…Рассказывали, что, опасаясь, как бы весть о его пребывании на Керкине не достигла Тапса, куда той же ночью мог отплыть любой из финикийских торговых кораблей и оттуда за ним могли бы снарядить погоню, Ганнибал придумал очень ловкий ход, один из тех, на какие был неистощим его изобретательный ум. Он велел накрыть пиршественный стол, куда пригласил всех местных купцов и моряков. Но поскольку стояла жара и солнце пекло нещадно, он попросил капитанов одолжить ему на время паруса вместе с реями, чтобы сделать из них тенты для гостей. Разумеется, на его личном корабле паруса остались в неприкосновенности. Пир, а Ганнибал не поскупился на угощения – вино лилось рекой, затянулся до глубокой ночи, и все приглашенные успели прилично набраться, так что никто из них не заметил, как судно Ганнибала бесшумно снялось с якоря и исчезло в неизвестном направлении. Пока в Карфагене рыскали в поисках своего легендарного полководца и, наконец, узнали, что его видели на Керкине, хитроумный старый уже полководец (Ганнибал в ту пору уже перевалил за полтинник!) успел добраться до древнего финикийского города Тира. Здесь его встретили с распростертыми объятиями и он даже почувствовал, что у него, беглеца, может быть вторая родина. И все же терять драгоценное время было нельзя, и легендарный полководец снова засобирался в дорогу.
Его путь лежал дальше на Восток…
По сути дела всю свою оставшуюся жизнь он, справедливо не доверяя никому, проведет в дороге, пока, уже став дряхлеющим стариком, не вынужден будет принять решение покинуть «этот лучший из миров»…
Это как бы про него скажет много веков спустя великий поэт: «…Всю жизнь провел в дороге и умер в Таганроге…»…
Внезапное исчезновение Ганнибала вызвало в Карфагене смятение. Граждане Карфагена совершенно неожиданно для них обнаружили, что их суффета нигде нет. Стекавшийся на центральную площадь народ терялся в догадках: то ли Ганнибал бежал, то ли его убили римляне?! Сторонники и противники Ганнибала уже были готовы сцепиться друг с другом, как всех их ошарашила новость, что господина суффета видели на острове Керкина. Волнение затихло. Поднимать народ сторонникам Ганнибала для мести подлым убийцам не пришлось. Оказалось, что мстить было некому и не за что: спасая свою жизнь, даже не попытавшись бороться с врагом, Ганнибал бросил своих приверженцев на произвол судьбы. Народ быстро разочаровался в своем вожде, а Совет 104-х снова вошел в силу и покорно обещал римским послам выдать беглеца, если он когда-либо появится в стенах родного города. Имущество Ганнибала конфисковали, дом разрушили, а самого объявили изгнанником. Римляне не без оснований предположили, что искать Ганнибала им теперь следует при дворе Антиоха III и именно оттуда Одноглазый Пуниец будет стремиться раздуть пожар войны по всему Средиземноморью.
В Риме знали, что говорили…
Глава 2. Ганнибал при дворе «царя царей»
Самому злостному врагу Рима – Одноглазому Пунийцу – действительно оставалось искать защиты лишь у «царя царей» – именно так высокопарно называли услужливые царедворцы селевкидского царя Антиоха III. Именно к нему в Сирию – в Эфес и перебрался Ганнибал из Тира.
Правда, к тому времени очередной «царь царей» (как правило, к такому помпезному титулу в истории стремятся правители, чьи деяния отнюдь не носят глобального масштаба), скорее всего, уже упустил свой шанс дать амбициозному Риму отпор в его политике вершить судьбы Средиземноморья. Незадолго до описываемых событий Рим затеял очередную, 2-ю по счету, Македонскую войну (200–197/196 гг. до н. э.) с македонским царем Филиппом V – тем самым, что вроде бы прислал Карфагену отряд своих фалангитов для участия в битве при Заме-Нараггаре. Антиох, опасавшийся не только римлян, но и чрезмерного усиления своего ближайшего соседа по Восточному Средиземноморью – Македонии, активно в эту войну не вмешался. Филипп V остался один на один с набиравшей обороты римской военной машиной: совсем недавно закончилась многолетняя «Ганнибалова война», в горниле которой закалились сотни способных римских офицеров разного ранга, а теперь руководившие тысячами легионеров-ветеранов, блестяще усвоивших тактические новинки Метавра, Илипы и Замы! Противостоять ей на равных он не смог и проиграл в 197 г. до н. э. в решающей битве в Фессалии при Киноскефалах («Собачьи головы») римскому консулу Титу Фламинину, а вместе с ней и войну.
