Бледсоу пытался мне что-то объяснить про ногу этого мула. Вам бы лучше сходить в конюшню и…
— Да я уже осмотрел мула, — сказал заместитель. Он даже не взглянул на директора. Он говорил с эмиссаром. — Нет, сэр. Он не…
— Но он официально вычеркнут из списков как умерший. Не помилован, не выпущен на поруки: вычеркнут из списков. Он либо мертв, либо свободен. В любом случае здесь ему не место. — Теперь оба, директор и заместитель, смотрели на эмиссара, рот у заместителя был чуть приоткрыт, сигара с так и не откушенным концом замерла в его руке. Эмиссар говорил приятным голосом, очень отчетливо: — Ни на основании рапорта о смерти, направленного губернатору директором этой тюрьмы. — Заместитель закрыл рот, но это было единственное движение, которое он сделал. — Ни на основании официального свидетельства чиновника, направленного в тот момент осуществлять руководство, ни на основании возвращения тела заключенного в тюрьму. — Теперь заместитель засунул сигару в рот и медленно слез со стола, сигара запрыгала в его губах, когда он заговорил:
— Вот оно. Я должен это сделать, верно? — Он коротко рассмеялся, сценический смех, две ноты. — Значит, я не зря три раза избирался с тремя разными администрациями? Это где-то зарегистрировано. Кто-нибудь в Джексоне вам покажет. А если не найдут, то я сам покажу…
— Три администрации? — спросил эмиссар. — Ну-ну. Неплохо.
— Вы чертовски правы, это неплохо, — сказал заместитель. — В лесах полно людей, которые не избирались ни разу. — Директор снова разглядывал затылок заместителя.
— Послушайте, — сказал он. — Почему бы вам не заглянуть ко мне попозже и не прихватить с собой ту бутылку виски из буфета?
— Отлично, — сказал заместитель. — Но давайте сначала уладим это дело. Я вам скажу, что мы сделаем…
— Мы уладим это после одной-двух рюмок, — сказал директор. — Вы лучше зайдите к себе, наденьте плащ, чтобы бутылка…
— Нет, это слишком долго, — сказал заместитель. — Не нужно мне никакого плаща. — Он подошел к двери, потом остановился и развернулся. — Я вам скажу, что нужно делать. Вызовите сюда двенадцать человек и скажите ему, что это жюри присяжных, — он только раз прежде видел жюри, так что ничего не заподозрит — и осудите его за ограбление того поезда. А Хэмп может занять место судьи.
— Нельзя судить человека дважды за одно и то же преступление, — сказал эмиссар. — Это он может знать, даже если и не в состоянии отличить настоящих присяжных от липовых.
— Послушайте, — сказал директор.
— Ну и что? Назовите это новым ограблением поезда. Скажите ему, что это случилось вчера, скажите ему, что он ограбил другой поезд, пока отсутствовал, и просто забыл об этом. Он просто не мог удержаться. И потом ему будет все равно. Ему что здесь, что на свободе — никакой разницы. Если его выпустить, то ему и пойти-то будет некуда. Им всем некуда пойти. Выпустите кого-нибудь из них, и можете не сомневаться — к Рождеству он снова окажется здесь, это как воссоединение семьи, его застукали на месте точно такого же преступления. — Он снова расхохотался. — Ох уж эти заключенные.
— Послушайте, — сказал директор. — Когда будете там, откройте бутылку и проверьте ее содержимое. Выпейте глоток-другой. И не спешите, хорошенько прочувствуйте вкус. Если там дрянь, то не имеет смысла приносить ее с собой.
— О'кей, — сказал заместитель. На сей раз он вышел.
— Не могли бы вы закрыть дверь, — сказал эмиссар. Директор шевельнулся. То есть изменил свою позу на стуле.
— В конечном счете он прав, — сказал он. — Он три раза поставил на верную карту. И он в родстве со всеми в округе Питтман, исключая ниггеров.
— Может быть, мы тогда закруглим это поскорее. — Эмиссар открыл портфель и вытащил пачку бумаг. — Ну, вот вам, — сказал он.
— Вот вам что?
— Он бежал.
— Но он добровольно вернулся и сдался.
— Но он бежал.
— Ну хорошо, — сказал директор. — Он бежал. И что с того? — И теперь эмиссар сказал «послушайте». Он сказал:
— Постойте. Я на оплате per diem[48]. Это налогоплательщики, голоса. И если есть хоть малейший шанс, что кому-нибудь придет в голову провести расследование этого случая, то сюда на специальном поезде могут притащиться десять сенаторов и двадцать пять из палаты представителей. На per diem. И будет чертовски трудно не дать кому-нибудь из них вернуться в Джексон через Мемфис или Новый Орлеан… на per diem.
— Ну хорошо, — сказал директор. — Что же, он говорит, нужно делать?
— Вот что. Этот человек был оставлен здесь под ответственность одного конкретного должностного лица. Но доставило его обратно другое должностное лицо.
— Но он же сдал… — На этот раз директор замолчал по своему собственному разумению. Он посмотрел, уставился на эмиссара. — Ну хорошо. Продолжайте.
— Под особую ответственность назначенного для этого и наделенного полномочиями должностного лица, которое вернулось сюда и доложило, что тело заключенного более не находится в его распоряжении, иными словами, что он не знает, где находится заключенный. Все верно, не так ли? — Директор ничего не сказал. — Я все верно изложил, да? — спросил эмиссар своим приятным, настойчивым голосом.
— Но с ним это может не пройти. Я ж вам говорю, он в родстве с половиной…
— Об этом уже позаботились. Шеф нашел для него место в дорожной полиции.
— Черт, — сказал директор. — Он и на мотоцикле-то не умеет ездить. Я бы даже и грузовика ему не доверил.
— Ему не придется водить. Благодарный и изумленный штат может предоставить человеку, который верно угадал на трех всеобщих выборах в Миссисипи, машину и при необходимости кого-нибудь, кто будет водить ее. Ему даже не придется находиться в ней все время. Пусть хоть спит где-нибудь поблизости, чтобы, когда инспектор увидит машину, остановится и посигналит, он мог услышать и подойти.
— И все же мне это не нравится, — сказал директор.
— И мне тоже. Ваш заключенный мог бы избавить нас всех от этих хлопот, если бы утонул, ведь он и так всех заставил поверить в это. Но он не утонул. И шеф говорит, делайте, что сказано. Вы можете придумать что-нибудь получше?
Директор вздохнул.
— Нет, — сказал он.
— Отлично. — Эмиссар раскрыл бумаги, снял колпачок с ручки и начал писать. — За попытку побега из мест заключения десятилетняя прибавка к сроку, — сказал он. — Помощник директора Бук заслуживает перевода в дорожную полицию. Можете даже, если хотите, добавить «за безупречную службу». Теперь это не имеет значения. Решено?
— Решено, — сказал помощник.
— Тогда, может быть, вы пошлете за ним? Давайте покончим с этим.
И тогда директор послал за высоким заключенным, и тот вскоре прибыл, молчаливый и угрюмый, в новой полосатой одежде, с
