Спрашиваю, как бы рассуждая вслух:
- Иногда я не понимаю… Всё же, абсолютное большинство людей – вполне адекватно, имеет хоть какие-то мозги, очень хорошо понимает – чем это им грозит и, тем не менее… Как это объяснить, Иосиф Соломонович?
Видать, я задел его «за живое»:
- Часто участвуя в судебном процессе (не только про новой власти, не подумайте!), я поражался отсутствием разницы в психологии между находящимися на скамье подсудимых и публикой в зале. Они, «плоть от плоти» друг друга, нашего быта, нашей вере в «бумажку» - а не в человека… Между ними, не боюсь этого слова – даже существует какая-то психологически-интимная связь! И мне становилось просто по-человечески жалко…
Он надолго замолчал, потом:
- …Вот смотрю я на наших молодых людей: они так любят женщин, вино и азартные игры, что ради них - готовы на самые жесточайшие пытки. Ради чего? В таком возрасте женщин можно любить бесплатно, а пойти в театр на хороший спектакль – разве это не сильнее будоражит кровь и, не является большим развлечение - чем казино…?!
- Разве лучше этого - рискуя попадаться в цепкие лапы следователей, прокуроров, судей – слюнявить раскрашенных дур и, до рвоты наливаться вином?
Задав такой вопрос, гражданин Брайзе, сам же на него и ответил:
- Куда деваться «нормальному» человеку («мещанину» то есть), когда ему хочется прямо сейчас, всего и много? Винца, да так - чтоб именно доверху «залиться», а не бутылочку-другую с получки выпить. И женщин, не одну - жену, соседку или секретаршу, с их претензиями да капризами иметь, а много и причём таких – чтоб с ними можно было не стесняться каких-то условностей! Чтоб, цирковыми собачками стоя на задних лапках - выполняли все желания и, чуть что не так – сапогом в морду и «пошла вон»!
- Мещанин идёт на преступление и рискует здоровьем, свободой, самой жизнью - не просто ради денег, вина или женщин… А доступностью того - чего лишён его ближний! Вот ради этого, будущий преступник готов предстать перед следствием и судом и, понести любые – даже самые тяжкие наказания.
Да! Как я уже неоднократно говорил: ошибка большевиков - решивших построить «новое общество», не идеологическая или экономическая – а генетическая. Природу человеческую, увы, никому изменить не дано.
Кроме, разве что - самого Господа Бога!
Но ему видать, нет никакого дела до нас…
Наконец, спрашиваю самое главное:
- Иосиф Соломонович! Вы так замечательно умете говорить и, так хорошо разбираетесь в юриспруденции… Про ваш философский склад ума, я уж промолчу!
Понимает руки «в гору» и, смеясь мотает головой, ненастойчиво отрицая свои таланты:
- Если бы, я хоть немного соответствовал вашим хвалам, Серафим Фёдорович – мы бы с вами сейчас, в этих стенах не беседовали.
- И, тем не менее! Не могли бы Вы кроме консультаций, вести уроки по основам юриспруденции и учить ораторскому искусству? У меня есть группа очень толковых, способных ребят…
Задирает бородку и поблёскивая пенсне, смотрит куда-то в сторону:
- Ну, не знаю, не знаю… Конечно, если прикажите, гражданин начальник…
Привычка торговаться, даже сидучи на нарах - у представителей этого народа неистребима!
- Раз в две недели «комната свиданий» сверх «графика» и двойной оклад учителя советской средней школы на ваш счёт в банке.
- Хм, гкхм…
Повышаю ставки:
- Хорошо, уговорили: тройной оклад. А вот насчёт «графика», прошу прощения – «прачки» у нас не резиновые…
Хитро прищуривается:
- В России, ещё и с «прачками» недостаток?
Вот же жидовская морда, да?! Прямо – жилы с меня тянет.
- Хорошо, Иосиф Соломонович! Будет Вам своя, персональная «прачка». Но, чтоб детишек моих учил…
Я наклоняюсь через стол и подношу к его носу кулак:
- …Как своих собственных, готовя их к процессу по разделу имущества вашего дедушки-миллионера!
