Его мирная деятельность, порой сильно ущемлявшая их интересы, оказалась не по душе богачам Карфагена. Как суффет (а по сути дела как диктатор) он вел город к переустройству, считая главным – устранение антибаркидского клана Ганнонов и прежде всего Большого Совета 104-х. Члены Совета не подчинялись законам, присвоив себе пожизненную власть, распоряжаясь жизнью, имуществом и свободой граждан Карфагена как им заблагорассудится. При поддержке народа Ганнибал начал полное обновление зарвавшегося Совета 104-х. Так, он провел закон, по которому члены Совета 104-х должны были избираться сроком на один год, при этом запрещалось избрание в течение двух лет подряд. Он же навел строгую финансовую дисциплину, в частности среди членов этого неприкасаемого ранее совета. Не прибегая к повышению налогов на граждан, а использовав все взимаемые на суше и на море пошлины на благо государства, Ганнибал смог не только исправно выплачивать Риму контрибуцию, но и пополнить казну города. Более того, его жесткие финансовые меры позволяли выплатить всю контрибуцию Риму уже к 191 г. до н. э.
…Между прочим, только в срок выплачиваемая контрибуция Риму позволяла Карфагену сохранять столь желанный для него мир. Причем не раз карфагенянам приходилось убеждаться, что пощады от победителей ожидать не следует. Рассказывали, что когда в 199 г. до н. э. карфагеняне в срок доставили в Рим очередную порцию серебра, римляне нагло заявили, что оно – некачественное! Кроме того, при взятии пробы, т. е. при плавке странным образом целая четверть привезенной суммы бесследно исчезла! Обескураженным карфагенянам ничего не оставалось, как взять заем под большие проценты у… римских ростовщиков для покрытия недостающей части годовой контрибуции…
И хотя никакого наращивания военной мощи Карфагена не было заметно, но политическая доктрина Ганнибала – «ни одно великое государство не может долго пребывать в состоянии мира, как внешнего, так и внутреннего» – напугала многих среди карфагенской аристократии. Понося при каждом удобном случае Совет 104-х, чья скаредность и противодействие, по его мнению, так и не дали ему выиграть так блестяще начавшуюся войну в Италии, Ганнибал, естественно, жаждал реванша. Клятву, данную много лет назад 9-летним мальчиком, хорошо помнили и его друзья, и его враги. По сути дела, само имя Ганнибала было для Рима символом войны с Карфагеном.
Опасаясь, и не без оснований, выдачи Риму, в 195 г. до н. э. Одноглазый Пуниец вынужден был бежать из родного города.
…Началось с того, что его карфагенские недруги, не будучи в состоянии справиться с популярным полководцем собственными силами, вынуждены были вызвать из Рима специальное посольство для ареста Ганнибала, обвиненного в тайном сговоре с врагом Рима амбициозным и задиристым сирийским царем Антиохом III Великим (242–187 гг. до н. э.) из династии Селевкидов. Обвинения, как показало время, были отнюдь не беспочвенны. Рим, вполне естественно, ухватился за возможность избавиться от человека, столько лет терзавшего землю Италии, – «нет человека – нет страха». Пытаясь обмануть бдительность Ганнибала, враги активно распространяли слухи, что римляне приезжают для улаживания разногласий между Карфагеном и Массанассой.
Будучи человеком умудренным большим житейским опытом, Ганнибал не дал обвести себя вокруг пальца: он прекрасно понимал, с какой целью римляне появились в Карфагене! Он, однажды бросивший в народ многозначительную фразу «когда государство спит, то разбудить его может только звон оружия», а следовательно, уже давно предвидевший подобное развитие событий и острую необходимость спешно бежать из страны, загодя все приготовил на этот крайний для него случай.
В течение дня, когда он получил последние подтверждения о грозившей ему смертельной опасности (речь шла об его убийстве из-за угла!), его видели на людях в разных местах города, и он вел себя, как обычно. Но с наступлением темноты он отправился не домой, а поспешил, даже не сменив одежды, прямиком к подземному выходу в городской стене, где его ожидали двое ни о чем не догадывавшихся слуг с парой оседланных лошадей. В последний раз жители Карфагена могли видеть своего самого знаменитого соотечественника скачущим легким галопом, без сопровождения и без всяких вещей, словно он хотел прогуляться прохладным вечером.
На самом деле Ганнибал скакал всю ночь, время от времени меняя коней, заранее приготовленных для него в нескольких местах, пока не покрыл одним махом большое расстояние – порядка 225 километров, отделявшее Карфаген от его хорошо укрепленного приморского имения между Акиллой и Тапсом. Здесь его ожидал под парусами корабль, на борту которого находилась запасная одежда, некоторые ценные личные вещи, а также приличный запас золота и серебра. Быстроходный парусник доставил его на остров Керкину к востоку от Тунета.
Знаменитого полководца узнали; когда он сходил на берег, со всех сторон раздались приветствия. Такая популярность серьезно обеспокоила Ганнибала. Если бы на Керкине узнали о его бегстве из Карфагена, то могли запросто арестовать его и отправить назад в Карфаген. Ганнибал велел всем своим спутникам говорить, что он здесь проездом в Тир, куда его послал карфагенский народ (Тир был колонией Карфагена и туда частенько отправлялись послы по разным вопросам), а сам задумал хитроумную операцию по своему спасению…
…Между прочим, парадоксально, но самый знаменитый сын Карфагена практически и не жил в городе Карфагене. Если не считать раннего детства, то приходится признать, что на родине Ганнибал провел всего несколько лет, из которых в самом Карфагене – только один год, когда он возглавлял карфагенское правительство как суффет. И вот теперь Ганнибал, как оказалось, покинул родину навсегда! Конечно, он мог обратиться к Народному Собранию за поддержкой и легко расправиться со своими противниками. Но за этим шагом, разумеется, должна была бы последовать очередная война с Римом. То ли Ганнибал посчитал, что Карфаген еще не готов к войне с могучим противником, то ли не захотел выступать в роли вожака народного бунта, то ли счел, что лучше развязать войну с Римом руками воинственного Антиоха III, то ли им руководили совсем неведомые нам мотивы, но так или иначе он не пожелал двинуть в бой ту единственную силу, которая помогла бы ему сохранить власть, народ – и бежал из Африки. Верный данной в детстве страшной клятве, он не смирится и неоднократно будет пытаться возобновить борьбу против ненавистного Рима на Востоке. В этих яростных попытках и пройдут последние 12 лет его жизни…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
