Макоумер бросил на него недоуменный взгляд, и, наконец, как бы впервые увидел Киеу. Он ощутил идущий от приемного сына мощный поток энергии, и сердце Макоумера сжалось в недобром предчувствии. Лицо его превратилось в каменную маску, мозг лихорадочно обрабатывал информацию, в голове роились вопросы.
— Что?.. — Он замолчал, сознавая, что не знает, о чем спросить. Страх и понимание бессмысленности слов на мгновение лишили его голоса. — Что происходит?
— Конец всего сущего, — Киеу сделал шаг, свет из коридора мягко очерчивал его сильную фигуру, казалось, вокруг него пульсирует сияющий ореол внутренней силы. — Вы удивлены, отец. Я не могу понять, почему. Я такой, каким вы меня сделали. Не более того. — Глаза его сверкнули. — Все, что вас окружает, вы приспосабливаете для своих целей. — Руки его взметнулись в стороны, как крылья большой хищной птицы. — Смерть вашего сына... Он принял вас за меня, понимаете? Я сказал ему, что хочу умереть.
— О чем ты говоришь?
— О, я вижу в вашем лице боль, отец, — он двигался по комнате, стремительно, бесшумно, безостановочно. — Такая же боль, как и та, которая навеки поселилась в моей душе. За то, что вы сделали со мной... и с Самнангом, вам следовало бы умереть. Вы предали его, отец, выдали убийцам, а затем прилетели на стальных крыльях, чтобы спасти меня... чтобы увезти из ада, чтобы я заново родился. Вы уничтожили убийц Сама, но прежде вы уничтожили его. Эллиот мне все рассказал. Он...
— Ложь! — взревел Макоумер. — Не представляю, где он этого всего нахватался! Это сплошная ложь. Эллиот ненавидел меня. Он...
— Он нахватался этого здесь, — Киеу извлек из-за спины пожелтевшие страницы.
Ошеломленный Макоумер попятился.
— Где?.. — прошептал он. — Каким образом?..
— Но я не желаю вам смерти, отец. Правда. Только не вам, не тому, кто подарил мне жизнь, когда вокруг была одна лишь смерть. Тому, кто вырвал меня из ада и привез... сюда, — Киеу как бы отплывал все дальше и дальше. — Нет, гораздо лучше, если вы будете жить, храня в сердце воспоминания о сегодняшнем вечере. Каждый день, каждый вечер вы будете это помнить, но и это не все: каждую ночь вы будете просыпаться в холодном поту, потому что не сможете вспомнить, как же умер ваш сын, вы будете вновь и вновь прокручивать в памяти эту картину. И когда вы наконец заснете, вам приснится его смерть, тот самый момент, вы станете кричать во сне, но проснуться не сможете. И так будет каждую ночь — до тех пор, пока разум мало-помалу не начнет покидать вас. Это и будет концом вашей жизни, отец, концом всего сущего.
Макоумер ошарашенно смотрел на Киеу, не понимая, каким образом он вырвался из-под его контроля. Когда? И вдруг вспомнил!
— Это началось после твоего возвращения, я знаю. Ты должен сказать мне, что произошло в Камбодже. Я должен это знать! Я требую!
— То время, когда вы могли от меня что-то требовать, прошло, отец. Как и ваша власть надо мной. Она уходит, ускользает с каждым вашим вдохом, с каждым ударом сердца, — и он выскочил за дверь. Силуэт его растаял, словно Киеу никогда и не было.
— Стой! — крикнул Макоумер. — Не смей уходить!
Еще тогда, когда он увидел его в первый раз, когда он разглядел, на что способен этот мальчик, Макоумер сразу понял, что без Киеу ему ничего не удастся — ни «Ангка», ни та жизнь, которую он для себя избрал. Не сбудется его мечта о полном, тотальном контроле всего и вся.
Так вот какова его карма!
Холодеющее тело сына было тому свидетельством. Макоумер обнял его. Будь проклята эта карма, думал он, сжимая в сильных руках Эллиота. Больше всего он сейчас хотел броситься вслед за Киеу, но не мог. Он не мог оставить сына, словно его руки могли даровать Эллиоту столь нужную ему при жизни и бесполезную сейчас защиту. Но Макоумер не хотел думать о бессмысленности своих поступков, завершением которых стал сегодняшний вечер.
Он пытался анализировать ситуацию. Как это могло произойти, в сотый раз спрашивал себя Макоумер, как Эллиот нашел его дневник? Ему казались невероятными сами события, и тот факт, что он больше не мог ими управлять.
Он закрыл глаза: вот и сердце колотится, как сумасшедшее, словно тоже решило обрести свободу, подумал Макоумер. Усилием воли он задержал дыхание, сделал медленный выдох, и постепенно мысли его упорядочились.
Я отправлюсь за ним, думал он, обязательно отправлюсь. И очень скоро.
