Когда в степной дали увидели какие-то бугорки, их приняли в первый момент за копны убранного хлеба. Однако бугорки двигались, и стало ясно, что это танки, хотя и было не понятно, откуда они взялись. Кто-то начал считать, досчитал до девяноста и бросил: лишний десяток уже ничего не значил…
Словом, в бой пришлось вступать в условиях, хуже которых не придумаешь, – там, где не было никакого оборонительного рубежа, где никто не ждал появления противника… Остановить врага застигнутая на марше дивизия не могла… Противник рассек дивизию Казарцева надвое. Сколько его людей находится по ту сторону коридора, сколько пало в бою, комдив не знал. Но было известно, что ни артиллерии, ни 120–миллиметровых минометов дивизия больше не имеет, как и батальона связи со всеми его рациями. Тяжелые потери понесли стрелковые полки и приданный курсантский полк… Приходилось собирать по крупицам то, что осталось от дивизии, имевшей сутки назад почти полный штатный состав. (Для справки: всего по штату в стрелковой дивизии должно быть около 14,5 тыс. человек, 558 пулеметов, 1204 пистолета – пулемета, 144 орудия, в том числе 54 противотанковые, 150 минометов, 16 легких танков, 13 бронемашин, 558 автомашин, свыше 3 тыс. лошадей)».
Далее Н. И. Крылов описывает переживания командира дивизии, оставшегося живым, но потерявшего почти все свои войска: «Чувствовалось, он (Казарцев) не перестает мысленно задавать себе мучительный вопрос: может быть, все-таки чего-то не учел, не предусмотрел?..» и делает вывод: «Нет, казнить себя комдиву было не за что. Выполняя приказ, он ничего, от него зависящего, не упустил».
Такой вывод будущего маршала более чем странный. Интересно, кто доложен был позаботиться о разведке предполагаемого пути выдвижения целой дивизии? Ведь дивизия направлялась на фронт, а не к тёще на блины.
В данном конкретном случае преступная беспечность, в масштабах одной дивизии, привела к ее гибели в течение считанных часов, но еще крупные потери бывают при неэффективной работе разведки в масштабе отдельной армии или фронта. Именно недооценка сил и возможностей противника, ошибка в определении направления главного удара летом 1942 году едва не привела к крупной катастрофе в масштабах всей страны.
При определении замысла Гитлера на лето 1942 г. считалось, что враг снова обрушит удар на столицу нашего государства. Ведь, несмотря на поражение в конце прошлого, 1941, года, немецкая армия находилась в непосредственной близости от Москвы, под Ржевом, и, казалось, что Гитлер непременно попытается, во что бы то ни стало, восстановить свою репутацию как непобедимого вождя, поднять моральное состояние армии и населения Германии.
Исходя из этого, Ставка и Генштаб предполагали, что судьба летней кампании, от которой непосредственно зависел дальнейший исход войны, будет решаться под Москвой. Из этого делался ошибочный вывод о том, что центральное, Московское, направление следует считать главным, а другие направления будут играть только второстепенную роль, и около половины из общего числа дивизий были сосредоточены для защиты подступов к столице. А на Кавказском направлении было оставлено около 5–6 % сил Красной Армии. Это был крупный просчет, который обернулся для войск Юго – Западного и Южного фронта и всей страны огромными материальными и людскими потерями.
Из-за ошибки в определении главного удара крупнейшее стратегическое наступление немецких войск (операция «Блау») на юге летом 1942 г., с выходом фашистов к Кавказу и Волге для захвата кавказской нефти, оказалось для нашего верховного командования неожиданным. В результате, к концу августа немецкая армия на Северном Кавказе захватила Моздок, а на востоке – была уже на окраинах Сталинграда.
Конечно, по мере накопления опыта и технических возможностей отношение командиров Красной Армии к разведке менялось. Так, например, благодаря данным всех видов разведки, решение Гитлера начать крупное наступление под Курском (операция «Цитадель) уже не было неожиданным для советского командования. В результате принятых мер на этом участке фронта своевременно были направлены резервы Верховного Главнокомандования, и враг под Курском потерпел сокрушительное поражение. Победой под Курском и выходом советских войск к Днепру окончательно завершился коренной перелом в ходе войны.
