— Три, — осматривая комнату через разбитое окно, сказал я. — Три тополя на Плющихе, а не два.
Приемная — чисто; комната для отдыха — чисто; кабинет — чисто. На полу валялись разбитые ампулы, коробки из-под лекарств, журнал приема больных и халат светло-зеленого цвета. Операционная — чис… Это что такое? На операционном столе лежала привязанная за лапы собака с вскрытой брюшной полостью и странно дергалась, стараясь освободиться от держащих ее ремней. Собака-зомби? Ничего себе новость!
Выйдя на улицу, прикурил две сигареты и передал одну из них Айвару:
— Там в операционной лежит пес. Живой, а точнее — частично живой, сиречь зомби. Прикинь, животные тоже подвержены этому вирусу.
— Убил?
— Нет, не стал стрелять, чтобы ты тут не дергался. Сейчас пойду пристрелю.
Зачистив первый этаж, помог Айвару перебраться в приемную, кое-как закрыл входную дверь и начал осматривать кабинет. В доме, насколько мне было известно, был еще цокольный этаж, куда можно было спуститься прямо из коридора по лестнице, и обширный чердак, куда мне соваться совсем не хотелось. Кабинет вычистили напрочь — ни тебе лекарств, ни инструментов, лишь на столе сиротливо валялся стетоскоп, по-видимому забытый кем-то из докторов. Как же мне не хочется лезть вниз, но придется. Аккуратно спустившись по лестнице, я щелкнул выключателем, не заходя в комнату. Ну да, конечно — света не было. Из жилета достал небольшой маглайт и осветил помещение. Маленькое, пять на десять метров, с двумя небольшими окошками, закрытыми жалюзи. Спортивный тренажер, рядом диван и небольшой, уставленный кофейными чашками стол. В углу — покрытая пылью боксерская груша. Видно, кто-то из докторов устроил себе «уголок отдыха» от клиентов. Я прислушался — тихо. Ну что делать, надо проверять, может, что-нибудь полезное и найдем. Тяжела жизнь мародера, постоянно куда-нибудь лезть надо…
Обыскав подвал снизу доверху, я нашел небольшой ящик с медицинскими нитками, раны зашивать, иглы, пачку одноразовых шприцев и литровую банку со спиртом. Уже собрался уходить, когда обратил внимание на еще одну, закрытую дверь. Точно, здесь же еще одна комнатушка была — насколько помню, там печка, уголь для отопления дома и запасной генератор, в этом районе часто электричество отключали. Подошел к двери, прислушался — внутри было тихо. Ну блин, ведь придется лезть, хоть и страшно. Осторожно, уперев в дверь ногу, приоткрыл и посветил фонариком — пусто. Причем пусто в плохом смысле этого слова — черной грудой лежал уголь, дрова, а вот генератора, увы, не было. Не повезло. Мародеров понять можно — если, осматривая дом, они его нашли, то такую ценную вещь загрузили в машину первой.
Вынеся свои находки наверх, я увидел Айвара, прижимающего палец к губам. Он, сделав большие глаза, показал пальцем в потолок:
— Робби, там кто-то есть, — одними губами прошептал он.
— Ну, блин, еще одна радость на мою седую, тьфу, лысую голову…
Подойдя к лестнице, я прицелился в люк и ясно сказал:
— Господа сидящие наверху! Меня зовут Роберт, человек я терпеливый, но не сегодня. Предлагаю аккуратно спуститься вниз, зла не причиню. Если вы из персонала лечебницы, то должны меня помнить, я ваш постоянный клиент. Только, ради бога, без резких движений.
Сначала наверху стало тихо, потом кто-то, всхлипнув, тихо назвал мое имя:
— Да, Роберт, я помню.
— Прекрасно, что помните. Скажите, как зовут моего зверя. Это так, для проверки, что вы из персонала.
— Кот, пушистый такой и злой, Левка, кажется. — Голос был определенно женский и знакомый.
«Злой Левка» — да, это про моего зверя. Докторов он не любил со страшной силой, даже до когтей дело не доходило, — сразу зубы в ход пускал.
— Выходим, только аккуратно…
Люк приоткрылся, потом в проеме появилось лицо. Аста?
— Черт побери, Аста, узнала меня? — Я немного опустил пистолет и заставил себя улыбнуться. — Алло, узнала, спрашиваю?
— Да, узнала, — тихо ответила она и, усевшись на край люка, разрыдалась.
Роберт 27 марта, часом позже
— Потом я услышала подъезжавшую машину, увидела этих людей с ружьями и спряталась на чердаке. Гедиминас собирался делать ремонт в лечебнице, и там были сложены тюки с ватой. Спряталась за ними, слышала, как они разбили окно, а потом ломали дверь. Я так испугалась, что даже дышать боялась, думала, меня услышат.
— Ты давно здесь, в лечебнице, сидишь?
— Третий день, — тихо сказала она, и ее губы задрожали. — Я есть очень хочу.
