время таким желанным, что Робин задохнулась от смеха, который тут же перешел в рыдания.
— Что случилось? — спросил Страйк, подойдя к ней. — Как твой отец?
— С ним все будет хорошо, — сказала Робин, пытаясь сдержать слезы. — Мама только что звонила. Они установили стент.
Ей захотелось броситься на шею Страйку, но мысль о Мэдлин, решимость бороться с чувствами к партнеру сильнее дружеских и осознание того, что она очень вспотела, отговорили ее. Вместо этого она прислонилась спиной к “Лендроверу”, вытирая глаза рукавом.
— Ну, это хорошие новости, не так ли? — сказал Страйк.
— Да, конечно, хорошие… просто утро было дерьмовым…
— Хочешь поесть, пока мы не разгрузили Ленд Ровер? Потому что я хочу, у меня не было обеда. Полагаю, чайник под рукой?
— Да, — сказала Робин, теперь уже полусмеясь. — Он стоит в углублении для ног на пассажирском сиденье вместе с кружками. Страйк, ты действительно не должен был этого делать.
— Возьми это, — сказал Страйк, протягивая ей комнатное растение и пакет из “Теско”, после чего открыл дверь “Лендровера” и достал коробку с чайником.
— Как ты вообще узнал этот адрес?
— Ты показала мне документы несколько недель назад.
Это доказательство того, что Страйк не так уж забывчив и невнимателен, как иногда может показаться, грозило обернуться для Робин потоком слез, но она сумела взять себя в руки и, стараясь тихонько сопеть, провела его через главную дверь в утилитарный кирпичный коридор и, заботясь о ноге Страйка, поднялась в лифте на второй этаж.
— Очень мило, — сказал Страйк, когда Робин открыла дверь в приятную, светлую и просторную квартиру, которая была чуть больше чердака Страйка и с гораздо лучшим ремонтом. — Ты купила этот диван у предыдущего владельца?
— Да, — сказала Робин. — Он раскладывается — я подумала, что это будет полезно.
Она отнесла растение с большими зелеными листьями в форме сердца на кухню.
— Мне очень нравится, — сказала она Страйку, который шел следом с коробкой, в которой были чайник, кружки, пакетики чая, молоко и туалетный рулон. — Спасибо.
— Я беспокоился, что это могжет посчитаться за цветы, — сказал он, бросив косой взгляд. Однажды между ними произошла ссора, в ходе которой была затронута его склонность дарить Робин цветы, а не что-то более фантастическое. Робин рассмеялась, глаза снова заблестели.
— Нет. Растение — это не цветы.
Страйк наполнил чайник, затем повернулся и увидел, что Робин достает из сумки iPad.
— Ты же не заходишь в эту чертову игру? — сказал Страйк, подключая чайник. — Возьми выходной, ради всего святого.
— Нет, я просто смотрю, поймали ли они Бэтмена — Подожди, — сказала она, просматривая сайт новостей BBC. — Они назвали имя парня, которого столкнули на рельсы.
— И? — сказал Страйк, замирая с чайными пакетиками в руке.
— Его зовут Оливер Пич. Он… вау. Он сын Яна Пича… ну, того чудака, который баллотировался в мэры Лондона? Миллиардера?
— Технарь, да, — сказал Страйк. Здесь говорится, как дела у его сына?
— Нет, только то, что он все еще госпитализирован… его отец предложил награду в сто тысяч фунтов за любую информацию, касающуюся нападавшего…
— Твое имя уже известно? — спросил Страйк, стараясь говорить непринужденно.
— Нет, — ответила Робин. Она посмотрела на него. — Послушай, мне жаль. Я знаю, это было…
— Храбро, чертовски храбро, — сказал Страйк, прерывая ее. Сейчас было не время говорить об опасениях, которые преследовали его последние двадцать четыре часа. — Давай съедим сэндвич и чашку чая, и мы сможем распаковать машину.
— Ты уверен, что готов?
— Не волнуйся, я позволю тебе нести тяжести.
Они съели сэндвичи из супермаркета, стоя на кухне, затем, пока Страйк отнес свою кружку с чаем на порог, чтобы насладиться сигаретой, Робин перезвонила матери, чтобы узнать еще несколько подробностей о процедуре ее отца.
— А как же ты переедешь? — спросила Линда с беспокойством, после того как они подробно обсудили состояние Майкла Эллакотта, и Робин убедилась, что ее мать не преуменьшает его серьезность. — Тебе удалось отложить это?
— Я делаю это сейчас, — сказала Робин. Страйк помогает мне.
— О, — сказала Линда, умудрившись вложить в это односложное слово впечатляющее количество удивления, любопытства и неодобрения. Ее недоверие к Страйку имело запутанные корни, но травмы, полученные Робин во время работы в агентстве, в сочетании с тем фактом, что она сбежала с первого танца на своей свадьбе, чтобы преследовать своего партнера по работе, вероятно, были самыми глубокими. Робин решила не упоминать о том, что накануне ее чуть не сбил поезд, что, несомненно, тоже было бы поставлено в вину Страйку. Оставалось надеяться, что озабоченность матери здоровьем ее отца еще немного отвлечет ее от телевизионных новостей.
Закончив разговор, Робин спустилась вниз и принялась за перенос своих вещей наверх, помогая Страйку, чья решимость помочь пересилила его опасения по поводу того, как это может отразиться на его подколенном сухожилии.
— Клянусь, когда я забирала их из хранилища, столько всего не было, — пыхтела Робин, проходя мимо Страйка по лестнице с коробкой книг в руках.
Страйк, который тоже запыхался и вспотел, только хрюкнул.
Наконец, почти в восемь часов, “Лендровер” был пуст, а большая часть мебели из плоской упаковки собрана.
— Что скажешь насчет закуски? — спросил Страйк, тяжело усаживаясь на диван. Робин могла сказать, что у него болит нога. — Ты не можешь назвать место домом, пока не узнаешь, где находится ближайшая закусочная.
— Я пойду, — сразу же сказала Робин, вставая на ноги и оставляя недоделанной небольшую книжную полку. — Это самое малое, что я могу сделать. Страйк, я не могу выразить тебе свою благодарность за…
— Мы квиты. Ты работала круглые сутки, пока я валялся.
Он вытащил десятку из кармана.
— Не могла бы ты купить немного пива, пожалуйста?
— Конечно, но я плачу, — сказала Робин, отмахиваясь от денег.
И она отправилась в рыбный бар Боннера, где, заказав две порции трески с картошкой, рассеянно зашла в “Игру Дрека” на своем телефоне. Аноми там не было. Обменявшись приветствиями с парой постоянных игроков, она пешком вернулась в новую квартиру, по пути прихватив бутылку вина и шесть банок пива. К тому времени, как она вернулась домой, Страйк закончил сборку книжного шкафа.
— Тебе не