…Тридцатилетний ветеран «Ганнибаловой войны» Тит Квинкций Фламинин (228–174 гг. до н. э.) (не путать с печально известным «героем» Второй Пунической войны Гаем Фламинием Непотом!) был фигурой примечательной и неоднозначной в истории Рима конца III – начала II в. до н. э. Он принадлежал к новому поколению римских полководцев, появившихся на исторической авансцене вслед за знаменитым Публием Корнелием Сципионом. Наделенный от природы живым умом, бурной энергией и неугомонным характером, Фламинин всегда стремился быть в центре событий. Его кипучая деятельность постоянно подпитывалась мечтами о приключениях и подвигах. Он не угомонился даже в старости. Подобно всей римской молодежи, он восхищался Сципионом, подражал ему, смотрел на него как на своего кумира. Стать вторым Сципионом было его мечтой. (Между прочим, со временем кумир юного Тита Квинкция по достоинству оценит таланты и деяния Фламинина.) Отрочество, юность и молодость Тита Квинкция пришлись на долгие годы изнурительной «Ганнибаловой войны». Квинкций не обладал выдающимся военным дарованием, но вынужденный рано уйти на войну – защищать отчизну в тяжелую годину – приобрел бесценный богатый боевой опыт и всю свою оставшуюся жизнь по сути дела связал с армией. Его характер формировался в суровых условиях тягот, лишений и неудач этой самой страшной в богатой на события истории Рима. Уже в 18 лет ему доверили командовать римским гарнизоном отвоеванного у Ганнибала Тарента. Будучи человеком умным и прекрасно образованным (Тит свободно говорил по-гречески и знал историю Эллады), он умел производить исключительно благоприятное впечатление, когда ему это было нужно. Везде у него были друзья и приятели. Его дружелюбные манеры и обаятельная веселость, задорная насмешливость и чрезвычайная общительность всегда позволяли ему быть в центре событий, быть главным заводилой, быть лидером в ситуациях, когда требовалось принять отнюдь не популярное решение. Только очень проницательные люди подмечали, что Тит Квинкций – человек исключительно предусмотрительный и невероятно ловкий в общении с людьми – обязательно пробьется наверх. В то же время кое-кто из этих провидцев, отличавшийся особой дальновидностью, замечал и тщательно скрываемые осторожным и амбициозным Квинкцием такие весьма нелицеприятные черты характера, как душевную холодность и высокомерие, а также мелочность и детское тщеславие, выражавшееся в любви к комплиментам, аплодисментам и похвалам. (Мы еще столкнемся с проявлением именно этих черт характера Фламинина, когда он сочтет, что пришла его пора показать Риму, что он, Тит Квинкций Фламинин, больше печется о благе Вечного города, чем сам прославленный Публий Корнелий Сципион Африканский!) Так или иначе, но когда началась война в Греции, Тит Фламинин решил, что это его единственный шанс прорваться на военно-политический Олимп Рима той поры. Он тут же выставил свою кандидатуру в консулы, хотя на тот момент ему не было и 30 лет и он не занимал никакой должности, кроме квестора. Но поскольку кумир его юности Публий Корнелий Сципион был примерно такого же возраста, когда стал консулом, не занимая до того никакой должности, кроме эдила, то энергичный амбициозный Тит Квинкций стал консулом, несмотря на сопротивление отцов Рима. (Точь-в-точь как это случилось с его кумиром!) Он набрал в свою армию исключительно ветеранов испанской и африканской кампаний Сципиона и тут же отбыл на театр военных действий. Когда он прибыл туда, то обнаружил, что пришла пора сдвинуть войну с мертвой точки. Уже в первом небольшом сражении он показал Филиппу Македонскому, что с ним «шутки плохи»…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