— Нам бы домой добраться, тогда и накормим. А, черт! — Айвар неудачно повернулся и зашипел, как мой кот. — Угораздило нас нарваться! Робби, глянь у меня в рюкзаке, я вроде пару шоколадок из дома брал.
Ногу, с помощью Асты, мы ему привели в более-менее нормальный вид. Ранение было нетяжелым, так, скорее глубокая царапина. Рану промыли и даже зашили — удачно нитки нашли. Правда, срок годности уже истек, поэтому они в подвале и лежали, но, думаю, это не особенно важно. Шили по живому — раненый шипел, матерился, но терпел. Через две недели будет прыгать. Рэмбо, блин.
— Робби, а что с «ситроеном»? — спросил Айвар.
— Полная задница, — пробит радиатор, два колеса и какой-то электронный блок с правой стороны. В общем, мы не механики, так что машина, на мой косой взгляд, свое отъездила. И еще одна плохая новость. — Я усмехнулся: — Твой любимый диск Криса Ри тоже разбили.
— Сволочи. Машину, конечно, жалко, но диск… Убил бы! — Он задумался и спросил: — Что делать-то будем? Брошенных машин в пределах видимости я не видел.
— Аста, ты на чем сюда приехала? — Я повернулся к девушке, которая тихо жевала шоколадку, найденную в рюкзаке.
— Меня главный врач, Гедиминас, привез. А потом он уехал за своей семьей, сказал, что вернется через час. Мы собирались к нему в загородный дом переселиться. — Она сжала губы; видно, что еле сдерживает слезы.
— Ладно, не плачь, все самое плохое уже позади. Не бросим же тебя здесь, такую красивую. И доктор нам нужен, у нас даже раненый боец имеется.
— Я ветеринар, а не доктор, — попыталась улыбнуться она.
— Так и раненый под стать — что ты в нем человеческого видишь? Звэр, чистый звэр. Разве что живой. Ладно, веселье потом, давайте о сложившейся ситуации. До дома — пять — семь километров. В мирное время прогулочным шагом за час можно дойти. Сейчас — не знаю, пара часов как минимум, а скоро стемнеет. Я единственный, который может дойти до дома и пригнать сюда машину. Кстати, коллега, давай сюда ключи от своего «Лимона», они у тебя. Одного Айвара бросить нельзя, он у нас этот, как его, «в попу раненый боец». Пардон, конечно, но из песни слов не выкинешь. Значит, делаем так: беру сайгу и свой зеленый глок. Передвигаться по городу с дробовиком — несерьезно. Вам остается трофейный глок и бенелли. Кстати, сколько к нему патронов?
— Около двадцати в жилете и тридцать — сорок в мародерке. — Айвар кивнул на рюкзачный подсумок жилета. — Слушай, как ты пойдешь? Мимо двух торговых баз, Senukai и Urmas? Да еще «Maxima» по пути? Блин, это же рассадники зомби!
— Значит, сотня патронов. Лады, оставлю еще четыре магазина для глока. Сигареты, вода во фляжке, с едой потерпите, а бинты у тебя есть. Если бы не эти три торговые точки, мы бы втроем пошли, а так — иду один. Резонно? В общем, времени у меня до темноты. Если не вернусь завтра до обеда — значит, совсем не приду. Тогда выбирайтесь сами.
— Робби, только не лезь никуда, знаю я тебя… — Айвар посмотрел на меня и закончил: — Запомни, у нас еще дел много.
Перекурив и хлебнув воды напоследок, закинул в карман пару сигарет — на дорогу мне хватит, если будет время на перекуры. Переложил к себе в жилет магазины к сайге и повесил ее «по-афгански», на грудь. Попрыгал по привычке. Двинули…
Роберт 27 марта, вечер
Серая лента улицы вытягивалась к горизонту и обрывалась, плотно покрытая туманами пожарищ. Если так пойдет и дальше, то центр города очень быстро выгорит напрочь; дома там стоят плотно, тушить некому, так что это вопрос недели-двух. Я прошагал метров пятьсот, а радиосвязь с Айваром уже пропала, что, в общем-то, понятно: в городе любительские радиостанции работают плохо, несмотря на паспортную дальность в шесть километров, — здания мешают. По пути попались две брошенные машины, одна из них была замысловато перечеркнута строчкой пулевых пробоин. Мародеры резвились? Я усмехнулся: а сам-то что, такой же мародер! Проверил салоны; внутри никого не было, на помятом капоте были видны засохшие следы крови. Если кто-то из пассажиров и пострадал, то уже восстал из мертвых и бродит по округе. В багажнике одной машины лежала сумка, почему-то выпачканная глиной и, непонятно по какой причине, оставленная мародерами без внимания. Внутри лежали несколько женских свитеров грубой деревенской вязки и пухлый бумажный пакет, перетянутый желтой резинкой. Документы, пачка денег в литах и мешочек с золотыми украшениями. Свитера, вспомнив про Асту, я убрал в рюкзак, туда же закинул и золото — может, пригодится. А деньги? Запустил. В небо. Зеленым дождем, как салют в честь бессмысленной гонки под названием «сделать жизнь».