***
Исправительно-трудовой лагерь согласно моего проекта - должен быть на самоокупаемости, хозрасчёте и самоуправлении. Его администрация и охрана лишь следит за внешним периметром и соблюдением той же законности внутри – проводя какие-то свои «оперативные» мероприятия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Как уже говорил, для внутренней административно-хозяйственно деятельности и ведения внешней отчётности, я выбрал зэка Овильянского Илью Михайловича. Это уже сравнительно пожилой человек немногим менее пятидесяти лет, происхождением из потомственных дворян. Как хозяйственник и администратор, он должен быть на высоте: сперва служил чиновником при последнем Царе, затем - «ответственным работником» при первом Председателе Совнархоза… То есть совслужащим – тем же чиновником.
Как говорил Вождь первого в мире государства рабочих и крестьян в 1919 году:
«Нам, большевикам, только кажется, что мы управляем Россией. На самом деле сто тысяч русских чиновников как управляли страной, так и продолжают управлять».
Вот, Илья Михайлович, как раз из числа тех – «ста тысяч» бывших царских чиновников, управляющих ныне Страной Советов.
И другого «опыта» у него с избытком!
За все почитай - шесть лет Советской Власти, он хотя бы раз в год - да садился в тюрьму за экономические преступления. Говорит, что мол - по оговору и, я ему охотно «верю». Всё же любопытно стало, многое всякое про советские тюрьмы той поры слышал и, после деловой беседы, спрашиваю:
- Илья Михайлович! Вы так много «ходок» за плечами имеете… Неуж, у нас в советских тюрьмах для Вас - «как мёдом мазано»? Расскажите, как там сидится-живётся и что в них хорошего? Может и мне захочется… Хахаха!
Тот, понимающе улыбается и трёт носовым платком толстую шею:
- Настоятельно не рекомендую! Тюрьма, молодой человек, как и семья - ячейка нашего общества. Для кого-то она как мимолетная связь с проституткой, для кого-то как любовь пожизненная. Одни предпочитают неволе смерть, другие хотят укрыться за стенами тюрьмы от каких-то ещё более страшных превратностей судьбы. Но, всё равно для любого человека - она всегда страшна и отвратительна тем, что лишает его возможности свершения простейших поступков. Нельзя, например, лечь и встать когда хочешь, выйти на улицу или наоборот – войти в какой-нибудь дом, какой захочется. Согласитесь, что может быть страшнее и отвратительной этого?
Соглашаюсь, кивая:
- Только любовь с самкой гориллы…
- Хахаха!
Крестится на вдалеке виднеющийся купол Благовещенского Храма Ульяновска:
- Слава Богу, самому не довелось - но при Императоре, говорят, сидеть было ещё страшнее. Могли наказание за что-нибудь помещением в одиночный карцер на два года, в кандалы заковать или розог всыпать… Для низших сословий, конечно. К дворянам, лицам духовного звания и купечеству - таких мер не применялось.
Видно, забавного старикана прибило поболтать и, я не стал ему препятствовать, внимательно и с большим интересом слушая.
- При новой власти, конечно сперва тоже было не мёд. Первый раз меня задержали в январе 1918 года прямо на улице и доставили в арестантский дом - лишь как «подозрительное лицо»… Не понравилось, оно им - видишь ли! Продержали неделю и отпустили. Однако, я Вам скажу – «впечатлений» хватило надолго…
- …Не было разделения арестованных на взрослых и несовершеннолетних – все в одной куче. В камере нет ни матрацев, ни подушек, стоит нестерпимая вонь - весь пол сплошь залит лужей разлагающейся мочи, В баню никогда не водят, чистого исподнего белья не выдают, люди месяцами сидят в кишащей паразитами одежде, на драных лохмотьях вместо постели… Пища для арестованных, заставляет желать не только «лучшего» - а хотя бы её присутствия в достаточном количестве на столах! Чаще всего, дают два раза в день похлёбку из жаренного в растительном масле лука и фунт черного хлеба…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- …На следующий год, уже несколько получше было. Я в 1919 году два раза сидел: первый раз - вообще «ни за что», второй раз - по навету сослуживца мне завидовавшего и разинувшего свой рот на мою пайку. Тогда в Москве три исправдома было - в Кривом переулке в Зарядье, Сретенский исправдом в 3-м Колобовском переулке и Мясницкий дом заключения в Малом Трехсвятительском переулке, у Хитровской площади. Ну и ещё существовал «образцовый» женский исправдом в Новоспасском монастыре, где сидела дочь Толстого - Александра Львовна. Там, ещё помню, над входом было начерчено: «Преступление искупается трудом». Я в первый раз в тот год, в «Кривом переулке» - три месяца отбыл, а во второй раз - повезло попасть в Мясницкий дом заключения, точнее в «Лобаново» - его сельскохозяйственное отделение за городом.
