Кюре приступил к обряду. Когда он закончил, его посетительница не взяла ребенка обратно. Со смущенным видом она стояла перед священником.
— Я прошу вас об огромной услуге, отец мой. Вы можете оставить его у себя?
Сидуан Флорантен взглянул на нее с удивлением.
— Что это значит?
— Я вынуждена хранить тайну. Могу сказать одно: от этого зависит его спасение.
Из складок плаща она вынула синий кожаный кошелек.
— Пожалуйста, возьмите.
Сидуан Флорантен взял предмет в руки. Из его памяти еще не стерлись воспоминания о высшем свете, и он сразу же узнал аромат, источаемый кошельком. Это была «дамасская вода» — редкое и дорогое благовоние.
— Для ваших бедняков и для этого ребенка, если вы пожелаете.
— Но кто вы?
— Благодарю вас, отец мой…
Рейнет де Куси положила младенца перед алтарем, перекрестила его и удалилась. Кюре подошел к младенцу, который совсем не казался встревоженным и тихонько попискивал, улыбаясь жизни, что открывалась перед ним.
Кюре развязал тесемки кошелька и, увидев содержимое, не мог сдержать крика. Он ожидал увидеть довольно значительную сумму, но только не такую: более пятидесяти золотых, целое состояние!
Священник опустился на колени перед младенцем, с изумлением разглядывая его. Да, он примет и воспитает этого ребенка, посланного ему небесами при столь поразительных обстоятельствах. Кюре заговорил с малышом, и голос звучал почти робко:
— Кто ты, Рено Сент-Обен, ты, который родился в роскоши, но будешь жить в нищете? Какая трагедия предшествовала твоему рождению, коль скоро ни богатство, ни власть не смогли избавить тебя от жестокой судьбы?..
Минуту помолчав, Сидуан Флорантен вновь нарушил молчание:
— Я знаю, кто ты, Рено Сент-Обен: ты явление непостижимой воли Господа. Бог послал мне тебя, чтобы ты всегда был перед моими глазами.
И он в обожании простерся ниц перед младенцем, как будто это был сам Дитя Иисус.
Глава 17
БИТВА ПРИ АЗЕНКУРЕ
Король Генрих IV, занятый борьбой со сторонниками Ричарда II, не спешил возобновлять военные действия с Францией. Зато эта война стала первой заботой его сына, Генриха V.
В год вступления на престол, то есть в 1413-м, ему было двадцать пять лет, и выглядел он весьма непривлекательно: круглая голова, водянистые глаза, узкие лоб и нос, резкие черты лица и грубый шрам на левой щеке. Но при этом Генрих V обладал несомненным умом, прекрасно умел владеть собой, был человеком волевым и даже жестким.
Тщательно подготовив почву и использовав для этого, в частности, широкую шпионскую сеть, Генрих V решил, что настало время переходить к действиям. Весной 1415 года он взял себе герб, на котором были изображены и английские леопарды, и французские геральдические лилии, провозгласил себя королем Франции и объявил войну Карлу VI.
12 августа он взошел на борт флагмана. Английский флот состоял из восьмисот кораблей, на борту которых находились две тысячи рыцарей, две тысячи пехотинцев и шесть тысяч лучников…
Адам Безотцовщина, возвратившись в Англию после осуществления своей мести, теперь носил форму английского солдата, где на латах красовался герб с леопардами и лилиями. Погода стояла чудесная, и сам Адам не сомневался в конечном успехе. Близилось время, когда все его надежды будут осуществлены.
Благодаря попутному ветру всего через два дня, 14 августа, флот оказался в устье Сены, у берегов Нормандии. После тридцати пяти лет относительного затишья война возобновилась…
***
Известие о высадке англичан принес в замок Вивре на следующий день посланник графа Ришмона, младший брат герцога Бретонского Иоанна V.
Франсуа читал послание, одетый в скромное серое платье, как он привык одеваться после успешного завершения последней ступени Деяния. Рядом с ним стояла Юдифь, вся в черном, а позади — Шарль и Изидор Ланфан.
Вот уже два года Шарль де Вивре жил у своего деда. За это время он превратился в собственную тень. После смерти Анны он погрузился в беспросветное отчаяние. Поначалу он пытался бороться с этим, как только мог, и прибегал к помощи поэзии. Но ему не удалось заговорить свою боль. Утрата жены сделала его поистине безутешным.
Крестной матерью маленького Анна стала Бонна Орлеанская. Юная герцогиня, которой в ту пору исполнилось лишь тринадцать лет, восприняла новорожденного как чудесную живую куклу и окружила его заботами. Ей помогала опытная компаньонка. Крестный отец Анна, Жан, внебрачный сын герцога Орлеанского, был еще младше — лишь на десять лет старше самого младенца.
По прибытии в Париж Шарль де Вивре узнал о мучительной смерти своего отца. Сломленный этим последним ударом судьбы, он отправился к Франсуа в сопровождении верного Изидора Ланфана. Отныне он ожидал лишь возобновления военных действий и готовился тотчас же принять участие в сражении, откуда не собирался возвращаться…
Его приезд вызвал у Франсуа живейшее волнение: гибель сына и неизлечимый недуг внука, из-за чего молодой человек не мог стать его наследником, — пережить все это было невероятно тяжело. Франсуа только надеялся, что Луи, ставший красной птицей ценой крови, успел перед смертью увидеть свет Севера и что сын Шарля, Анн, сможет когда-нибудь занять его место.
Между тем Франсуа успел чрезвычайно высоко оценить достоинства Изидора Ланфана. Великолепный воин, Изидор обладал интеллектуальными и нравственными качествами, которые ставили его превыше многих и многих. Он умел правильно и трезво оценивать ситуацию, у него было обостренное чувство долга. Если Господу будет угодно, позднее он станет идеальным оруженосцем для юного Анна…
Посланец графа Ришмона передал сиру де Вивре указания. Бретонские рыцари должны собраться в Ренне, французские — в Сен-Дени. Что касается точной даты начала кампании, пока она еще не была определена.
Прощание Франсуа и Шарля оказалось недолгим и весьма тягостным. Франсуа предложил внуку взять меч алхимика, тот самый, закапанный его кровью, — меч, которым была завершена красная ступень Деяния. Но внук осторожно отвел руку деда.
— Благодарю вас, монсеньор, но я не сумею им воспользоваться. Позднее его нужно будет передать Анну.
— Какое же оружие возьмешь ты?
— Никакого. Я буду рыцарем без меча.
Затем Шарль, сопровождаемый Изидором, отправился в конюшню и выбрал там черную лошадь. В последний раз поклонившись деду, он покинул замок.
Этим чудесным летним утром Франсуа де Вивре, забравшись на крепостную стену, смотрел ему вслед, пока тот не исчез из вида. Впервые после отъезда отца — то было семьдесят лет назад — Франсуа видел свой собственный герб, который нес другой человек, а не он сам. На щите Шарля герб был дополнен золотой гербовой связкой, обозначающей, что этот рыцарь является не носителем титула, но лишь его потомком. У Изидора Ланфана на конце пики болтался флажок — треугольная орифламма тех же цветов. Вскоре оба они исчезли в ближайшем леске.
