Бензин выгорал долго, казалось – целую вечность. Когда огонь, наконец, потух, из спальни высунулся Сурик.
– Надо было намочить банное полотенце и кинуть в унитаз, – виновато прогундосил он. – Если перекрыть доступ кислорода к огню, он погаснет.
– А раньше ты не мог это сказать? – крякнул дядя Давид.
Сурик громко сглотнул и попятился:
– Не мог. Только что сообразил.
Дядя Давид молча сдернул ремень и принялся воспитывать Сурика. За сигарету поколотил, за то, что задним умом крепок, а заодно и за другие грядущие прегрешения. В общем, на многие годы вперед поколотил. Сурик стоически вытерпел порку, а потом на пару с отцом принялся наводить порядок в квартире. Ведь скоро из больницы вернется мама, она работает медсестрой и от этого умеет мыслить только стерильными категориями, а любую пылинку воспринимает как личное оскорбление.
Вернувшаяся со смены тетя Тамара застала в квартире плохо замаскированные последствия Армагеддона: обильно замазанный в черные разводы паркетный пол, чудовищная вонь расплавленной пластмассы, задымленные потолки, замоченные в ванне занавески и обломки крышки бачка, который пал жертвой бешеной уборки. Посреди всего этого ландшафтного надругательства замерли соляными столпами два отчаянно чумазых создания. На переднем плане, скрипя металлической вешалкой, качался из стороны в сторону висящий на люстре кожаный плащ.
– Тамара, ты ничего плохого не подумай. Это мы пятно бензином выводили, – виновато развел руками дядя Давид.
Скандал в Маринкиной семье случился грандиозный. Женщины близлежащих кварталов прибегали на шум – поболеть за тетю Тамару, а мужчины благоразумно остались отсиживаться по домам. Во избежание. А то коня на скаку с грехом пополам еще можно остановить. А попробуй на полном скаку остановить взбешенную женщину! То-то!
Из-за Сурикова подвига дети нашего городка надолго остались без спичек. Взрослые охраняют их как военные объекты повышенной секретности. Редко когда нам удается стибрить счастливо оставшийся без внимания коробок. Но если такое случается, мы отрываемся по полной программе – прячемся где-нибудь за гаражами или на стройке и гасим зажженные спички во рту. Чтобы без последствий погасить горящую спичку, нужно помнить о нескольких очень важных вещах. Во-первых, обязательно надо глубоко вдохнуть, чтобы небо ушло высоко вверх. Во– вторых – ни в коем разе нельзя выдыхать. Обхватываешь губами спичку, крепко зажимаешь рот и замираешь. Через секунду спичка гаснет – огню просто не хватает воздуха, чтобы разгореться. И тут ты торжественно извлекаешь погасшую спичку и выдыхаешь дымом. Красота! Во рту остается неприятный привкус серы, зато все окрестные мальчики в отпаде и относятся к тебе с уважением и почетом. Еще бы, не каждая девочка решится на такой отважный поступок!
Когда Маринка предложила погулять по крышам, у меня внутри что-то жалобно тренькнуло. Прям так жалобно, что сразу стало ясно – идти на крыши ни в коем разе нельзя. Я даже попыталась остановить девочек, но куда там! Никто меня слушаться не стал. Девочки пришпорили к гаражу восемнадцатой квартиры с такой скоростью, что я еле поспевала за ними. За этим гаражом растет невысокая, но коренастая слива-венгерка. Если умеючи взобраться на нее – не целой гурьбой, а по очереди, то можно, осторожно приподнявшись на цыпочках, вскарабкаться на пологую шиферную крышу. Главное, не делать резких движений и не подпрыгивать – слива хлипкая, хоть и немолодая. Ей не хватает солнца и воздуха – за гаражами сыро и промозгло, вот она и растет, как умеет, вкривь и вкось, и плодоносит на самой верхушке редкими, но очень вкусными темно-синими плодами с белым восковым налетом. Сливу обрываем мы – она ничья, растет в сторонке, глаз не мозолит, вот люди о ней и забыли. К концу осени она полностью облетает, стоит, скособоченная, переливаясь на самой макушке надтреснутыми сладкими плодами. Мне иногда кажется, что ей очень одиноко. Я глажу ее по стволу и шепчу какие-то ласковые слова. Ка– ринка надо мной откровенно смеется, а Манька говорит, что хоть я и со странностями, но она все равно меня не бросит.
– Буду ухаживать за тобой, когда ты совсем с ума сойдешь, Нарка. Так что не волнуйся, хочется тебе разговаривать с деревьями – разговаривай. Я-то всегда рядом! – косится на меня озабоченным взглядом Манька.
