие-то тайники, о которых может знать кто-нибудь из членов семьи. Как вы думаете, мосье Пуаро?
— Да, это мысль, — сказал Пуаро. — Mais oui,[1498] несомненно, такое возможно. Но тогда возникает вопрос: кто может об этом знать? Я полагаю, любой из живущих в доме людей.
— Верно. Но в таком случае отпадает де Суза, — разочарованно произнес инспектор, все еще продолжавший подозревать графа. — Вы сказали, любой, кто живет в доме, то есть прислуга или кто-то из семьи. Те же, кто живут временно, вряд ли знают. Ну а те, которые просто заходят в гости, супруги Легг например, тем более.
— Есть в поместье один человек, который наверняка знает о таких вещах, это миссис Фоллиат, — сказал Пуаро. — Попросите ее рассказать.
«Миссис Фоллиат, — продолжал про себя размышлять Пуаро, — о Насс-хаусе знает все. И не только о доме… Миссис Фоллиат с самого начала знала, что Хэтти Стаббс мертва. А еще до того, как Марлин и Хэтти ушли из жизни, она говорила, что мир очень грешен, что в нем очень много злых людей. Миссис Фоллиат — вот ключ ко всей этой истории, — вдруг подумал Пуаро, — Но как раз этот ключ не так-то легко приладить к замку».
— Я беседовал с этой дамой несколько раз, — сказал инспектор. — Очень любезная, очень приятная во всех отношениях. Она, похоже, весьма сожалела, что ничем не может помочь.
«Не может или не хочет?» — мелькнуло в голове у Пуаро.
Бланд, по-видимому, подумал о том же, поскольку, чуть помедлив, произнес:
— Есть женщины, которых нельзя заставить делать то, чего они не хотят. Их невозможно ни запугать, ни убедить, ни обмануть.
«Да, — мысленно согласился Пуаро, — миссис Фоллиат не из тех, на кого можно надавить, тут не помогут ни хитрость, ни уговоры».
Инспектор покончил с чаем, вздохнул и ушел, а Пуаро взялся за новую картинку, надеясь снять растущее раздражение. Да, он был раздражен. И не только раздражен, но и унижен. Миссис Оливер пригласила его, Эркюля Пуаро, чтобы он помог ей найти ответ на мучившие ее вопросы. Она чувствовала, что что-то было не так, и оказалась права. Она надеялась на Эркюля Пуаро. Сначала она верила, что он предотвратит убийство, потом была уверена, что он обнаружит убийцу. И что же? Никого он не обнаружил. Он был как в тумане, в густом тумане, в котором время от времени слабо вспыхивают проблески света. И они вспыхивали иногда совсем близко (по крайней мере так ему казалось) Но всякий раз он не успевал ничего толком разглядеть… понять, где находится и куда нужно двигаться дальше…
Пуаро поднялся и, подойдя к другому креслу — естественно, тоже квадратному, — развернул его под тем же углом, что и первое, затем в него уселся. Оставив в покое головоломку с картинкой, он переключился на головоломку, так сказать, криминальную. Он достал из кармана записную книжку и мелким аккуратным почерком написал.
«Этьен де Суза, Аманда Бруис, Алек Легг, Салли Легг, Майкл Уэйман».
Сэр Джордж и Джим Уорбуртон никак не могли убить Марлин Таккер, поскольку точно находились в другом месте. Опять же, поскольку миссис Оливер гипотетически могла это сделать, он после некоторого раздумья добавил и ее имя. Потом добавил имя миссис Мастертон, поскольку не помнил точно, безотлучно ли она была на лужайке от четырех до без четверти пять. Затем в свой список он внес еще и Хендона, дворецкого, — вполне возможно, лишь потому, что злодей-дворецкий фигурировал в сценарии миссис Оливер, а вовсе не из-за того, что темноволосый вестник трапез внушал ему какие-то подозрения. Напоследок он вписал: «парень в рубашке с черепахами», поставив рядом знак вопроса. Потом улыбнулся, снял с лацкана пиджака значок и, закрыв глаза, наугад ткнул им в свой список. «А почему бы нет, — подумал он. — Чем этот способ хуже других?»
Он был, понятное дело, раздосадован, обнаружив, что булавка значка ткнулась в последнюю строчку.
— Я сущий идиот, — сказал Эркюль Пуаро. — Какое отношение к этому имеет парень в рубашке с черепахами?
В то же время он понимал, что не включить в список этого любителя эпатажа[1499] было нельзя. Он снова вспомнил удивленное лицо этого парня, когда тот увидел его в «Причуде». Не очень приятное лицо, хотя молодое и красивое. Лицо, на котором отражались самонадеянность и жестокость. Он приходил
