— Допустим… своим обязательствам…
— Интересно, ну что ты-то можешь в этом понимать? Помолчи-ка лучше, в конце концов ты меня рассердишь! Соня, любовь моя, прости, но я должен уходить — меня ждут клиенты.
— Да, мой толстячок, иди…
— Я приду как только освобожусь, но, если ты заснешь, не стану тебя будить.
— Как ты деликатен, мой дорогой…
Поцеловав еще раз больную в лоб, Альбер попросил дочь немного побыть с мачехой в его отсутствие. Оставшись одни, женщины с нескрываемой ненавистью взглянули друг на друга. Первой не выдержала мадам Парнак.
— Вы терпеть меня не можете, правда?
— Не то слово!
— Вот как? И за что же?
— Святая невинность! Разве не по вашей милости отец оказался в столь жалкой роли?
— Какой еще роли?
— Обыкновенной — рогоносца.
— Какие гадкие слова, — насмешливо бросила Соня, — напрасно вы слушаете сплетни.
— Тут и без посторонних ясно что к чему.
— Ну-ну!
Мишель подошла к постели.
— Вот тебе и ну! Зарубите себе на носу, мадам. На ваших любовников мне плевать. Раз отцу нравится, когда его топчут ногами, то это его личное дело! Но Франсуа вам лучше бы не трогать!
— Франсуа?
— Да-да, того самого Франсуа, с которым вы встречались ночью!
— Хотите сказать, что это он меня ударил?
— Вы же отлично знаете, что не он!
— Тогда… это вы?
— Будь это я, вы бы так легко не отделались.
Соня расхохоталась.
— Приятно видеть, моя крошка, как ревность делает из вас настоящую женщину… безоружную, правда.
— Ничего, у меня есть то, чего больше нет у вас: молодость!
Соня пожала плечами.
— Это быстро проходит.
— Да, в этом нетрудно убедиться, глядя на вас!
Мадам Парнак улыбнулась.
— Неплохо… Но успокойтесь, крошка, я вовсе не желаю зла вашему Франсуа…
— Вот это и настораживает!
— Можете думать все что угодно, Мишель, но я еще не в том возрасте, чтобы связываться с сосунками.
— Поэтому-то он все время и крутится вокруг вас.
— По-вашему, я уж и понравиться не могу?
— Конечно-конечно, Франсуа настолько вам безразличен, что вы, замужняя женщина, назначаете ему ночью свидание!
— Причем здесь свидание? Он сказал, что должен сообщить мне что-то очень важное!
— Какой все-таки дурак!
— Это верно, вы составите неплохую пару… если, конечно, не станет возражать третий, ваш отец.
— Как-нибудь разберемся, только не мутите воду!
— Мне-то зачем?.. Но вы забыли одну вещь, Мишель, — Франсуа не любит вас.
— Главное, чтоб вы не лезли, а это уже мое дело! — закончила Мишель и вышла из комнаты мачехи. В холле она наткнулась на Франсуа Лепито.
— Ах, и вы здесь! — воскликнула Мишель, даже не дав ему времени поздороваться. — Какого черта вас сюда занесло?
— Но… я хотел узнать, как себя чувствует мадам Парнак…
— И вам не стыдно?
— Стыдно? — изумился Лепито.
— Какой наглец! Только отец в кабинет, а этот уже шасть к его жене? — возмущалась Мишель. — Что вам здесь нужно в конце-то концов? Ну?
— Ничего, обычный долг вежливости. Повторяю, я хотел узнать о ее здоровье.
— Так я вам и поверила! Долг вежливости!.. Вам-то что за дело до здоровья моей мачехи?
— По-моему…
— Молчали б лучше! Одно у вас на уме, развратник! А может, вас, как всякого убийцу, тянет на место преступления?
— Ну что вы несете? Совсем рехнулись? — слабо отбивался Лепито.
— Во-первых, попрошу вас разговаривать со мной вежливо! А во-вторых, нечего из меня дуру делать!
— Совершенно не понимаю, в чем…
— Вы что же, воображаете, будто ваше ночное свидание с мачехой для меня тайна? Это вы ее стукнули?
— Нет-нет, клянусь вам, это не я!
— Жаль! Это единственное, что я охотно простила бы вам! А теперь убирайтесь!
В это время нотариус вышел из своего кабинета и, увидев, что молодой клерк разговаривает с его дочерью, спросил:
— Вы хотели меня видеть, Франсуа?
— Пальцем в небо! — фыркнула Мишель.
— Я… я пришел… вернее, я хотел… узнать, как себя чувствует мадам Парнак.
— Очень мило с вашей стороны, Франсуа.
— Просто нет слов, как мило! — сквозь зубы пробормотала девушка.
Мэтр Альбер рассердился.
— В конце концов это просто невыносимо, Мишель! Какая муха тебя сегодня укусила? Твои замечания нелепы и неуместны.
— Нелепы и неуместны, да?
— Вот именно!
— Что ж, разбирайтесь сами! Почему б тогда не отвести его к Соне? Пусть убедится, что твоя супруга жива.
