Помните, мадам. Я, Эркюль Пуаро, продолжаю поиск истины.
Этой весьма типичной для Пуаро сентенцией сцена была завершена.
Глава 17
Из Насса Пуаро отправился в деревню. По подсказке жителей он нашел дом Таккеров. На его стук в дверь Пуаро некоторое время не отвечали, его заглушал сварливый голос миссис Таккер, доносившийся изнутри:
— И о чем ты только думаешь, Джим Таккер? Куда ты в своих сапожищах на чистый пол! Тысячу раз говорила! Я все утро старалась намывала, а теперь посмотри-ка на мой чудный линолеум!
В ответ раздалось негромкое гудение, в коем слышалось раскаяние.
— Нечего забывать! И все этот твой проклятый футбол, когда передают эти спортивные новости, несешься к радио, ничего вокруг не видя! Нет чтобы сначала скинуть эти проклятые сапожищи! А ты, Гари, куда ты положил свой леденей? И не смей трогать липкими пальцами серебряный чайник, это мой лучший чайник! Мэрилин, кто-то стучится. Поди посмотри, кто там!
Дверь осторожно открылась, и девочка лет одиннадцати с подозрением посмотрела на Пуаро, она была довольно пухленькой, с голубыми глазками и очень напоминала хорошенького поросеночка. Одна щека у нее чуть оттопыривалась: девочка сосала конфету.
— Тут джентльмен, ма! — крикнула она. Миссис Таккер, с разгоряченным лицом и выбившимися из прически прядями, подошла к двери.
— В чем дело? Нам ничего не нужно. — злобным голосом начала было она, но тут же осеклась.
По изменившемуся выражению ее липа Пуаро понял, что она его узнала.
— Погодите-ка, не вас ли я видела с полицией в тот день?
— Увы, мадам, простите, что напомнил вам о вашем горе, — сказал Пуаро и решительно шагнул через порог.
Миссис Таккер бросила быстрый, полный муки взгляд на ею ноги, но остроносые лакированные туфли Пуаро не были осквернены ни землей, ни глиной. Ни единого пятнышка не оставили они на чистом блестящем линолеуме.
— Входите, пожалуйста, сэр, — пригласила она и, чуть отступив назад, распахнула дверь в комнату направо.
Пуаро вошел в ослепительно чистую маленькую гостиную. Здесь пахло политурой[1503] и «Брассо».[1504] А интерьер составляли большой якобитский[1505] гарнитур, круглый стол, два горшка с геранями, замысловатая медная каминная решетка и множество фарфоровых безделушек.
— Присаживайтесь, сэр, сделайте милость. Никак не припомню ваше имя. Впрочем, не думаю, чтобы я его когда-нибудь слышала.
— Эркюль Пуаро, — поспешил представиться Пуаро. — Видите, снова оказался в ваших краях. А зашел я к вам, чтобы выразить свое соболезнование и спросить, нет ли каких новостей. Убийцу вашей дочери наверняка уже нашли?
— Да что вы! Ни слуху ни духу, — с горечью ответила миссис Таккер. — Это же просто срам, вот что я вам скажу. Полиция палец о палец не желает ударить для простых людей, таких как мы. Да и какой толк от этой самой полиции? Если там все такие, как Боб Хоскинз, то нечего и удивляться тому, что тут у нас творится. У Боба одна забота: глазеть в оставленные на стоянке машины.
В этот момент мистер Таккер, успевший выполнить приказ супруги, в одних носках вошел в комнату. Он был плотным и рослым, с обветренным красным лицом, выражение которого было очень благодушным.
— Полиция у нас какая надо, — сказал он хриплым голосом. — У всех бывает, когда что-то не ладится. Этих маньяков узнать не так просто. С виду-то они люди как люди, верно? — добавил он, уже обращаясь прямо к Пуаро.
За спиной мистера Таккера появилась девочка, которая открывала Пуаро дверь, а из-за ее плеча выглядывал мальчик лет восьми. Оба с любопытством разглядывали незнакомца.
— Это, я полагаю, ваша младшая дочь? — поинтересовался Пуаро.
— Да, Мэрилин. А это — Гари. Подойди, Гари, скажи здрасте, только веди себя прилично. Гари спрятался за спину сестры.
— Стеснительный он у нас, — проворковала мать.
— Вы так добры, сэр, — продолжил мистер Таккер, — нашли время зайти, узнать, не отыскали ли того изверга…. Как подумаю, что он с нашей девочкой сотворил…
— Я только что был у миссис Фоллиат, — сообщил Пуаро. — Она тоже очень переживает.
— Она с тех пор очень сдала, — сказала миссис Таккер. — Ну еще бы, как-никак она уже в возрасте, и вдруг — такой удар. Убийство в ее собственном имении!
Пуаро еще раз отметил для себя, что здешние жители, видимо, по привычке продолжают считать миссис Фоллиат хозяйкой Насса.
— Она вроде как чувствует себя виноватой, — сказал мистер Таккер. — Хотя с нее-то какой спрос?
— А кто предложил Марлин изображать жертву? — спросил Пуаро.
— Леди из Лондона, которая пишет книжки, — туг же выпалила миссис Таккер.
— Но она же никогда тут раньше не бывала, — мягко возразил Пуаро. — Она даже не знала Марлин.
— Девушек собирала миссис Мастертон, — немного подумав, сказала миссис Таккер, — наверное, эта леди и выбрала Марлин. А Марлин, я честно скажу, очень была рада.
Пуаро снова почувствовал, что уткнулся в глухую стену. Только теперь он понял, какие чувства испытывала миссис Оливер, когда решила вызвать его. Да, кто-то действовал незаметно, исподтишка осуществляя свои намерения через других. И сама миссис Оливер, и миссис Мастертон — статисты в руках умелого режиссера.
— Миссис Таккер, — продолжил он, — а не была ли знакома Марлин с этим… э-э… маньяком.
— Она не водилась с подобными личностями, — с достоинством ответила миссис Таккер.
— Да, но ваш муж, мадам, только что верно заметил, что маньяков распознать довольно сложно. С виду они действительно совершенно обыкновенные люди, такие же как… вы или я. Может, кто-то говорил с Марлин на празднике? Или накануне его? Может быть, кто-нибудь с ней познакомился, вроде бы случайно, без всякого дурного умысла? И даже что-нибудь ей подарил?
— Нет, сэр, ничего такого не было. Да Марлин и не стала бы брать подарки от посторонних. Я не так ее воспитывала.
— Но, возможно, она не распознала в этом ничего дурного? — продолжал свое Пуаро. — Предположим, что подарок ей предлагала какая-нибудь милая леди?
— Кто-нибудь вроде молодой миссис Легг из Мельничного домика?
— Ну да. Может, даже и она.
— Она разок подарила ей губную помаду, такое было, — сказала миссис Таккер. — Ну я, конечно, налетела на Марлин. Не смей, мол, этой дрянью мазаться, подумай только, что скажет отец. А она давай мне дерзить! Дескать, это ей дала леди из коттеджа Лодера, и еще леди сказала, что ей этот цвет очень пойдет. Ну а я ей: дескать, нечего слушать, что говорят леди из Лондона. Пусть, мол, они размалевывают себе лица да красят ресницы, а ты, мол, знай себе умывайся водой с мылом, пока не станешь взрослой.
Думаю, она с вами
