Евгений Богарне приехал в Вену со своим тестем, королем Баварии, и тоже дожидался окончания конгресса.
Нет, его, бывшего полуправителя Италии, нисколечко не занимали споры вокруг передела земель и переноса границ. Не претендовал он и на свою, скорее всего эфемерную, чем представлявшую какое-либо значение в действительности, королевскую роль. По рождению он был наследником рода маркизов и графов, по жене Августе — родственником одного из могущественных германских королей.
Однако результаты заседаний конгресса все же его, безусловно, интересовали. Пасынок Наполеона и его бывший видный военачальник, он вверил свою судьбу высокому собранию глав правительств и ждал от него решения.
После отречения Наполеона Евгений Богарне сразу же выехал в Мюнхен и как бы порвал со своим прошлым. Он не стыдился его. Он верно служил Франции и, хотя был близок к императору, не злоупотреблял его властью, был, что называется, благороден, честен и совестью своею чист перед другими.
Достоинство, с которым он держал себя, сразу произвело впечатление на российского императора. И когда в доме Талейрана впервые возник разговор о том, кому наследовать французский престол, Александр Павлович наряду с именем Бернадота назвал и его, Евгения Богарне.
Дни, проведенные в Вене, окончательно подружили царя и сына Жозефины. Сравнительно молодой, тридцатитрехлетний генерал был блестяще образован и хорошо воспитан, обладал ровным и спокойным характером, а манеры его и вовсе являлись безукоризненными.
Все это Александр Павлович очень высоко ценил в людях. И еще, что особенно понравилось царю, — Богарне не заискивал и не искал протекции или защиты. В этом, отмечал довольный царь, брат, безусловно, походил на свою мать и свою сестру, встречи с которыми в Париже не уходили из памяти. Потому так больно, так глубоко пережил Александр Павлович неожиданную кончину Жозефины, невзначай схватившей простуду и не смогшей ее перебороть.
Евгений не хотел возвращаться в Париж. Он решил начать свою жизнь как бы заново, вне связи с тем прошлым, к которому уже не было возврата. Но для этого следовало получить какой-либо законный статус.
Наследный принц Швеции, находившийся также в Вене, предложил передать Евгению Богарне свой титул князя Понтекорво вместе с владениями в Италии.
На человеческих отношениях бывшего маршала и бывшего генерала, к тому же воевавших в последнее время друг против друга, противостояние это никак не отразилось. Более того, Бернадот сделал истинно королевский жест, когда его давний боевой товарищ оказался в беде.
Здесь мы чуть забежим вперед и скажем, что сын Бернадота, то есть будущего короля Швеции Карла Четырнадцатого Юхана, Оскар будет впоследствии женат на дочери Евгения Богарне — Жозефине. Оскар тоже станет Шведским королем и королевой — Жозефина.
В Вене, однако, жест наследного принца оказался без последствий. Конгресс не согласился передать в собственность французскому генералу итальянское княжество. Тогда тесть, король Баварии Максимилиан Первый, сам подарил Евгению княжество Эйхштедтское и титул герцога Лейхтенбергского.
И — простите — еще одно отступление. Под этим герцогским титулом сын Евгения Богарне, тоже Максимилиан, станет потом мужем великой княгини Марии Николаевны — дочери русского царя Николая Первого.
Прогулка по дорожкам венского парка принесла удовлетворение обоим. И Александр Павлович, возвращаясь к себе, искренне пожалел о том, что слишком уж мало времени мы в своей жизни проводим вот так, счастливо, с теми, к кому стремится душа. Но ничего — еще нынче можно встретиться вновь и всласть наговориться.
Меж тем во дворце императора уже ожидал Чернышев.
— Ваше величество, позвольте ознакомить вас с бумагой чрезвычайной важности, — доложил он.
— Никак он движется в сторону Вены? — имея в виду Наполеона, попробовал пошутить царь, поскольку пребывал еще в прекрасном расположении духа.
— Куда направляется теперь бывший французский император, я не могу вашему величеству точно указать. Но мне стало известно, где находятся его ближайшие сообщники.
— Не хочешь ли ты, Чернышев, сказать, что они именно здесь, в столице Австрии?
— Об этом я и намеревался сообщить вашему величеству.
— Так кто же они? — нетерпеливо потребовал Александр Павлович, которому надоело выслушивать загадки.
— Осмелюсь назвать одного. Однако самого опасного и ловко притворившегося вашим другом. Его имя — Евгений Богарне.
Царь невольно отступил назад, лицо стало белым, а икра на ноге мелко задрожала.
— Не ожидал, Чернышев, что ты окажешься способным играть с огнем. У тебя имеются доказательства?
— Так точно, ваше величество. Вот письмо его сестры — герцогини Сен-Лё к нему, ее брату, — с этими словами генерал-адъютант вынул из портфеля листок бумаги и положил его на стол.
Император сел и приблизил к глазам лорнет.
— Прости, Чернышев, но я ничего не понимаю. Это просто родственное письмо. Возвратился папа, сообщает сестра, с чем и спешит поздравить брата. Папа, я допускаю, он, узурпатор. Но ведь его бегство известно уже всему миру! Какой же это секрет?
— О новостях можно сообщать по-разному. Можно с огорчением или укоризной. Можно же — с выражением подлинного счастья и радости. И, что следует из данного письма, — с надеждой, — высказал свое мнение Чернышев.
— Но слова восторга — ее, Гортензии! — недовольно перебил Александр Павлович. — Как сие письмо способно характеризовать отношение Евгения Богарне к происходящему? Вон же, гуляя с ним не менее часа, я не услышал от него одобрения совершенного его отчимом. И потом — это же не рука королевы Голландии. Право, канцелярский почерк, словно водил пером писец тайной полиции.
— Ваше величество правильно определили. Перед вами — список, сделанный тайно лично для вас Сангеленом. Письмо же он велел не задерживать и переслать по назначению. Достаточно вашего повеления, и генерал Богарне предстанет перед вашим величеством. От того, как он себя поведет, уличенный в получении письма, вы с определенностью решите, вступил ли он уже в преступную связь с человеком, объявленным конгрессом вне всяких законов, и в чем сия связь уже выразилась. На всякий случай, ваше величество, я распорядился дом, что снимает Богарне, взять под негласное наблюдение.
— Не кажется ли тебе, Чернышев, что ты своими поступками бросаешь тень не только на человека, являющегося образцом честности и порядочности, но и на меня, твоего императора? — В голосе Александра Павловича послышалось плохо скрываемое раздражение.