— Очень хорошо! Как раз это я и собираюсь сделать. Вы идете, Франсуа?
Мишель испустила вопль, похожий на крик бешеного слона, готового вонзить бивни в соперника.
— О-о-о! Полтора идиота!
И, повернувшись на каблуках, она выбежала в сад. Мэтр Парнак покачал головой и повел клерка в комнату жены.
— С моей дочерью что-то неладное. По-моему, она ревнует.
Франсуа показалось, что у него остановилось сердце.
— Ревнует? — прошептал он, побледнев.
— Да, Мишель, наверное, считает, что я люблю ее меньше, чем раньше. Глупенькая! Разве можно сравнивать любовь к жене и любовь к дочери!
Если Соня и удивилась, увидев Франсуа, то никак не выдала своего недоумения.
Эдмон Шаллан и Ансельм Лакоссад разрабатывали план действий на завтрашний день. Неожиданно дежурный сообщил, что с комиссаром хотел бы поговорить мэтр Парнак.
Нотариус снисходительно поздоровался, как и подобало богатому буржуа в разговоре с полицейским.
— Господин комиссар, я позволил себе побеспокоить вас, чтобы просить, не щадя сил, искать виновника покушения, которое едва не стоило жизни моей жене.
— Поверьте, мэтр, мы делаем все возможное, но у нас слишком мало исходного материала. Мадам Парнак не сообщила вам никаких подробностей?
— Нет. Жена ничего не помнит. Она вышла в сад, надеясь облегчить тяжелый приступ мигрени, и неожиданно получила страшный удар по голове и сразу потеряла сознание.
— Крайне скупая информация, мэтр. Согласитесь, что нам будет довольно трудно добиться результата… Я лично считаю, что виновен какой-нибудь бродяга, задумавший ограбить домик мсье Дезире, после того как узнал, что хозяин умер и там никого нет… Внезапно встретив мадам Парнак, он ударил ее исключительно из чувства самозащиты… Впрочем, мог быть и другой вариант…
— Да? Какой же?
— Допустим… кто-то и в самом деле хотел убить вашу жену.
— В конце-то концов, ну кто ж это может так ненавидеть Соню, чтобы желать ей смерти?
— Пока я не могу ответить на этот вопрос, мэтр, и вы сами понимаете почему. У вас есть враги?
— Насколько мне известно — нет. Завистники наверняка есть, но вряд ли кому-то из них может прийти в голову убить мою жену.
— Позвольте задать вам несколько нескромных вопросов, мэтр. Уж простите, но это необходимо.
— Прошу вас. Мне нечего скрывать. Жизнь Альбера Парнака прозрачна как горный хрусталь.
— Вы богаты, мэтр?
— И впрямь странный вопрос, но я все же отвечу. Да, я богат, особенно теперь, когда получаю наследство брата — его состояние гораздо значительнее моего.
— Вы уже составили завещание?
— Разумеется. Оно лежит у мэтра Вальпеля.
— Не согласились бы вы сообщить мне его содержание? Обещаю хранить профессиональную тайну.
— Право же, не вижу никаких причин напускать туману. Все мое состояние в равных долях переходит жене и дочери, а после смерти одной из них все получит другая. Но откуда такой интерес к моему имуществу и наследникам?
— По правде говоря, еще не могу сказать точно, почему это нас заинтересовало. Мы бредем на ощупь и, как слепые, то и дело останавливаемся, ожидая, пока кто-нибудь подскажет дорогу.
— В таком случае будем надеяться, что сострадательный прохожий скоро появится… Мне было бы весьма жаль, господин комиссар, если бы пришлось просить ваше начальство несколько оживить ход расследования. До свидания, господа.
— Будьте осторожны, — бросил вслед нотариусу Шаллан, — особенно по ночам. После того как с вашей женой случилось несчастье, лишние предосторожности не повредят.
— Предосторожности?
— А вдруг тот, кто напал на вашу жену, вздумает приняться за вас?
— Какая ерунда!
Однако в голосе мэтра Альбера не было уверенности. Когда он ушел, комиссар обернулся к Лакоссаду.
— Что вы думаете об этом типе?
— Могу лишь с удовольствием повторить фразу Публия Сира: «Лишь людская алчность сделала из Фортуны богиню».
— Да, кажется, наш нотариус — хорошее тому подтверждение.
Франсуа Лепито возвращался домой в полной растерянности. Ссора с Мишель, а потом свидание с Соней так потрясли молодого человека, что на некоторое время он совершенно утратил способность размышлять. Клерк даже не заметил, что Софи Шерминьяк поджидает его у порога, и обратил на нее внимание, лишь когда не в меру страстная вдова крепко схватила его за руку и втянула к себе в комнату. Франсуа почувствовал себя так же, как, видимо, чувствует себя рыба в щупальцах осьминога. Софи усадила его на стул, заставила проглотить стаканчик «Аркебюза», от которого молодой человек мучительно закашлялся, и, пока он переводил дух, бросилась в атаку.
