уверенный игрок с Уолл-стрит.
— Дай знать Ли Кандеру, что, если вас интересует доля в реструктуризации облигаций «Крайслер», над которой мы работаем, мы будем рады его видеть.
Это привлекло внимание Трампа. Он одобрительно кивнул Адаму и поднял палец вверх, после чего метрдотель проводил нас к нашему столику. Адам буквально расцвел, так поддержало его одобрение этого человека.
— Ли Кандер — финансовый советник Дональда, настоящий волшебник, — объяснил он, когда мы сели и нам принесли подарочную бутылку «Кристалл».
— Он явно тебя очень уважает, — сказала я.
Адам улыбнулся:
— У Дональда репутация болтуна и горлопана. Но в этом шумном городе только тех и можно услышать, у кого голос громкий.
— Дай-ка угадаю, — усмехнулся Питер, — это цитата из Тэда. Наверняка он регулярно об этом говорит в своих мотивационных речах.
— На прошлой неделе он выступал в конференц-центре в Хьюстоне — был аншлаг. Десять тысяч человек, билеты по двадцать долларов. Тэд популярен, и это заслуженная популярность.
У Питера дрогнуло лицо. В словах Адама явственно слышалось: У него, по крайней мере, есть популярность, а у тебя-то что? Сделав знак официанту, чтобы налил нам шампанского, Адам спросил Питера, как ему писалось в Колумбии. От меня не укрылось, что Питер борется с собой, чтобы не огрызнуться.
— Следующая книга явно станет чем-то стоящим, — сказал Питер. — Еще раз спасибо за деньги. Я потрачу их с толком.
— Меня не волнует, как ты их тратишь, — улыбнулся Адам, поднимая бокал. — За следующую большую книгу моего брата и за повышение моей сестры. И поздравляю с большим успехом этого парня, Корнелиуса.
— Надо же, я не ожидала, что ты отслеживаешь такие вещи, — сказала я, поскольку информация о том, что «Фаулер, Ньюмен и Каплан» назначают меня ведущим редактором, целиком и полностью передав всю работу Джека, прошла всего за несколько дней до этого в отраслевых изданиях.
— А как же еще, мы же семья, — засмеялся Адам.
— Я тронута, спасибо, — сказала я, залезая в сумку и вытаскивая «Следующую ошибку». — Вот моя редакторская работа. Почитай… вдруг понравится?
— Не очень-то много я читаю. — Брат взял роман. — Просто времени нет. Отдам его Дженет. У нее много свободного времени… хотя скоро в нашем доме опять начнется свистопляска, потому что в октябре мы ждем прибавления.
Разумеется, мы с Питером с соответствующими случаю возгласами и поздравлениями подняли бокалы, уверив, что очень рады за Адама и Дженет.
— В последний раз вы, ребята, виделись с Дженет… блин, аж на Рождество восемьдесят второго. Больше года назад.
— Ну, на этот раз мы решили провести праздники с мамой и папой, — сообщила я.
— Но мы вас приглашали повидаться двадцать пятого числа, хоть ненадолго, выпить по рюмашке. И ехать-то всего сорок пять минут от Нью-Йорка на поезде. Могли бы и постараться.
— Ты прав, — отозвался Питер. — Не просто могли, а должны были. Тем более что ты так щедр.
— Дженет вам не нравится. Но вы ее недооцениваете, — сказал Адам.
— Тут важно другое — ты-то ее ценишь? — спросил Питер.
Адам с такой силой сдавил свой бокал, что он лопнул.
Тут же подоспевший официант рассыпался в извинениях, хотя его вины тут явно не было, принес Адаму еще один высокий и узкий бокал для шампанского и промокнул его орошенную «Кристаллом» руку льняной салфеткой с таким озабоченным видом, будто моего брата только что подстрелил снайпер. Адам поблагодарил его, принял наполненный до краев бокал и осушил одним глотком. Когда затем он посмотрел на Питера, в его взгляде читалась назревающая ярость.
— Можешь забыть о конвертах с наличкой, Большой Брат.
— Я просто спросил, Адам. Всем в городе известно о тебе и турецкой крошке модели.
К счастью, последнюю фразу Питер произнес шепотом. Адам ошарашенно вытаращил глаза.
— Что за херня? — прошипел он.
— Ты — Долговой Магнат, братишка. В «Войс» у меня есть коллега, который по долгу службы следит за новыми ребятами, делающими большие деньги. Он мне сказал, что трижды видел вас в «Студии 54» и «Одеоне» с некой Серен Сафек — я не переврал имя? — очень красивой, да еще и самой модной моделью на подиумах в этом сезоне.
У Адама был такой вид, будто ему только что сообщили, что его счета будет досконально проверять Государственная налоговая служба.
— Кто еще это может знать?
— Да любой, кто читает хронику светских сплетен в городе.
— Ты не скажешь Дженет.
Это прозвучало весьма категорично, не как вопрос.
— Не собираюсь, — сказал Питер. — Да я ее и не видел больше года.
— Ты тоже знала? — спросил Адам меня.
Я кивнула.
— Какого же хрена ты ничего мне не сказала?
— А что я должна была сказать, Адам? Это не мое дело и не дело Питера. Я уверена, что могу сказать от имени нас обоих, что мы тебя не осуждаем. Тут дело в другом: если об этом известно мудакам из «желтой» прессы, ты рискуешь оказаться на страницах бульварных таблоидов. А вот это уже может выйти тебе боком, если дойдет до Дженет и она попытается лишить тебя состояния. Если собираешься продолжать с мисс Стамбул, будь осторожнее, чтобы слухи не разлетелась.
Не прошло и недели, как на печально известной шестой странице «Нью-Йорк пост» Адам был запечатлен обнимающим за талию «искрометную красавицу с берегов Босфора, Серен Сафек». Мне на работу сразу же позвонил Хоуи, велел отправить помощницу, чтобы купила экземпляр «этой лабуды», и одновременно предупредить брата, «что он играет с огнем — и учти, это ему журналист говорит!».
Но Адам позвонил первым и позвал вечером в «Мартини-бар» в Сент-Реджис выпить вместе. Прелестную Серен Сафек он привел с собой. Я была немного смущена при появлении этой ослепительно красивой тоненькой брюнетки лет двадцати семи, высокой, очень сексапильной и намного более умной, чем можно было ожидать. Она буквально излучала обаяние, рассказывая мне, что по предложению Адама прочитала роман Корнелиуса Паркера и была захвачена «его рассуждениями о том, что мы, по сути дела, сами пишем сценарии своих любовных катастроф». Прочитала она и первую книгу Питера и очень любезно и пространно высказалась о «замечательно талантливых брате и сестре» Адама. Оказалось, что она изучала английскую литературу в Босфорском университете в Стамбуле, где все обучение велось на английском языке и где ее заметил в кафе парижский модный фотограф по имени Анри, бродивший по городу с камерой.
— Мне было девятнадцать, Анри — сорок один. Он привел меня в Париж и помог сделать карьеру в профессии, о которой я никогда даже не думала.
Однажды, когда Анри уже остался в прошлом, в Париже