Трейси был уже почти на самом верху лестницы, как вдруг почувствовал, что падает. Ступеньки стремительно уходили из-под ног.
* * *
Он с трудом восстановил равновесие, но ударившее его плечо было словно отлито из железа. Перед глазами мелькнуло очень красивое мужское лицо, на котором, словно раскаленные угли, сверкали раскосые глаза. Пламя в этих глазах заставило Трейси вспомнить облитые напалмом пальмы, весело потрескивавшие в огне, словно рождественские свечи.
Картина так живо встала перед его глазами, что Трейси наморщил нос, желая избавиться от характерного запаха горящего напалма.
Он выбросил вперед руки, но они соскользнули с могучего плеча. Тень резко повернулась и попыталась уйти от Трейси прыжком через перила, но он сменил позицию, блокируя этот маневр противника.
Освещение здесь было очень плохое. Уловив перед собой движение, он вначале не уловил его сути, а когда, наконец, понял, едва не опоздал: сверкнувший прямо перед глазами металлический предмет мог бы оказаться последним воспоминанием об этой жизни, если бы не отменная реакция, — Трейси опустился на колено и толчком бедра ушел с линии удара.
В правой руке противник сжимал короткий стальной цилиндр. Сделав неуловимое движение кистью, человек на лестнице выбросил руку вперед, из цилиндра, словно телескопическая антенна, вырвался гибкий стальной стержень длиной не менее двух футов. Трейси слышал об этом оружии, но видел его впервые. Это было кейджо, любимое средство защиты и нападения японских мафиози-якудза.
Поставив мягкий блок левой рукой, Трейси приготовился нанести удар кулаком правой.
Гибкий рифленый стержень с шипением спрятался в цилиндре-ручке, и Трейси вдруг понял, что Мойру забили именно этим оружием.
Новый поворот кисти, и на блокирующую руку Трейси, чуть ниже запястья, обрушился страшный удар. Он был готов к нему, но боль оказалась настолько резкой, что он поморщился. Ударная часть кейджо вновь скрылась в цилиндре, противник начинал новую атаку, и Трейси подумал: еще одного удара он не выдержит. Ни один человек, сколь идеально бы он не был подготовлен, не смог бы продолжать схватку после двух таких ударов.
Правая рука Трейси рванулась вперед, мощный удар двумя набитыми костяшками-кентусамипришелся в грудь противнику, чуть выше сердца. Миндалевидные глаза широко раскрылись, губы искривила гримаса боли. В неверном свете Трейси увидел ровные, ослепительно белые зубы. Но стальной прут вновь рванулся вперед.
На этот раз Трейси видел начальную стадию удара и успел приготовиться. Он сместился вправо, позволив гибкому пруту вскользь коснуться блока и, метнувшись вперед, левой рукой сумел ухватить цилиндр. Он напряг мышцы, почувствовал ответную реакцию противника, пытающегося освободиться из захвата.
Трейси резко расслабил левую руку и нанес еще один удар правой. Кулак его опустился в то же самое место, что и в первый раз — в область сердца Киеу, но сейчас удар был направлен сверху вниз, и сила его значительно возросла.
Киеу зашипел от боли и потерял равновесие. Трейси сделал вращательное движение левой кистью, и цилиндр оказался у него в руке. Кейджо был привязан к запястью Киеу тонким, но очень прочным кожаным ремешком, и Трейси нанес еще один удар правой рукой, отбрасывая Кису назад и пытаясь порвать ремень.
Это ему удалось, но цилиндр упал, и теперь Кису и Трейси оба были безоружные. Камбоджиец быстро оправился от неожиданности и обрушил на Трейси шквал режущих ударов, которые выполнял с такой быстротой, что Трейси был вынужден уйти в глухую оборону.
Поэтому он не почувствовал, как Киеу поймал в захват его правый локоть, а когда понял это, было уже поздно: нажав на болевой центр, Киеу сбил его с ног, и Трейси ударился спиной о перила лестницы.
Не давая противнику прийти в себя, Киеу нанес удар коленом в солнечное сплетение, сбил Трейси дыхание, и тому ничего не оставалось, как повиснуть на плечах камбоджийца.
Два удара в нервные центры на груди практически парализовали Трейси, какую-то долю секунды он не мог шевельнуть руками.
Киеу отодрал ослабевшие пальцы Трейси с плеч и повернулся, чтобы уйти. Трейси с большим усилием выбросил вперед левую ногу и нанес Кису удар в лодыжку. Ступня камбоджийца была в этот момент прижата к краю ступеньки, и потому удар переломил кость щиколотки, словно это был сухой прут.
Но для того чтобы остановить Кису, этого было недостаточно: мгновенно вернув равновесие, он нанес боковой удар ногой в лицо Трейси, но слишком высоко вынес бедро, и Трейси, вновь почувствовавший свои руки, выстрелил правый кулак точно в пах противнику.