Взобраться на гараж не представило большого труда – мы резво вскарабкались по локтю сливы и с превеликой осторожностью переползли на крышу. Гаражи в нашем дворе стоят впритык друг к другу, крыша одного перетекает в крышу другого. Все они покрыты шиферными плитами. По таким плитам нужно ходить очень аккуратно – тут и там угрожающе торчат ржавые шляпки специальных гвоздей, которыми фиксируют шифер, и пораниться о такой гвоздь очень опасно. Занесешь инфекцию и потом месяц прихрамываешь, потому что ступню разнесло.
С Риткой из тридцать пятой случилась именно такая беда. Напоролось она на гвоздь, и привет, называется, приехали. Два раза в день ей обрабатывали ногу йодом, вонючими мазями и накладывали большую бобину повязки. И так целый месяц! Притом поранилась она в летние каникулы, в самую жару, и пропустила целую вечность оголтелого счастья – ни тебе по двору поскакать, ни в речке искупаться, ни на стройке побеситься. В общем – полная невезуха.
С крыши восемнадцатого гаража открывался красивый обзор на квартиры напротив. На втором этаже никого было не видать, зато на первом творилось удивительное – семья Овнанян в полном составе ползала на карачках по полу гостиной. Штор на окнах не было, видимо, тетя Бирута сняла их, чтобы постирать. Да так и не постирала, вон, ползает по гостиной вверх попой, заглядывает под диван и кресла, шарит под шкафом с хрустальной горкой. Периодически поднимает голову и, потрясая в воздухе красивыми длинными руками, переругивается с мужем дядей Гариком и свекровью бабушкой Забел. Дядя Гарик и бабушка Забел по-пластунски следуют за тетей Бирутой и шарят руками там же, где только что пошарила она.
Тетя Бирута – единственная в нашем городе литовка. Высокая, светловолосая, с дивными васильковыми глазами, она смотрится на фоне своего коренастого смуглого мужа сказочной принцессой, а уж на фоне старенькой бабушки Забел так вообще королевишной всея Вселенной! За двадцать лет брака тетя Бирута научилась переговаривать на армянском любого аборигена и готовить местные блюда так, что пальчики оближешь.
– Чего это они ищут? – просипела Манька, неотрывно следя за попой тети Бируты.
– Может, богатства какие? – встрепенулась Маринка.
– Под диваном? – усомнилась я.
Тут тетя Бирута резко вскинулась и посмотрела в нашу сторону. Мы посыпались вниз, прижались к крыше, пытаясь максимально слиться с шифером, – если она нас заметит, то прогонит с гаража, и мы не узнаем, что они ищут. К счастью, тетя Бирута ничего не заметила. Она распахнула окна и вернулась к поискам – встала на четвереньки и, заглядывая под мебель, поползла к выходу из комнаты. Следом, методично шаря по тем углам, куда только что заглядывала тетя Бирута, поползли дядя Гарик и бабушка Забел. Открытым окнам мы очень обрадовались – теперь можно было не только наблюдать за Овнанянами, но и подслушивать их разговор.
– Дышать нечем, – долетел до нас скрипучий голос бабушки Забел.
– Мама, чья бы корова мычала, ваша бы молчала! – мигом откликнулась тетя Бирута.
– Дожили, родная невестка меня коровой ругает!
– А как вас не ругать?
– Замолчите обе! – прогрохотал дядя Гарик.
– А ты вообще заткнись! – мигом откликнулись бабушка Забел с тетей Бирутой.
И троица, смешно оттопырившись попами, гуськом уползла в прихожую.
– Во дают, – выкатила глаза Каринка.
– Точно что-то ищут, – кивнула я.
– Вот только что?
– Подождем, авось еще появятся.
Ждать пришлось недолго. Минуты через две караван из вскинутых поп показался на кухне. В авангарде колыхался тощий зад тети Биру– ты, следом ползла обтянутая синими трениками попа дяди Гарика. Шествие замыкал облаченный в цветастый халат обширный тыл бабушки Забел.
– Ох, – трубила бабушка Забел, – все колени себе стерла. И дышать нечем!
– Мама, ну кто же вас просит ползать за нами? – вскинулась тетя Бирута.
– Ну, может, вы не заметите!
– А вы, значит, заметите, да? Без очков!
– Так я же дальнозоркая, любую пылинку за километр вижу.
– Ладно, бог с вами. Ползите следом, только подложите себе что-нибудь под колени. Вот, – тетя Бирута сдернула со стула подушку и протянула бабушке Забел, – держите.
– А второй подушки нет?
– Зачем вам вторая? – Попа тети Бируты обернулась к нам, хм, задом, а к бабушке Забел – передом. – Встаньте обоими коленями на подушку и ползите за нами.
– Я что, акробат?
– Тогда не мешайте нам!
– Дожили, родная невестка на меня голос поднимает!
