Армия же красных с каждым днем увеличивалась, а поэтому не исключалась возможность, чтобы ту площадь, которую занимала армия восставших, быть может, в силу ряда поражений или в силу неизбежной утраты боевой площади, придется уступить той вооруженной силе, которая напирала со всех сторон. Но Бог хранил, этого не случилось, но если бы это и случилось, то я глубоко верил, что боеспособность и решительность восставших казаков не изменились бы; в критический момент армия восставших могла бы прорвать фронт красных там, где бы она захотела, и с успехом отыскала бы новое поле для нового боевого счастья. Но не об армии болела казачья душа, а о тех несчастных детях, женщинах и стариках, которые должны были бы предстать перед беспощадным судом озверелых завоевателей. Боевое счастье пока было на стороне восставших казаков, и я решил драться до последней возможности, а заранее подготовленный план прорыва иметь в запасе.
Несмотря на отсутствие сведений, все верили, что родная Донская армия существует, и не «в ущельях Дарьяла и в пустынных степях Каспия», а здесь, на родной земле. Иногда, в тишине апрельского вечера, откуда-то глухо доносились раскаты орудийной стрельбы.
15 апреля, около 12 часов дня, казаки 1-й дивизии, будучи в резерве на отдыхе, вдруг услышали глухой шум пропеллера и в несколько голосов крикнули: «Глядите, братцы, где-то аэроплан трещит!.. Да где же, где? Куда летит? Смотрите, знак на крыльях! Сюда летит! Не стреляйте, быть может, и наш!»
Аэроплан, постепенно опускаясь, держал направление в степь между хуторами Сингин и Кривской. Вдруг крики «Наш! наш!». Полувзвод конных казаков был послан к тому месту, где аэроплан, описывая круги, медленно опускался.
Прилетели сотник П. Богатырев23 и хорунжий Тарарин, которых пославшие должны были считать верной жертвой красных.
Ведь как штаб Донской армии, а также и летчики не имели никаких положительных сведений о восстании верхнедонцев, а если штаб и имел, то эти сведения настолько были мрачны (хотя и основательны), что по ним не представлялось возможности определить ни характер восстания, ни площадь, занимаемую восставшими, а только можно было приблизительно определить ту местность, в районе которой вспыхнуло восстание; следовательно, и расчеты сотника П. Богатырева и хорунжего Тарарина в достижении поставленной цели – связи с восставшими – зависели от их находчивости.
Храбрые летчики быстро опустились на землю между хуторами Сингин и Дубовской. Полувзвод конных, который был послан от одного из полков 1-й дивизии к месту, где опустился аэроплан, уже был в одной версте от последнего, как вдруг с противной стороны показался незначительный конный разъезд красных, но, почувствовав свою малочисленность, он круто повернул назад и скрылся. Полувзвод конных казаков, приблизившись к аэроплану, который был уже наготове, чтобы вновь подняться, но к неожиданной радости один казак издали узнал своего ближайшего станичника – сотника Богатырева. С помощью казаков аэроплан дотащили в хутор Сингин, к двору отца Богатырева. Неожиданное известие о прибытии сотника Богатырева из Донской армии с молниеносной быстротой прокатилось по всему фронту армии восставших. Я, будучи на фронте 1-й дивизии, получил телефонограмму о том, что с аэропланом, который опустился между хуторами Сингин и Дубовской, прибыли из штаба Донской армии сотник Богатырев и хорунжий Тарарин. «Теперь мы знаем, что не одни здесь бьемся с врагом, залившим кровью казачью землю», – так говорили по рядам армии. Возвратившись с фронта и обменявшись с сотником Богатыревым взаимными сведениями, я вкратце написал о количестве армии, о материальных и технических нуждах и вручил хорунжему Тарарину для передачи штабу Донской армии24.
Из доклада сотника Богатырева было видно, что штаб Донской армии, узнавши о восстании от одного казака станицы Казанской, который был послан из штаба армии восставших, сосредоточил значительную часть конницы, которая, как только получит подтверждение о действительности восстания, пойдет для соединения с восставшими.
В последних числах апреля прилетел капитан Веселовский, который передал, что конная группа под командой генерала Секретева уже двинулась к цели своего назначения. Маршрут – Миллерово – Дегтево – хут. Сетраков и стан. Казанская. Соединение не позже как через 15 дней. Кроме того, привез для 25 тысяч восставших бойцов подарок правительства – 10 фунтов табаку. 29 апреля прилетел капитан Петров для подробной информации обеих армий – Донской и Восставших. В оперативной сводке штаба Донской армии, которая мне была передана капитаном Петровым, значилось, что против восставших верхнедонцев, насчитывающих до 25 ООО бойцов, действует 40 ООО армии красных25.
После 15-дневных частичных столкновений и перестрелок красный штаб сосредоточил на всей окружности фронта восставших крупные, отлично комплектованные части; кроме того, ввел в действие 9-ю сов. армию, снятую с фронта Донской армии, с целью раздавить восставших и не дать соединиться с конной группой Секретева. 2 мая красные перешли в общее наступление по всему фронту с применением дальнобойных пушек и броневых автомобилей. После короткого затишья вновь загрохотали пушки, пулеметы, завизжали снаряды; все вновь задвигалось, закружилось, устремившись туда, где закипела страшная битва двух народов. То там, то здесь неслась конница в атаку, сметая красных захватчиков, которые вооруженной силой вторглись в чужую землю с явным намерением сжечь, разорить станицы, хутора, разграбить домашние пожитки и тем положить конец не только существованию казачества, но самого имени «казак». Иначе говоря, докончить то подлое, жестокое дело, которое не докончило павшее самодержавие.
Несмотря на многочисленность красных бойцов, которых с приходом 9-й сов. армии насчитывалось до 60 ООО, части армии восставших оказывали упорное сопротивление и не раз лихими конными атаками обращали в бегство полки красных мужиков. С 1 по 10 мая правобережные части восставших удерживали прежнее положение. На участках же левобережных частей также происходили ежедневные бои без особых перемен. 11 мая численно далеко превосходящий противник (9-я сов. армия) обрушился на 1-ю и 2-ю дивизии и 1-ю бригаду; последняя, за отсутствием патронов и снарядов, медленно начала отходить назад к Дону, задерживая красных исключительно конными атаками. 1-я дивизия, продолжая удерживать станицу Каргиновскую, успешно отбивала фланговые марши красных. К ночи 11 мая перевес все же был на стороне красных.
Вследствие наступления огромнейших сил красных, которых без боевых припасов, а лишь одними атаками удерживать было чрезвычайно трудно, так как это стоило больших жертв, я решил лучше потерять местность, но сохранить армию. В ночь под 12 мая мною был отдан следующий приказ:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
