— Чем могу служить? — холодно поинтересовался Роб.
— Мы трое, — ухмыльнулся Гуд, — судебные исполнители при епископе.
— И что же? — спросил Роб, хотя уже все понял.
Гуду доставило удовольствие харкнуть и сплюнуть на чистый пол в доме лекаря.
— Мы пришли, дабы взять тебя под стражу, Роберт Джереми Коль, и предать суду Божию.
77
Серый монах
— Куда вы меня ведете? — спросил Роб, когда они уже шли по улице.
— Суд состоится в Южном приделе церкви Святого Павла.
— А в чем состоит обвинение?
Гуд вместо ответа только пожал плечами и покачал головой.
Добрались до церкви святого Павла, Роба провели в комнатку, где было много ожидавших своей очереди. У дверей стояли стражники.
У Роба возникло такое чувство, будто все это с ним уже происходило раньше. Все утро в неизвестности, на жесткой скамье, слушая бормотание людей в монашеских одеяниях — он словно вернулся в царство имама Кандраси, разве что на этот раз он не был лекарем при шариатском суде. Сам он ощущал себя человеком, ведущим жизнь праведную, как никогда ранее, однако в глазах служителей церкви он был не менее виновен, чем все прочие, призванные в тот день на суд.
Но он ведь не ведьма!
Роб возблагодарил Бога за то, что Мэри с детьми сейчас не с ним. Хотел было попросить разрешения пойти в часовню, помолиться, но знал, что не получит на это позволения, поэтому беззвучно помолился прямо здесь. Попросил Бога оградить его от зашивания в мешок вместе с петухом, змеей и камнем, от того, чтобы быть брошенным в глубокие воды.
Тревожило его и то, каких свидетелей могут призвать: вызвали ли тех лекарей, которые слышали, что он заглядывал внутрь человеческих тел, или ту женщину, которая видела, как он лечил ее мужа, а тот застыл и на губах его выступила пена. Или же этого грязного негодяя Ханна — тот способен выдумать все, что угодно, лишь бы выставить Роба ведуном и тем избавиться от него.
Но знал он и другое: если судьи уже пришли к определенному решению, свидетели им вообще ни к чему. Его разденут, увидят обрезание, а потом станут осматривать, пока не решат, что нашли метку дьявола. Несомненно, для получения признаний у них не меньший арсенал средств, чем у имама Кандраси.
Боже правый…
Времени для размышлений у Роба было предостаточно, и страх его все рос и рос. После полудня его вызвали пред очи церковного начальства. В массивном дубовом кресле восседал пожилой косоглазый епископ, облаченный в полинявший коричневый шерстяной стихарь, епитрахиль и ризу. Из разговоров в передней Роб узнал, что это Эльфсиг — ординарий[212] церкви Святого Павла, не ведающий милосердия при назначении наказаний. Справа от епископа помещались два священника средних лет, в черных облачениях, а слева — молодой монах-бенедиктинец в рясе темно-серого цвета.
Служитель поднес Священное Писание, Робу велели поцеловать крест и принести на Писании клятву давать только правдивые показания. Начиналась обычная процедура.
— Назови свое имя! — Эльфсиг сверлил Роба глазами.
— Роберт Джереми Коль, ваше преосвященство.
— Где проживаешь, каков род занятий?
— Я лекарь с улицы Темзы.
Епископ кивнул одному из священников, сидевших по правую руку.
— Совершили ли вы в двадцать пятый день декабря минувшего года, вместе с неким евреем, нападение без всякого повода на мастера Эдгара Бурстана и господина Вильяма Симеона, свободнорожденных лондонцев, христиан прихода святого Олафа?
На миг Роб был озадачен, но затем почувствовал огромное облегчение — он понял, что его обвиняют не в колдовстве. Моряки донесли, что он заступился за еврея! Невелико преступление, даже если его за это и осудят.
— Вместе с евреем из Нормандии, именем Давид бен Аарон, — уточнил епископ, отчаянно моргая. Должно быть, видел он совсем уже плохо.
— Доселе я ни разу не слыхивал ни имени этого еврея, ни имен жалобщиков. Но матросы сообщили вам неправдивые сведения. Именно они совершенно несправедливо, как разбойники, напали на этого еврея. Потому-то я и вмешался.
— Вы христианин?
— Я крещен.
— Вы постоянно посещаете службы?
— Нет, ваше преосвященство.
Епископ презрительно хмыкнул и с мрачным видом кивнул.
— Введите свидетеля, готового дать показания под присягой, — велел он серому монаху.
Стоило Робу увидеть свидетеля — и чувства облегчения как не бывало.