Результаты боевых действий в значительной степени зависят от качества военной связи, которую справедливо относят к основному средству управления войсками. В немецкой армии с самого начала войны таким средством связи было радио. Этим средством связи уже тогда были оснащены не только штабы дивизий и полков, но даже отдельные самолеты и танки. Оперативная передача и прием (обмен) информации (сообщений, сигналов) позволяли немцам использовать свою боевую технику, особенно танковые войска и авиацию, с большим эффектом, согласовывая действия отдельных частей, видов и родов войск для достижения поставленной общей цели.
Из многочисленных мемуаров немецких генералов следует, что в гитлеровской армии, даже в не лучшие для нее времена в конце войны, никогда особых проблем со связью не было.
В качестве примеров, подтверждающих высокое качество работы связи в немецкой армии, приведем выдержки их «Военного дневника» Гальдера:
«Связь внутри групп армий, армий и танковых групп обеспечивается целиком, как и прежде, собственными средствами групп армий, армий и танковых групп. Радиосвязь не вызывает никаких трудностей. (Доклад начальника связи сухопутных войск от 24.7.41 г.)».
Даже в Сталинградском котле, лишенные последних надежд на спасение, без продовольствия и боеприпасов немецкие связисты прекратили связь и уничтожили свою радиостанцию только тогда, когда на пороге штаба фельдмаршала Паулюса стояли советские солдаты.
Одновременно немцы широко использовали недостатки работы наших связистов, которые были следствием отсутствия эффективной системы шифрования и кодирования сигналов. В качестве примера приведем некоторые выдержки их «Военного дневника» Гальдера:
«Перехвачена радиограмма штаба 26–й русской армии, в которой говорится, что завтра намечено наступление четырех стрелковых и двух кавалерийских дивизий из района южнее Киева (Группа армий «Юг» 18.07. 41 г.)».
«Данные радиоперехвата говорят о том, что кавалерийские части противника, действующие в нашем тылу, почти полностью выдохлись. Они сейчас находятся в таком состоянии, что не смогут причинить нам какого-нибудь ущерба. (Группа армий «Центр» 3.08.41)».
Управлять войсками с помощью связи, не имеющей засекречивающей аппаратуры, было опасно, и это было хорошо известно командирам Красной Армии. Поэтому в первые годы войны наши военачальники вынуждены были использовать для этих целей так называемых офицеров связи (делегатов связи), которым выдавались боевые распоряжения подчиненным, о том, кому какие позиции належит занять, кому, куда и когда следует наступать и т. д. и т. п.
Понятно, что такой допотопный вид связи был крайне неэффективным, так как требовал значительного времени для доведения приказа командира подчиненным войскам.
Кроме того, о таком виде связи в Красной Армии хорошо было известно немцам, поэтому они всегда с большой для себя пользой устраивали охоту на наших офицеров связи. Приведем один из результатов такой успешной охоты, из «Военного дневника» того же Гальдера:
«Сообщение о захваченном русском приказе, из которого явствует, что русское командование стремится фланговыми контрударами отрезать наши танковые соединения от пехоты. Теоретически эта идея хороша, но осуществление ее на практике возможно лишь при наличии численного превосходства и превосходства в оперативном руководстве. Против наших войск, я думаю, эта идея неприменима, тем более что наши пехотные корпуса энергично подтягиваются за танковыми соединениями. (Группа армий «Центр» 19.07.41)».
А ведь достаточно известна поговорка: «Предупрежден – значит вооружен». Казалось бы, что воевать, имея такую связь, было невозможно. Однако воевали, вынуждены были воевать с убийственным для себя результатом. Провал в части организации связи в Красной Армии был насколько глубоким, что почти до конца 1942 г. в этом плане не удавалось существенно изменить ничего.
Например, упомянутый выше дважды Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Н. И. Крылов в своей книге «Сталинградский рубеж», описывая события с 10 августа 1942 по 2 февраля 1943 г., приводит более 15 эпизодов неудовлетворительной работы связи. Без преувеличения можно сказать, что плохо поставленное дело со связью было одной из основных причин поражений нашей армии, причем, возможно, не менее важной, чем знаменитое, общепризнанное, «внезапное» нападение Гитлера.
Причем обидно то, что к указанной причине поражений Красной Армии фюрер никакого отношения не имел. Плохая связь – непосредственный, убийственный для нас результат деятельности наших собственных безграмотных «стратегов». И это притом, что это выдающееся революционное изобретение было создано в России.