Чарльз Босток надел по такому поводу богатый наряд, шею украшала тяжелая золотая цепь, а на пальце сверкал большой перстень с печаткой. Отвечая на обычные вступительные вопросы, он поведал суду, что был возведен королем Гартакнутом в достоинство тэна — награда за совершенные им три опасных путешествия по торговым делам. Еще он был почетным каноником церкви святого Петра. Члены церковного суда отнеслись к нему с надлежащим почтением.
— Позвольте спросить, мастер Босток, известен ли вам этот человек?
— Это Иессей бен Беньямин, лекарь-еврей, — заявил Босток, не задумываясь.
Епископ уставился на купца подслеповатыми глазами.
— Вы уверены в том, что касается его еврейского исповедания?
— Ваше преосвященство, четыре-пять лет тому назад я путешествовал по Византийскому патриархату, закупая товары и выполняя поручение его святейшества Папы Римского. В городе Исфагане услышал я об одной женщине-христианке, которая оказалась в Персии в совершенном одиночестве по смерти своего отца-шотландца и вышла затем замуж за еврея. Получив от них приглашение прийти в гости, я не стал противиться желанию побывать в их доме и самолично удостовериться в справедливости слухов. Там я — к своему огорчению и отвращению — убедился в том, что слухи не лгали. Она истинно была женой этого человека.
— Уверены ли вы, благородный тэн, что это тот самый человек? — впервые подал голос монах.
— Вполне уверен, святой брат. Несколько недель назад он появился на моей пристани и пытался содрать с меня немалый куш за то, что искалечил одного из моих невольников, платить я, разумеется, отказался. А увидев его лицо, я сразу понял, что где-то видел его раньше. Стал вспоминать и наконец вспомнил. Он и есть тот самый еврей из Исфагана, ни малейших сомнений. Развратитель христианок. Тогда, в Персии, христианка уже успела родить одного ребенка от этого еврея и затяжелела от него вновь.
Епископ подался вперед:
— Напоминаю о принесенной торжественной клятве. Каково же твое подлинное имя, господин?
— Роберт Джереми Коль.
— Этот еврей лжет, — откликнулся Босток.
— Мастер купец, — вмешался монах, — вы видели его в Персии только один раз?
— Да, то был единственный раз, — нехотя признал Босток.
— И вы с тех пор не видели его на протяжении пяти лет?
— Скорее четырех, чем пяти. Но в остальном это так.
— И все же уверены, что это он?
— Уверен. Говорю же вам, у меня нет ни малейших сомнений.
— Вот и хорошо, тэн Босток, — кивнул ему епископ. — Примите нашу благодарность.
Пока купца провожали из зала суда, церковники не сводили глаз с Роба, а он всеми силами старался сохранить спокойный вид.
— Если ты действительно свободнорожденный христианин, то не кажется ли тебе странным, — сухо вопросил епископ, — что ты оказался перед нашим судом по двум отдельным обвинениям, причем одно касается того, что ты помогал некоему еврею, а второе связано с тем, что ты и сам являешься евреем?
— Меня зовут Роберт Джереми Коль. Крещен я был в полумиле отсюда, в церкви Святого Ботульфа. В церковную книгу вписано мое имя. Отца моего звали Натанаэлем, он был подмастерьем в лондонском цехе плотников. Похоронен он на кладбище при церкви Святого Ботульфа, как и моя мать, Агнесса, которая при жизни была портнихой и вышивальщицей.
— Вы посещали школу при церкви Святого Ботульфа? — холодным тоном обратился к Робу монах.
— Всего два года.
— Кто преподавал там Священное Писание?
Роб закрыл глаза и наморщил лоб:
— Был там отец… Филиберт. Да, точно, отец Филиберт.
Монах вопросительно взглянул на епископа, тот пожал плечами и покачал головой:
— Имя Филиберт мне незнакомо.
— Тогда латынь. Кто преподавал латынь?
— Брат Уголин.
— Правда, — откликнулся епископ. — Брат Уголин преподавал латынь в школе при церкви Святого Ботульфа. Я хорошо его помню. Только он умер тому уж много лет. — Епископ потянул себя за нос и, близоруко сощурившись, посмотрел на Роба. Потом вздохнул: — Мы, разумеется, проверим приходскую книгу.
— И увидите, ваше преосвященство: там записано то, что я и сказал, — ответил на это Роб.
— Что ж, я позволю тебе очиститься от подозрений торжественной клятвой в том, что ты есть тот, за кого себя выдаешь. Тебе назначается предстать вновь перед нашим судом по истечении трех недель. С тобою должны явиться двенадцать свободных мужчин, кои подтвердят истинность твоей клятвы. Каждый из них должен по своей воле поклясться, что ты Роберт Джереми Коль, христианин и свободнорожденный человек. Это понятно?
